— Су́против сытости не спорим, а позора на меня не кладите. Как это мне возможно вас отпустить без обеда? Сами недавно у вас угощались, и вдруг без хлеба, без соли вас пустим! Нельзя. Извольте оставаться; в гостях — что
в неволе; у себя как хочешь, а в гостях как велят. Покорнейше просим.
— Не оставьте вашей добротой, явите милость, — низко кланяясь, радостно промолвил Терентий. — Век бы служил вам верой и правдой.
В неволе к работе привык, останетесь довольны… Только не знаю, как же насчет воли-то?
— Голубчик ты мой, Мокей Данилыч, зачем старое вспоминать. Что было когда-то, то теперь давно былью поросло, — сказала, видимо, смущенная Дарья Сергевна. — Вот ты воротился из бусурманского плена и ни по чему не видно, что ты так долго
в неволе был. Одет как нельзя лучше, и сам весь молодец. А вот погляди-ка на себя в зеркало, ведь седина твою голову, что инеем, кроет. Про себя не говорю, как есть старая старуха. Какая ж у нас на старости лет жизнь пойдет? Сам подумай хорошенько!
Неточные совпадения
— Так у нас и делается, Марко Данилыч, так у нас и водится, — сказала Макрина. — Вот чапуринские — вздумают, пойдут
в часовню, не вздумают —
в келье сидят, — никто не
неволит их.
В Мертвом Култуке зелено́ вино редко важивалось, и волей-неволей он понемножку отвык от чарочки.
И ежели который человек, ведением или неведением, волей или
неволей, хотя перстом единым прикасался к кряковистому дубу или омывался водой из Поганого ключа, тем же часом распалялся он на греховную страсть, и оттого много скверны творилось
в долине и
в рощах, ее окружавших.
Ни с кем ни слова Дуня, а когда отец стал намекать ей, что вот, дескать, жених бы тебе, она напомнила ему про колечко и про те слова, что сказал он ей, даря его: «Венцом
неволить тебя не стану, отдай кольцо волей тому, кто полюбится…» Ни слова
в ответ не сказал ей Марко Данилыч…
— Дело доброе, — несколько спокойнее молвила Марья Ивановна. — И вперед не
невольте: хочет — выходи замуж, не хочет, пускай ее
в девицах остается. Сейчас вы от Писания сказали, и я вам тоже скажу от Писания: «Вдаяй браку, деву доброе творит, а не вдаяй лучше творит». Что на это скажете?
— Вот до чего мы с вами договорились, — с улыбкой сказала Марья Ивановна. —
В богословие пустились… Оставимте эти разговоры, Марко Данилыч. Писание — пучина безмерная, никому вполне его не понять, разве кроме людей, особенной благодатью озаренных, тех людей, что имеют
в устах «слово живота»… А такие люди есть, — прибавила она, немного помолчав, и быстро взглянула на Дуню. — Не
в том дело, Марко Данилыч, — не
невольте Дунюшки и все предоставьте воле Божией. Господь лучше вас устроит.
Шутка ли, двадцать с лишним годов
в басурманской
неволе?
— Доброй ли волей пришла
в сей освященный собор? — продолжал Николай Александрыч. — Не по страху ли, или по
неволе, не от праздного ли любопытства?
— Кто же
неволит тебя оставлять мирские посты? Они ведь телесные… — сказала Варенька. — Постничай, сколько душе угодно, только не смущай себя. Было бы у тебя сердце чисто да вера истинная, без сомнений. Помни, что ты уже
в ограде спасения… Помни клятву, что не будет у тебя сомнений, что всю жизнь будешь удаляться от мира и всех его забот и попечений, ото всей злобы и суеты его… Ведь тебе открыта тайна Божия?… Ведь ты возлюбила праведную веру?..
— Нарочно не говорил я, что араратские рассказывают про иерусалимского старца и про христа и царя Максима, — сказал Денисов. — Боялся запугать ее. Ты ведь говорил, что от этих сказаний возникло
в ней охлаждение к вере. Если она будет на соборе, тоже ни слова об этом не скажу. А надо, чтоб она была. Пускай не радеет, пускай ничего не говорит, оденется во что хочет… Шутка сказать — миллион! Не надо его упускать, надо, чтоб она волей или
неволей осталась у вас.
— Швабрин виноватый, — отвечал я. — Он держит
в неволе ту девушку, которую ты видел, больную, у попадьи, и насильно хочет на ней жениться.
Заходила ли речь о мертвецах, поднимающихся в полночь из могил, или о жертвах, томящихся
в неволе у чудовища, или о медведе с деревянной ногой, который идет по селам и деревням отыскивать отрубленную у него натуральную ногу, — волосы ребенка трещали на голове от ужаса; детское воображение то застывало, то кипело; он испытывал мучительный, сладко болезненный процесс; нервы напрягались, как струны.
Неточные совпадения
Неволей слушаешь, // Сто раз я слышал их): // «Как был я мал, наш князюшка // Меня рукою собственной //
В тележку запрягал;
«Да, одно очевидное, несомненное проявление Божества — это законы добра, которые явлены миру откровением, и которые я чувствую
в себе, и
в признании которых я не то что соединяюсь, а волею-неволею соединен с другими людьми
в одно общество верующих, которое называют церковью.
Он, желая выказать свою независимость и подвинуться, отказался от предложенного ему положения, надеясь, что отказ этот придаст ему большую цену; но оказалось, что он был слишком смел, и его оставили; и, волей-неволей сделав себе положение человека независимого, он носил его, весьма тонко и умно держа себя, так, как будто он ни на кого не сердился, не считал себя никем обиженным и желает только того, чтоб его оставили
в покое, потому что ему весело.
Она любила Ричардсона // Не потому, чтобы прочла, // Не потому, чтоб Грандисона // Она Ловласу предпочла; // Но
в старину княжна Алина, // Ее московская кузина, // Твердила часто ей об них. //
В то время был еще жених // Ее супруг, но по
неволе; // Она вздыхала о другом, // Который сердцем и умом // Ей нравился гораздо боле: // Сей Грандисон был славный франт, // Игрок и гвардии сержант.
Час от часу плененный боле // Красами Ольги молодой, // Владимир сладостной
неволе // Предался полною душой. // Он вечно с ней.
В ее покое // Они сидят
в потемках двое; // Они
в саду, рука с рукой, // Гуляют утренней порой; // И что ж? Любовью упоенный, //
В смятенье нежного стыда, // Он только смеет иногда, // Улыбкой Ольги ободренный, // Развитым локоном играть // Иль край одежды целовать.