Неточные совпадения
Губерния наша дальняя, дворянства этого нет, ну, и
жили мы тут как у Христа за пазушкой; съездишь, бывало, в
год раз в губернский город, поклонишься чем бог послал благодетелям и знать больше ничего не хочешь.
Жил он в пустыне более сорока
лет,
жил в строгости и тесноте великой, и столько полюбилось ему ее безмолвие, что без слез даже говорить об ней не мог.
Если б большая часть этого потомства не была в постоянной отлучке из дому по случаю разных промыслов и торговых дел, то, конечно, для помещения его следовало бы выстроить еще по крайней мере три такие избы; но с Прохорычем
живет только старший сын его, Ванюша, малый
лет осьмидесяти, да бабы, да малые ребята, и весь этот люд он содержит в ежовых рукавицах.
— Уговорила меня, сударь, к себе тутошняя одна помещица к ней переселиться:"
Живите, говорит, при мне, душенька Марья Петровна, во всем вашем спокойствии; кушать, говорит, будете с моего стола; комната вам будет особенная; платьев в
год два ситцевых и одно гарнитуровое, а занятия ваши будут самые благородные".
И
жила я у ней таким манером
лет пять, и точно, грех сказать, кроме хорошего, обиды от нее никакой не видала.
Прожила я таким родом и у Дарьи Григорьевны три
года с лишком и обиды для себя никакой от них не видала.
Живновский. Надо, надо будет скатать к старику; мы с Гордеем душа в душу
жили… Однако как же это? Ведь Гордею-то нынче было бы под пятьдесят, так неужто дедушка его до сих пор на службе состоит? Ведь старику-то без малого сто
лет, выходит. Впрочем, и то сказать, тогда народ-то был какой! едрёный, коренастый! не то что нынче…
— Рекомендую вам! Иван Семеныч Фурначев, сын статского советника Семена Семеныча Фурначева [60], который, двадцать
лет живя с супругой, не имел детей, покуда наконец, шесть
лет тому назад, не догадался съездить на нижегородскую ярмарку. По этому-то самому Иван Семеныч и слывет здесь больше под именем антихриста… А что, Иван Семеныч, подсмотрел ты сегодня после обеда, как папка деньги считает?
Прошло уж
лет пятнадцать с тех пор, как мы не видались, и я совершенно нечаянно, находясь по службе в Песчанолесье, узнал, что Лузгин
живет верстах в двадцати от города в своей собственной усадьбе.
— А женился я, братец, вот каким образом, — сказал Лузгин скороговоркой, —
жила у соседей гувернантка, девочка
лет семнадцати; ну, житье ее было горькое: хозяйка капризная, хозяин сладострастнейший, дети тупоголовые… Эта гувернантка и есть жена моя… понимаешь?
— А что господа? Господа-то у них, может, и добрые, да далече
живут, слышь. На селе-то их
лет, поди, уж двадцать не чуть; ну, и прокуратит немец, как ему желается.
Года три назад, бают, ходили мужики жалобиться, и господа вызывали тоже немца — господа, нече сказать, добрые! — да коли же этака выжига виновата будет! Насказал, поди, с три короба: и разбойники-то мужики, и нерадивцы-то! А кто, как не он, их разбойниками сделал?
Помню я свое детство, помню и родителя, мужа честна и праведна;
жил он
лет с семьдесят,
жил чисто, как младенец, мухи не изобидел и многая возлюбил…
Прожили мы в этом спокойствии
года три; все это время я находился безотлучно при Асафе, по той причине, что должен был еще в вере себя подкрепить, да и полюбил он меня крепко, так что и настоятельство мне передать думал.
— Ты, — говорит, — вот семьдесят
годов здесь
живешь, а какой от тебя святой вере прибыток?
— Как не живы —
живут; только один-от, на старости
лет, будто отступился, стал вино пить, табак курить; я, говорит, звериному образу подражать не желаю, а желаю, говорит, с хорошими господами завсегда компанию иметь; а другой тоже прощенья приезжал ко мне сюда просить, и часть мою, что мне следовало, выдал, да вот и племянницу свою подарил… я, сударь, не из каких-нибудь…
И
прожила она, сударь, таким родом
лет за сотню, и хоша под конец жизни очень уж стара была, даже ноги едва волочила, а строгость свою всю соблюдала, так что я и в сорок-то
лет ее, словно маленькая, страшилась.
Даже и об том помышляю, чтобы, на старости
лет, совсем от мирския прелести удалиться, и сказывали мне, будто для того в закамской стороне и места удобные обретаются, и
живут в них старцы великие постники и подражатели; так вы бы, матушка, от странников, в ваши места приходящих, об том узнавали, где тех великих старцев сыскать, и мне бы потом отписали.
—
Жила я таким родом до шестнадцати годков. Родитель наш и прежде каждый
год с ярмонки в скиты езживал, так у него завсегда с матерями дружба велась. Только по один
год приезжает он из скитов уж не один, а с Манефой Ивановной — она будто заместо экономки к нам в дом взята была. Какая она уж экономка была, этого я доложить вашему благородию не умею…
2) Манефа Ивановна Загуменникова, от роду имею тридцать
лет; состою по расколу и
жила в скитах, в обители у игуменьи Магдалины, где пострижена в иноческий образ под именем Маремьяны.
— Да чего больше сказывать-то!
жила я, сударь, в этой обители еще
года с два, ну, конечно, и поприобыкла малость, да и вижу, что супротивничеством ничего не возьмешь, — покорилась тоже. Стали меня «стричься» нудить — ну, и остриглась, из Варвары Варсонофией сделалась: не что станешь делать. В последнее время даже милостыню сбирать доверили, только не в Москву пустили, а к сибирским сторонам…
Да! не мог же я
жить даром столько
лет, не мог же не оставить после себя никакого следа!
Неточные совпадения
Городничий (бьет себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать
лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
Да распрямиться дедушка // Не мог: ему уж стукнуло, // По сказкам, сто
годов, // Дед
жил в особой горнице, // Семейки недолюбливал, // В свой угол не пускал;
Трудись! Кому вы вздумали // Читать такую проповедь! // Я не крестьянин-лапотник — // Я Божиею милостью // Российский дворянин! // Россия — не неметчина, // Нам чувства деликатные, // Нам гордость внушена! // Сословья благородные // У нас труду не учатся. // У нас чиновник плохонький, // И тот полов не выметет, // Не станет печь топить… // Скажу я вам, не хвастая, //
Живу почти безвыездно // В деревне сорок
лет, // А от ржаного колоса // Не отличу ячменного. // А мне поют: «Трудись!»
Разломило спину, // А квашня не ждет! // Баба Катерину // Вспомнила — ревет: // В дворне больше
году // Дочка… нет родной! // Славно
жить народу // На Руси святой!
Был господин невысокого рода, // Он деревнишку на взятки купил, //
Жил в ней безвыездно // тридцать три
года, // Вольничал, бражничал, горькую пил, // Жадный, скупой, не дружился // с дворянами, // Только к сестрице езжал на чаек; // Даже с родными, не только // с крестьянами,