Неточные совпадения
Это замечание поставило хозяина в тупик: обидеться или поворотить на шутку? Вспомнив про дочерей, он
только замычал. Ответил
бы Харитон Артемьич, — ох, как тепленько
бы ответил! — да лиха беда, по рукам и ногам связан. Провел он дорогого гостя в столовую, где уже был накрыт стол, уставленный винами и закусками.
— Что же, будем строиться, — согласился Галактион. — Мы проезжали мимо Суслона. Место подходящее… А
только я
бы лучше на устье Ключевой поставил мельницу.
Веселилась и радовалась одна невеста, Серафима Харитоновна. Очень уж по сердцу пришелся ей молодой жених, и она видела
только его одного. Скорее
бы только все кончилось… С нею он был сдержанно-ласков, точно боялся проявить свою жениховскую любовь.
Только раз Галактион Михеич сказал невесте...
Но Полуянов всех успокоил. Он знал обоих еще по своей службе в Томске, где пировал на свадьбе Май-Стабровского. Эта свадьба едва не закончилась катастрофой. Когда молодых после венца усадили в коляску, лошади чего-то испугались и понесли. Плохо пришлось
бы молодым, если
бы не выручил Полуянов: он бросился к взбесившимся лошадям и остановил их на всем скаку, причем у него пострадал
только казенный мундир.
— Это, голубчик, гениальнейший человек, и другого такого нет, не было и не будет. Да… Положим, он сейчас ничего не имеет и бриллианты поддельные, но я отдал
бы ему все, что имею. Стабровский тоже хорош,
только это уж другое: тех же щей, да пожиже клей. Они там, в Сибири, большие дела обделывали.
— А как вы думаете относительно сибирской рыбы? У меня уже арендованы пески на Оби в трех местах. Тоже дело хорошее и верное. Не хотите? Ну, тогда у меня есть пять золотых приисков в оренбургских казачьих землях… Тут уж дело вернее смерти. И это не нравится? Тогда, хотите, получим концессию на устройство подъездного пути от строящейся Уральской железной дороги в Заполье? Через пять лет вы не узнали
бы своего Заполья: и банки, и гимназия, и театр, и фабрики кругом.
Только нужны люди и деньги.
К Ечкину старик понемногу привык, даже больше — он начал уважать в нем его удивительный ум и еще более удивительную энергию. Таким людям и на свете жить.
Только в глубине души все-таки оставалось какое-то органическое недоверие именно к «жиду», и с этим Тарас Семеныч никак не мог совладеть. Будь Ечкин кровный русак, совсем
бы другое дело.
— Вам-то какая забота припала? — накидывалась Анфуса Гавриловна на непрошенных заступниц. — Лучше
бы за собой-то смотрели…
Только и знаете, что хвостами вертите. Вот я сдеру шляпки-то, да как примусь обихаживать.
Несколько раз она удерживала таким образом упрямого гостя, а он догадался
только потом, что ей нужно было от него. О чем
бы Прасковья Ивановна ни говорила, а в конце концов речь непременно сводилась на Харитину. Галактиону делалось даже неловко, когда Прасковья Ивановна начинала на него смотреть с пытливым лукавством и чуть-чуть улыбалась…
— Э, вздор! — успокаивал Штофф. — Черт дернул Илюшку связаться с попом. Вот теперь и расхлебывай… Слышал, Шахма-то как отличился у следователя? Все начистоту ляпнул. Ведь все равно не получит своих пять тысяч, толстый дурак… Ну, и молчал
бы, а то
только самого себя осрамил.
Ей нравилось сердить Галактиона, и эта игра увлекала ее. Очень красиво, когда настоящий мужчина сердится, — так
бы, кажется, в мелкие крошки расшиб, а
только вот по закону этого не полагается. Раз, увлекшись этою игрой, Прасковья Ивановна даже испугалась.
— Ведь я младенец сравнительно с другими, — уверял он Галактиона, колотя себя в грудь. — Ну, брал… ну, что же из этого? Ведь по грошам брал, и даже стыдно вспоминать, а кругом воровали на сотни тысяч. Ах, если б я
только мог рассказать все!.. И все они правы, а я вот сижу. Да это что… Моя песня спета. Будет, поцарствовал. Одного
бы только желал, чтобы меня выпустили на свободу всего на одну неделю: первым делом убил
бы попа Макара, а вторым — Мышникова. Рядом
бы и положил обоих.
