Ночные рейды советских летчиц. Из летной книжки штурмана У-2. 1941–1945

Ольга Голубева-Терес

В годы Великой Отечественной войны был такой необыкновенный полк – 46-й гвардейский полк ночных бомбардировщиков. «Ночных» – потому что бомбардировщиками выступали старенькие учебные самолеты-бипланы У-2 (По-2), «бронированные» фанерной обшивкой. Воевать днем, как другие боевые самолеты, такие машины не могли. «Необыкновенный» – потому что весь личный состав полка – от техника до командира – составляли женщины. В основном девчонки 18–22 лет от роду. Эти девчонки сделали за три года 24 тысячи боевых вылетов. 25 летчиц и штурманов стали Героями Советского Союза. Книга бывшего штурмана полка, кавалера ордена Славы Ольги Тимофеевны Голубевой-Терес (род. в 1923 г.) – правдивый рассказ о боевом пути этой уникальной в своем роде воинской части Красной армии.

Формирование женских авиаполков

Первые дни были очень трудными. Строгий распорядок дня, строевая подготовка, классные занятия по десять — одиннадцать часов в день. Передвижение по территории гарнизона только строем.

С непривычки девчонкам трудно было выдержать этот жесткий режим. Я старалась преодолеть все трудности. Ведь обещала Расковой все выдержать.

Вскоре на аэродроме, включая подкрыльные факелы, я забыла вырубить электричество из сети, и они взорвались в моих руках. Рядом оказалась Раскова.

— Открой глаза! Теперь-то видишь?

Все обошлось. А Марина Михайловна с упреком сказала:

— Эх, профессор! Учиться надо!

Она требовала ото всех аккуратности, четкости, организованности. И сама подавала пример, вызывая наше восхищение.

А как она умела носить военную форму, которая удивительно элегантно сидела на ее ладной фигуре и очень гармонировала с гладкой строгой прической. Не каждой женщине, даже в самом нарядном платье, удавалось выглядеть так привлекательно и женственно. Когда Раскова улыбалась или смеялась, в ней смеялось все: ее светлые глаза и ослепительно-белые зубы. Такой мы ее запомнили.

Учеба шла своим чередом. Теоретическая подготовка будущих воздушных бойцов проводилась по общей программе для всех трех полков. А в штабе формирования шла работа по укомплектованию частей. Раскова до поздней ночи засиживалась в штабе, беседовала с людьми, изучала личные дела, оценивала жизненный путь и опыт летчиков. Прежде всего нужно было подобрать командиров подразделений и начальников служб.

На должность командира 588-го ночного бомбардировочного авиаполка Раскова выбрала Евдокию Давыдовну Бершанскую. Во-первых, в прошлом инструктор, летчик гражданского флота. Во-вторых, Евдокия Давыдовна имела спокойный характер, обладала большой выдержкой и тактом, была справедливой и волевой. Комиссаром полка была назначена Е. Я. Рачкевич, начальником штаба — бывшая студентка МГУ Ирина Ракобольская.

Командиром 586-го истребительного авиаполка, на самолетах Як-1, стала майор Т. А. Казаринова — одна из старейших кадровых летчиков ВВС. Комиссаром — военный инженер 3-го ранга О. П. Куликова, начальником штаба — бывшая студентка МГУ Александра Макунина.

Командиром 587-го бомбардировочного авиаполка, на вооружении которого был легкий бомбардировщик Су-2, стала сама М. М. Раскова, комиссаром — Л. Я. Елисеева, начальником штаба — капитан М. А. Казаринова.

Полки истребителей и ночников были укомплектованы по штату всеми специалистами в первую очередь. В истребительный полк отобраны летчики из Осоавиахима, имевшие хорошую летную подготовку. Для полка ночников, на самолетах У-2 — летчики из аэроклубов. В полк скоростных дневных бомбардировщиков — пилоты, имевшие опыт полетов по маршруту, годные к полетам без ограничений. Командиры эскадрилий, звеньев — это наиболее опытные авиаторы.

Общее руководство по подготовке трех полков было оставлено за майором Расковой. А это значит, что именно ей приходилось заниматься вопросами обеспечения полков самолетами, летным и техническим обмундированием, различным оборудованием и снаряжением.

В любое время суток Раскову можно было застать на аэродроме. Она проводила разборы, летала, отдавала распоряжения и, конечно, учила подчиненных. Казалось, она никогда не отдыхает. Никто не видел ее усталой. Или она так умела владеть собой.

