Неточные совпадения
Вышневский. Вместо шляпок там и разных мод, которые женщины считают необходимыми, ты
будешь ей читать лекции о добродетели. Она, конечно, из любви тебя выслушает, а шляпок и салопов
у нее все-таки
не будет.
Вышневский. Как это громко: «никогда!» и как это глупо вместе с тем! Я так думаю, что ты возьмешься за ум; я довольно видел таких примеров, только смотри
не опоздай. Теперь
у тебя
есть случай и покровительство, а тогда может
не быть: ты испортишь карьеру, товарищи твои уйдут вперед, трудно
будет тебе начинать опять сначала. Я говорю тебе как чиновник.
У нас общественного мнения нет, мой друг, и
быть не может, в том смысле, в каком ты понимаешь.
Юлинька. Надобно замечать из разговора,
у кого что
есть, кто на что надеется. Коли теперь нет, так в виду чего
не имеет ли. Уж сейчас из слов видно, кто какой человек. Твой Жадов что говорит с тобой, как вы одни остаетесь?
Полина. А
у моего, должно
быть, нет знакомых купцов, он мне об этом ничего
не говорит. Ну, как он мне
не станет привозить ничего?
Кукушкина. Кто же знает? Вам известно, сударыня, что я посторонних молодых людей в дом
не принимаю. Я принимаю только женихов или тех, которые могут
быть женихами.
У меня, коли мало-мальски похож на жениха, — милости просим, дом открыт, а как завилял хвостом, так и поворот от ворот. Нам таких
не надобно. Я свою репутацию берегу, да и вашу также.
Юлинька. Когда он
был у нас в третий раз, помните, в пятницу, я ему стихи читала любовные; он тоже, кажется, ничего
не понял. А уж в четвертый раз я ему записку написала.
А выйдете, дети, замуж, вот вам мой совет: мужьям потачки
не давайте, так их поминутно и точите, чтоб деньги добывали; а то обленятся, потом сами плакать
будете. Много бы надо
было наставлений сделать; но вам теперь, девушкам, еще всего сказать нельзя; коли случится что — приезжайте прямо ко мне,
у меня всегда для вас прием, никогда запрету нет. Все средства я знаю и всякий совет могу дать, даже и по докторской части.
Кукушкина. Я вам правду скажу, Аким Акимыч, они
у меня в строгости воспитываются, от всего отдалены. Денег я
не могу за ними дать много, но уж за нравственность мужья
будут благодарны. Я люблю детей, Аким Акимыч, но строга, очень строга. (Строго.) Полина, подите распорядитесь чаем.
Юсов (сделав серьезную физиономию). Скоро, скоро
будет. Я уж об нем докладывал нашему генералу. А генерал весь в моих руках: что я скажу, то и
будет. Мы его сделаем столоначальником. Я захочу,
будет столоначальником, а
не захочу,
не будет столоначальником… Хе, хе,
будет,
будет! Генерал
у меня вот где. (Показывает руку.)
Кукушкина. Да-с. Да и в дом опасно принимать холостого человека, особенно
у кого
есть дочери или молодая жена. Кто его знает, что
у него на уме. По-моему, молодого человека надо женить поскорей, он после сам
будет благодарен, а то ведь они глупы, своей пользы
не понимают.
Года два
был на побегушках, разные комиссии исправлял: и за водкой-то бегал, и за пирогами, и за квасом, кому с похмелья, и сидел-то я
не у стола,
не на стуле, а
у окошка на связке бумаг, и писал-то я
не из чернилицы, а из старой помадной банки.
Кукушкина. Эх, Аким Акимыч, женится — переменится. А
не знать всего этого я
не могла, я
не такая мать, без оглядки ничего
не сделаю.
У меня такое правило: как только повадился к нам молодой человек, так и пошлю кого-нибудь узнать про него всю подноготную или сама от сторонних людей разведаю. Все эти глупости в нем, по-моему, происходят от холостой жизни. Вот как женится, да мы на него насядем, так и с дядей помирится, и служить
будет хорошо.
Белогубов. Совсем другое дело-с.
У него дяденька богатый-с, да и сам он образованный человек, везде может место иметь. Хоть и в учители пойдет — все хлеб-с. А я что-с? Пока
не дадут места столоначальника, ничего
не могу-с… Да и вы сами
не захотите щи да кашу кушать-с. Это только нам можно-с, а вы барышня, вам нельзя-с. А вот получу место, тогда совсем другой переворот
будет.
