Неточные совпадения
— Чего-с? — отозвался
тот, как бы не поняв даже
того, о
чем его спрашивали. Его очень заговорил граф Хвостиков, который
с самого
начала обеда вцепился в него и все толковал ему выгоду предприятия, на которое он не мог поймать Янсутского. Сын Израиля делал страшное усилие над своим мозгом, чтобы понять, где тут выгода, и ничего, однако, не мог уразуметь из слов графа.
Прокофий в эти дни превзошел самого себя: он
с нескрываемым презрением смотрел на Домну Осиповну и даже кушанья за обедом сначала подавал барину, а потом уж ей, так
что Бегушев, наконец, прикрикнул на него: «
Начинай с Домны Осиповны!» Прокофий стал
начинать с нее, но и тут —
то забудет ей подать салату, горчицы,
то не поставит перед нею соли.
— Откровенно говоря, —
начал он
с расстановкой, — я никогда не воображал встретить такую женщину, которая бы говорила,
что она не любит мужа и, по ее словам, любит другого, и в
то же время так заботилась бы об муже, как, я думаю, немного нежных матерей заботятся о своих балованных сыновьях!
Дело в
том,
что Олухову его Глаша своей выпивкой, от которой она и дурнела
с каждым днем, все более и более делалась противна, а вместе
с тем, видя,
что Домна Осиповна к нему добра, ласкова, и при этом узнав от людей,
что она находится
с Бегушевым вовсе не в идеальных отношениях, он
начал завидовать
тому и мало-помалу снова влюбляться в свою жену.
— Положим, он жид, но он человек очень богатый и чрезвычайно честный!.. — возразил Янсутский. — Не чета этому подлецу Хмурину. — Прежде, когда Янсутский обделывал дела
с Хмуриным,
то всегда
того хвалил больше,
чем Офонькина, а теперь,
начав с Офонькиным оперировать, превозносил его до небес!
Предположение его вряд ли было несправедливо, потому
что Мерова, как только издалека еще видела идущего им навстречу мужчину,
то сейчас же, прищурив глазки,
начинала смотреть на него, и когда оказывалось,
что это был совсем незнакомый ей, она делала досадливую мину и обращалась
с разговором к Бегушеву.
Ему в самом деле прискучили, особенно в последнюю поездку за границу, отели —
с их табльдотами, кельнерами! Ему даже
начинала улыбаться мысль, как он войдет в свой московский прохладный дом, как его встретит глупый Прокофий и как повар его, вместо фабрикованного трактирного обеда, изготовит ему что-нибудь пооригинальнее, — хоть при этом он не мог не подумать: «А
что же сверх
того ему делать в Москве?» — «
То же,
что и везде: страдать!» — отвечал себе Бегушев.
— Но вы поймите мое положение, —
начал граф. — Тюменев уезжает за границу, да если бы и не уезжал, так мне оставаться у него нельзя!.. Это не человек, а вот
что!.. — И Хвостиков постучал при этом по железной пластинке коляски. — Я вполне понимаю дочь мою,
что она оставила его, и не укоряю ее нисколько за
то; однако
что же мне
с собой осталось делать?.. Приехать вот
с вами в Петербург и прямо в Неву!
Домне Осиповне хотелось спросить, о
чем именно хандрит Бегушев, однако она удержалась; но когда граф Хвостиков стал было раскланиваться
с ней, Домна Осиповна оставила его у себя обедать и в продолжение нескольких часов, которые
тот еще оставался у ней, она несколько раз принималась расспрашивать его о разных пустяках, касающихся Бегушева. Граф из этого ясно понял,
что она еще интересуется прежним своим другом, и не преминул
начать разглагольствовать на эту
тему.
Перед балом в Дворянском собрании Бегушев был в сильном волнении. «Ну, как Домна Осиповна не будет?» — задавал он себе вопрос и почти в ужас приходил от этой мысли. Одеваться на бал Бегушев
начал часов
с семи, и нельзя умолчать,
что к туалету своему приложил сильное и давно им оставленное старание: он надел превосходное парижское белье, лондонский фрак и даже слегка надушился какими-то тончайшими духами. Графу Хвостикову Бегушев объявил, чтобы
тот непременно был готов к половине девятого.
Такой прием графа и самая бумага сильно пугнули смотрителя: он немедленно очистил лучшую комнату, согнал до пяти сиделок, которые раздели и уложили больную в постель. А о
том,
чем, собственно, дочь больна и в какой мере опасна ее болезнь, граф даже забыл и спросить уже вызванного
с квартиры и осмотревшего ее дежурного врача; но как бы
то ни было, граф, полагая,
что им исполнено все,
что надлежало, и очень обрадованный,
что дочь
начала немного дремать, поцеловал ее, перекрестил и уехал.
Тот продолжал; но только вдруг на одном очень поэтическом, по мнению Татьяны Васильевны, монологе
начал кашлять, чихать и в заключение до
того докашлялся,
что заставил дам покраснеть и потупиться, а мужчин усмехнуться, и вместе
с ними сам добродушно рассмеялся.
Неточные совпадения
«Толстомясая немка», обманутая наружною тишиной, сочла себя вполне утвердившеюся и до
того осмелилась,
что вышла на улицу без провожатого и
начала заигрывать
с проходящими.
Ибо, ежели градоначальник, выйдя из своей квартиры, прямо
начнет палить,
то он достигнет лишь
того,
что перепалит всех обывателей и, как древний Марий, останется на развалинах один
с письмоводителем.
Только тогда Бородавкин спохватился и понял,
что шел слишком быстрыми шагами и совсем не туда, куда идти следует.
Начав собирать дани, он
с удивлением и негодованием увидел,
что дворы пусты и
что если встречались кой-где куры,
то и
те были тощие от бескормицы. Но, по обыкновению, он обсудил этот факт не прямо, а
с своей собственной оригинальной точки зрения,
то есть увидел в нем бунт, произведенный на сей раз уже не невежеством, а излишеством просвещения.
Во время градоначальствования Фердыщенки Козырю посчастливилось еще больше благодаря влиянию ямщичихи Аленки, которая приходилась ему внучатной сестрой. В
начале 1766 года он угадал голод и стал заблаговременно скупать хлеб. По его наущению Фердыщенко поставил у всех застав полицейских, которые останавливали возы
с хлебом и гнали их прямо на двор к скупщику. Там Козырь объявлял,
что платит за хлеб"по такции", и ежели между продавцами возникали сомнения,
то недоумевающих отправлял в часть.
Не вопрос о порядке сотворения мира тут важен, а
то,
что вместе
с этим вопросом могло вторгнуться в жизнь какое-то совсем новое
начало, которое, наверное, должно было испортить всю кашу.