При формировании полков вновь сказалась нехватка людей. Марина Михайловна обратилась в Саратовский горком комсомола. Буквально на следующий день с раннего утра здание горкома осаждали девчата. Шутки, остроты, смех. В тесном коридоре не протиснуться. Все волнуются, как перед сдачей решающего экзамена. Все внимание — на дверь, за которой заседает комиссия. Девушки кидаются к выходящей, заглядывают в лицо, по блеску глаз и улыбке угадывая, что все в порядке. Наперебой спрашивают:

— Взяли? Строго осматривают? К зрению придираются? Справки о стрелковой подготовке требуют? А о прыжках?..

— Ничего не требуют. Посмотрели. Постукали. Сказали: «Годна».

Большая группа девушек пришла из авиационного техникума: Петкилева, Пинчук, Лучинкина, Шеянкина, Платонова… Именно они впоследствии составили костяк технической службы трех полков. Их зачислили сразу, без долгих разговоров.

Чуть ли не первыми примчались на прием к Расковой Нина Данилова, Ольга Клюева, Лидия Демешева — выпускницы Саратовского аэроклуба. Они тут же были приняты в штурманскую группу.

— У вас налет малый. На войне летать — это не в аэроклубе, — сказала Раскова.

А Ольге Клюевой, узнав, что она дипломница экономического института, предложила сначала все-таки защитить диплом.

— С войны вернешься, а у тебя специальность…

Над Олей подшучивали:

— Фрицы не сбивают тех, кто с высшим…

К двери робко, бочком протиснулась невысокого роста девушка. Она пришла прямо с завода, после смены. Вошла в горком и растерялась: все говорят о самолетах, о полетах. А что умеет она, Аня Сергеева, работница шарикоподшипникового завода? Только семь классов закончила. «Ну и что? — подумала Аня. — Зато я выносливее и сильнее многих». И она посмотрела на свои руки. «Возьмут!» — решила Аня и смело перешагнула порог кабинета, где сидели Раскова и Рачкевич.

— Что умеешь?

— Работать!

Ей хотелось рассказать Расковой, что ее фотография висит на заводской Доске почета, но застеснялась. Повторила:

— Работать умею!

— Вооруженцем пойдешь?

Аня не знала, что это такое, но уверенно ответила:

— Все сумею!

С заводов пришли и Лысогорская, и Резниченко, и сестры Жуковицкие, и Полина Белкина, и многие другие девчата. А на их опустевшие места вставали подростки.

Расталкивая очередь, к двери пробиралась маленькая девчушка.

— Ты куда, дитятко? — одновременно спросили ее несколько человек. — Здесь не в пионерский лагерь записывают.

— Я вам не дитятко, — строго ответила она. — А куда записывают, сама знаю. Отойди! — Девушка рукой отстранила насмешницу, которая загораживала дверь.

— Кто ты такая?

— Целовальникова я.

— Хо-хо! Что-то не слыхали такой фамилии среди известных летчиц.

— Еще услышите!

Вокруг расхохотались. Маленькая, худенькая девчушка держалась так, словно была опытным воином. Когда она вошла в кабинет, Раскова удивленно посмотрела на нее.

— Тебе что?

— Записаться пришла. На фронт.

Пропустив гражданское «записаться» мимо ушей, Раскова спросила:

— Что же ты умеешь? Самолет водить? Стрелять? Ремонтировать?

— Да нет, — нисколько не смутившись, ответила девчушка. — Я только школу окончила… Но ведь научусь! Всему, чему надо, научусь.

Раскова откровенно рассматривала девчонку от ее ботинок тридцать третьего размера до маленьких ладошек. А та задирала голову, поднималась на носки, как будто таким образом могла стать выше.

— Ну возьмите хоть кем. На худой конец, на первое время хоть писарем, что ли… А потом я научусь летать, сумею. Вот увидите…

— Ишь ты, «на худой конец», — усмехнулась Раскова и, обернувшись к членам комиссии, спросила: — Возьмем?

Вот так и взяли Лиду Целовальникову. Была она старшиной в эскадрилье, а потом все-таки стала штурманом и закончила войну, имея за плечами 590 боевых вылетов.

Многие саратовские девчата брались тогда за любое дело, только бы их взяли. Хоть кем! Аню Сергееву, Полину Петкилеву, Асю Пинчук, Валю Лучинкину и многих других зачислили вооруженцами. Многие из них потом стали летать штурманами. А вот Нина Худякова стала укладчицей парашютов.

Галя Жедяевская пришла с четвертого курса автодорожного института.

— А ты кем хочешь стать? Прибористом или мотористом? — спросили ее.