Белогубов. Что бы я
был? Дурак-с! А теперь член общества, все уважают, по городу идешь, все купцы кланяются, в гости позовут,
не знают, где посадить, жена меня любит. А то за что бы ей любить-то меня, дурака? Василий! Нет ли
у вас конфект каких дорогих?
1-й чиновник. Какой случай
был! Писарек
у нас, так, дрянненький, какую штуку выкинул! Фальшивую копию с решения написал (что ему в голову пришло!) и подписался за всех присутствующих, да и снес к истцу. А дело-то интересное, денежное. Только он копию-то
не отдал, себе на уме, а только показал. Ну, и деньги взял большие. Тот после пришел в суд, ан дело-то совсем
не так.
Юлинька. Да уж делать нечего, Полинька, мы пока, сколько можем,
будем тебя поддерживать. Только
не слушай ты, пожалуйста, своего мужа. Ты ему растолкуй хорошенько, что ты его даром любить
не будешь. Ты, глупенькая, пойми, за что их даром любить-то, мужьев-то? Это довольно странно! Обеспечь меня, дескать, во всем, чтобы я блистала в обществе, тогда я тебя и стану любить. Он от капризу
не хочет твоего счастия, а ты молчишь. Попроси только он
у дяди, и ему дадут такое же доходное место, как
у моего мужа.
Полина. Какая это Юлинька
у нас умная! А я-то дура, дура! (Увидав картон.) Новая шляпка! новая шляпка! (Хлопает в ладоши.) Я теперь целую неделю
буду весела, если только муж
не расстроит. (
Поет.) «Матушка, голубушка…» и т. д.
У меня бы на твоем месте другого и разговору
не было.
Кукушкина. Разве такие люди, как вы, могут оценить благородное воспитание! Моя вина, я поторопилась! Выдь она за человека с нежными чувствами и с образованием, тот
не знал бы, как благодарить меня за мое воспитание. И она
была бы счастлива, потому что порядочные люди
не заставляют жен работать, для этого
у них
есть прислуга, а жена только для…
Жадов. Для меня
было бы ужасно убедиться в том, что ты говоришь. Нет, я надеюсь, что ты меня поймешь наконец. Теперь много работы
у меня; а вот
будет поменьше, мы с тобой займемся. Утром
будешь работать, а по вечерам
будем читать. Тебе многое надо прочесть, ты ведь ничего
не читала.
Жадов (один). Что
у меня за характер! Куда он годится? С женой и то ужиться
не мог! Что ж мне делать теперь? Господи Боже мой! Я с ума сойду. Без нее мне незачем на свете жить. Как это сделалось, я, право,
не понимаю. Как же это я мог ее отпустить от себя! Что она
будет делать
у матери? Там она погибнет совсем. Марья! Марья!
Жадов (с умоляющим видом). Нет, нет, Полина,
не все еще. Много, много мне нужно еще сказать тебе. Ты многого
не знаешь. Кабы можно
было мне вдруг передать тебе свою душу, передать то, о чем думал и мечтал я, как бы я
был счастлив! Давай поговорим, Полина, поговорим. Ты только, ради Бога, слушай, одной милости прошу
у тебя.
Вышневская.
Не говорите про семейство!
У вас его никогда
не было. Вы даже
не знаете, что такое семейство! Позвольте же теперь, Аристарх Владимирыч, высказать вам все, что я перенесла, живя с вами.
Вышневская. Нет, вас. Разве вы жену брали себе? Вспомните, как вы за меня сватались! Когда вы
были женихом, я
не слыхала от вас ни одного слова о семейной жизни; вы вели себя, как старый волокита, обольщающий молодых девушек подарками, смотрели на меня, как сатир. Вы видели мое отвращение к вам, и, несмотря на это, вы все-таки купили меня за деньги
у моих родственников, как покупают невольниц в Турции. Чего же вы от меня хотите?
Вышневский. Напрасно. Я теперь бедный человек, а бедные люди позволяют своим женам ругаться. Это
у них можно. Если бы я
был тот Вышневский, каким
был до нынешнего дня, я бы вас прогнал без разговору; но мы теперь, благодаря врагам моим, должны спуститься из круга порядочных людей. В низшем кругу мужья бранятся с своими женами и иногда дерутся — и это
не делает никакого скандала.