Неточные совпадения
У Чапурина можно и вперед денег
взять, не откажет; на эти деньги токарню по весне справили бы, на первое время
хоть не больно мудрящую.
— Заладил себе, как сорока Якова: муж да муж, — молвила на то Аксинья Захаровна. — Только и речей у тебя.
Хоть бы пожалел маленько девку-то. Ты бы лучше вот послушал, что матушка Манефа про скитских «сирот» говорит. Про тех, что меж обителей особняком по своим кельям живут. Старухи старые, хворые; пить-есть хотят, а
взять неоткуда.
Вот
хоть у нас в Комарове
взять: налицо осталось двенадцать обителей, в семи-то, дай Бог здоровья благодетелям, нужды не терпим, грех на Бога роптать.
— А я вот что, Алексеюшка, думаю, — с расстановкой начал Патап Максимыч. — Поговорить бы тебе с отцом, не отпустит ли он тебя ко мне в годы. Парень ты золотой, до всякого нашего дела доточный, про токарное дело нечего говорить, вот
хоть насчет сортировки и всякого другого распоряженья… Я бы тебя в приказчики
взял. Слыхал, чать, про Савельича покойника? На его бы место тебя.
— Чтой-то, батька, какой ноне спесивый стал, — возразила Никитишна. — Заночевал бы, завтра пообедал бы. Чуть брожу, а для гостя дорогого знатный бы обедец состряпала. Наши ключовски ребята лось выследили, сегодня загоняли и привезли. Я бы
взяла у них лосиного мясца, да такое б тебе кушанье состряпала,
хоть царю самому на стол. Редко ноне лосей-то стали загонять. Переводятся что-то.
Хоть нашего брата
возьмите, как при нашей то есть коммерции станешь грехи замаливать?
Люди живут —
хоть бы Ветлугу
взять — беднота одна, лес рубят, луб дерут, мочало мочат, смолу гонят — бьются, сердечные, век свой за тяжелой работой: днем недоедят, ночью недоспят…
—
Хоть убей — в толк не
возьму, — возразил Патап Максимыч. — Про какие же сто тысяч поминаешь?
— Пятьдесят паев ты себе
возьми, вложивши за них пятьдесят тысяч, — продолжал Яким Прохорыч. — Не теперь, а после, по времени, ежели дело на лад пойдет. Не сможешь один, товарищей найди:
хоть Ивана Григорьича, что ли, аль Михайлу Васильича. Это уж твое дело. Все барыши тоже на сто паев — сколько кому достанется.
— А кому заплатишь-то?.. Платить-то некому!.. — отвечал дядя Онуфрий. — Разве можно артельному леснику с чужанина
хоть малость какую принять?.. Разве артель спустит ему хошь одну копейку
взять со стороны?.. Да вот я старшой у них, «хозяином» называюсь, а возьми-ка я с вашего степенства
хоть медну полушку, ребята не поглядят, что я у них голова, что борода у меня седа, разложат да таку вспарку зададут, что и-и… У нас на это строго.
— Обидно этак-то, господин купец, — отвечал Артемий. — Пожалуй, вот
хоть нашего дядю Онуфрия
взять… Такого артельного хозяина днем с огнем не сыскать… Обо всем старанье держит, обо всякой малости печется, душа-человек: прямой, правдивый и по всему надежный. А дай-ка ты ему волю, тотчас величаться зачнет, потому человек, не ангел. Да хоша и по правде станет поступать, все уж ему такой веры не будет и слушаться его, как теперь, не станут. Нельзя, потому что артель суймом держится.
Капитал ее лежал в опекунском совете, и часто предлагала она Чапурину
взять у нее
хоть все двести тысяч на его обороты…
—
Хоть бы про него
взять.
— Напишите в самом деле, сударыня Марья Гавриловна, — стала просить мать Манефа. — Утешьте меня,
хоть последний бы разок поглядела я на моих голубушек. И им-то повеселее здесь будет; дома-то они все одни да одни — поневоле одурь
возьмет, подруг нет, повеселиться хочется, а не с кем… Здесь Фленушка, Марьюшка… И вы, сударыня, не оставите их своей лаской… Напишите в самом деле, Марья Гавриловна. Уж как я вам за то благодарна буду, уж как благодарна!
А все-таки
хоть и Аграфенушку
взять, чужой дом не свой, Фленушка.
Вот
хоть бы сегодня
взять…
— Истину сказали, что Бог милостив, — перебила ее Манефа. — Да мы-то, окаянные, не мало грешны… Стóим ли того, чтоб он нас миловал?.. Смуты везде, споры, свары, озлобления! Христианское ль то дело?..