— Конечно мотористом, — заявила она, не зная, насколько тяжелую работу выбирает.

Да и кто тогда думал о том, что нас ждет.

Воинский порядок, строгая дисциплина — это первое, с чем пришлось столкнуться. Примечательным был первый приказ штаба особых полков от 25 октября 1941 года:

«Всему личному составу приказываю: перед баней пройти стрижку волос.

Устанавливаю для всего личного состава сбора единую прическу: перед — на пол-уха и под польку — затылок.

Ношение других видов причесок только с моего персонального в каждом отдельном случае разрешения.

Начальник сбора особых полковГерой Советского Союзамайор Раскова».

В парикмахерской некоторые сидели с трагическим видом. Ножницы безжалостно отхватывали косы. Ворохом лежали они на полу — белокурые, русые, каштановые, черные… Смешивались и сбивались в войлок. Многие девчата стали похожи на мальчишек. У каждой сразу поубавилось росту. Но все подтрунивали друг над другом, шутили, хотя в смехе этом слышалось и сожаление об утраченных локонах, и печаль о том, что теперь навсегда осталось в беззаботном прошлом.

Много огорчений доставила и форма: гимнастерки, брюки, мужское белье, кирзовые сапоги и портянки. Все было велико. Одну шинель можно было надеть на двоих и застегнуть на все крючки. Самые маленькие сапоги сорокового размера! Раздобыли ножницы, иголки, нитки и принялись за подгонку.

В часть продолжало прибывать пополнение. Через приемную комиссию прошло более тысячи девушек. С приездом в Энгельс личный состав распределился по группам. В летную вошли летчицы из аэроклубов и гражданского воздушного флота, в штурманскую — штурманы, получившие это звание в авиашколе Осоавиахима, и студентки вузов. Тех, кто имел техническое образование, определили в группу механиков по вооружению, по приборам и эксплуатации.

Занятия шли в лихорадочном темпе, а ночами то и дело поднимали по тревоге.

…5 часов 30 минут утра. Подъем. Десять минут на туалет — и в строй. Еще до завтрака будущие штурманы изучали телеграфную азбуку. После завтрака садились за книги, тетради, географические карты. Штурманское дело — сложное. Нужны большая настойчивость, упорство, терпение, чтобы овладеть тонкостями аэронавигации. Ведь придется водить самолеты в разных метеоусловиях: при хорошей и плохой видимости, под облаками и над ними, при попутном, встречном или боковом ветре. Многого и предусмотреть нельзя. Надо научиться распознавать местность, ориентироваться в полной темноте. Занимались по двенадцать — тринадцать часов в сутки.

Летчики в это же время изучали теорию полета, конструкцию самолетов, их оборудование, вооружение, производили тренировочные полеты, учились летать вслепую, ориентируясь только по приборам. Состав летной группы непрерывно пополнялся новыми летчицами, прибывавшими по вызову Расковой или по своей инициативе.

На долю техников и вооруженцев выпали особые трудности. Только немногие из них имели специальную техническую подготовку. Клавдия Илюшина, Надежда Стрелкова, Софья Озеркова окончили Военно-инженерную академию. Таня Алексеева, Дуся Коротченко, Тоня Калинкина, Римма Прудникова опирались на большой практический опыт. Они, не жалея сил и времени, занимались с остальными девушками, теми, кто до войны и близко самолета не видел. И надо сказать, вырастили замечательных механиков, вооруженцев, прибористов.

Подошло время первых полетов. Не для всех они оказались удачными. Некоторые испытали морскую болезнь и вылезали из самолета чуть живые.

Таких Раскова спрашивала:

— Плохо было?

— Плохо, — еле ворочая языком, отвечал новорожденный штурман.

— Так, может, летать не будешь?

— Буду, — упрямо отвечала девушка и, помолчав, добавляла: — Я перетерплю… Потренируюсь, товарищ майор! Вот честное слово, это пройдет!..

Марина Михайловна улыбалась, качая головой.

Конечно, особые трудности были оттого, что полеты производились зимой. В тяжелом летном обмундировании штурманы по очереди усаживались во вторую кабину самолета Р-5. Сразу после взлета летчик ждал от них указаний: курс, скорость, высота полета. Ледяной ветер выбивал из глаз слезы, и они тут же замерзали на ресницах. Трудно было рассмотреть землю за бортом. При работе с ветрочетом и линейкой коченели пальцы, отчего записи в бортжурнале были корявыми и неразборчивыми.

Конец ознакомительного фрагмента.