Хоть бы эту австрийскую квашню
взять… Каков человек попал в епископы!.. Стяжатель, благодатью Святого Духа ровно горохом торгует!.. Да еще, вправду ли, нет ли, обносятся слухи, что в душегубстве повинен… За такие ль дела Богу нас миловать?
Служилым людям,
хоть и казаков
взять, — не до веры.
— Так-то вернее будет, — примолвил дядя Елистрат. — Теперь не могут подменить — разом могу подлог приметить. Здесь ведь народец-то ой-ой! — прибавил он, наклоняясь к Алексею. — Небывалого, вот
хоть тебя, к примеру,
взять, оплетут как пить дать — мигнуть не успеешь. Им ведь только лясы точить да людей морочить. Любого
возьми — из плута скроен, мошенником подбит!.. Народ отпетый!..
— Это так точно, — отвечал Алексей. — Много их, всяких этих сект, значит… Вот
хоть бы наши места
взять: первая у нас вера по беглому священству, значит, по Городецкой часовне, покрещеванцы тоже бывают, есть по Спасову согласию, поморские… Да мало ли всех!.. Не сосчитаешь… Ведь и пословица есть такая: «Что мужик — то вера, что баба — то устав».
Да вот, к примеру,
хоть Вичугу [Кинешемского уезда Костромской губернии.]
взять, от здешних лесов не больно далеко, и там земля неродима…
— Он
хоть кого отуманит. Его на то
взять, — молвила Манефа. — Любого заговорит, и не хочешь, согласье дашь. Такой уж человек, Господь с ним… Какие ж твои мысли насчет этого, Василий Борисыч? — поправляясь на пуховике, сказала Манефа.
— Вот
хоть теперешнюю твою порученность
взять.
—
Хоть твое дело
взять, — продолжала она после недолгого молчанья. — Богу служил, церковных ради нужд труды на себя принимал, а теперь и тебя суета обуяла.
— Так-то оно так, — молвил Марко Данилыч, — да, право, много делов-то набралось, матушка… Вот теперича
хоть по рыбной части
взять — восемь баржей из Астрахани вышли на другой день Всех святых, а до сих пор об них никакого нет известия, не знаю, все ли там благополучно.
— Да ты
хоть то себе в толк
возьми, безумный, что дело-то ведь спешное…
— Как же, матушка, со всеми простился, — ответил Петр Степаныч. — И со сродниками, и с приказчиками, и со всеми другими домашними, которы на ту пору тут прилучились. Всех к себе велел позвать и каждого благословлял, а как кого зовут, дядюшка подсказывал ему. Чуть не всех он тут впервые увидел… Меня
хоть взять — перед Рождеством двадцать седьмой мне пошел, а прадедушку чуть-чуть помню, когда еще он в затвор-от не уходил.
— Такая молодая, прекрасная девица была!.. — вздохнул Петр Степаныч. — Кому бы и жить, как не ей? — А сам так воззрился на Фленушку, что та
хоть не робкого десятка, а встала и,
взяв со стола кулебяку, понесла ее в боковушу.
—
Возьми кого знаешь,
хоть всех бери — дело твое, — сказала Манефа. — Да началь их хорошенько, чтоб не очень ротозейничали. Не то, до меня не доведя, в погреб на лед озорниц сажай… Ну, прощай, Виринеюшка, не держу тебя, ступай к своим делам, управляйся с Богом, помогай тебе Господи!
— А ты молчи, дело говорю, — сказала она, отстраняя от себя Самоквасова. — Укажу, кого повенчать, погляжу на твою удаль… И если
возьмешь удальством, повенчаешь их, бери меня тогда,
хоть на другой же день бери…
— Одно то
возьми, что, когда грех венцом покроешь, тебе на калачи от тестя
хоть и достанется, да все же не столько, как если узнает он про ваши лесные гулянки…
—
Хоть для пробы мáленько дельце завели бы, небольшую бы ватажку на откуп
взяли, — продолжал Смолокуров. — После за совет мне спасибо сказали бы. Лиха беда начать, а там все как по маслу пойдет. Право, подумайте — барыши хорошие, дело вести можно.
Великое от того нестроение было, и не столько в Москве, сколько по местам отдаленным,
хоть бы ваше место, к примеру,
взять.
«Ах ты Господи, Господи! — думал московский посол, стоя у окна и глядя на безлюдную улицу пустынного городка. — Вот до чего довели!.. Им хорошо!.. Заварили кашу, да и в сторону…
Хоть бы эту шальную Фленушку
взять, либо Самоквасова с Семеном Петровичем… Им бы только потешиться… А тут вот и вывертывайся, как знаешь… С хозяином посоветуюсь; человек он, кажется, не глупый, опять же ум хорошо, а два лучше того…»