— Уж как господь пошлет, а я
только об одном молюсь, как
бы я с него лишнего не взял… да. Вот теперь попадье пришел помогать столы ставить.
— Сами управимся, бог даст… а ты
только плант наведи. Не следовало
бы тебе по-настоящему так с отцом разговаривать, — ну, да уж бог с тобой… Яйца умнее курицы по нынешним временам.
— За одно благодарю бога, именно, что у нас нет детей… да. Ты
только подумай, Харитина, что
бы их ждало впереди? Страшно подумать. Добрые люди показывали
бы пальцами… Благодарю господа за его великую милость!
— А вот и пустит. И еще спасибо скажет, потому выйдет так, что я-то кругом чиста. Мало ли что про вдову наболтают,
только ленивый не скажет. Ну, а тут я сама объявлюсь, — ежели
бы была виновата, так не пошла
бы к твоей мамыньке. Так я говорю?.. Всем будет хорошо… Да еще что, подошлем к мамыньке сперва Серафиму. Еще того лучше будет… И ей будет лучше: как будто промежду нас ничего и не было… Поняла теперь?
— Дело вот в чем, Галактион Михеич… Гм… Видите ли, нам приходится бороться главным образом с Прохоровым… да. И мне хотелось
бы, чтобы вы отправились к нему и повели необходимые переговоры. Понимаете, мне самому это сделать неудобно, а вы посторонний человек. Необходимые инструкции я вам дам, и остается
только выдержать характер. Все дело в характере.
— Ничего не кажется, а
только ты не понимаешь. Ведь ты вся пустая, Харитина… да. Тебе все равно: вот я сейчас сижу, завтра будет сидеть здесь Ечкин, послезавтра Мышников. У тебя и стыда никакого нет. Разве девушка со стыдом пошла
бы замуж за пьяницу и грабителя Полуянова? А ты его целовала, ты… ты…
В другой раз Анфуса Гавриловна отвела
бы душеньку и побранила
бы и дочерей и зятьев, да опять и нельзя: Полуянова ругать — битого бить, Галактиона — дочери досадить, Харитину — с непокрытой головы волосы драть, сына Лиодора — себя изводить. Болело материнское сердце день и ночь, а взять не с кого. Вот и сейчас, налетела Харитина незнамо зачем и сидит, как зачумленная.
Только и радости, что суслонский писарь, который все-таки разные слова разговаривает и всем старается угодить.
— Н-но-о?!. И что такое
только будет… Как
бы только Михей Зотыч не выворотился… До него успевать буду уж как-нибудь, а то всю музыку испортит. Ах, Галактион Михеич, отец ты наш!.. Да мы для тебя ничего не пожалеем!
«Ведь вот какой упрямый старик! — повторял про себя Галактион и
только качал головой. — Ведь за глаза было
бы одной мельницы, так нет, давай строить две новых!»
— Нет, как он всех обошел… И даже не скрывается, что в газеты пишет. Другой
бы посовестился, а он
только смеется. Настоящий змей… А тятенька Харитон Артемьич за него же и на всю улицу кричит: «Катай их, подлецов, в хвост и гриву!» Тятенька весьма озлоблены. Даже как будто иногда из разума выступают. Всех ругательски ругают.
— Ох, плохо будет, сватушка, всем плохо!.. Ведь можно было
бы жить, и еще как можно, если
бы все не набросились строить мельницы. По Ключевой-то теперь стоном стон стоит… Так и рвут, так и рвут. Что
только и будет!..
— Да, да… Ох, повезешь, сынок!.. А поговорка такая: не мой воз — не моя и песенка. Все хлеб-батюшко, везде хлеб… Все им держатся, а остальное-то так.
Только хлеб-то от бога родится, сынок… Дар божий… Как
бы ошибки не вышло. Ты вот на машину надеешься, а вдруг нечего будет не
только возить, а и есть.
— Уж так
бы это было хорошо, Илья Фирсыч! Другого такого змея и не найти, кажется. Он да еще Галактион Колобов — два сапога пара. Немцы там, жиды да поляки — наплевать, — сегодня здесь насосались и отстали, а эти-то свои и никуда не уйдут. Всю округу корчат, как черти мокрою веревкой. Что дальше, то хуже. Вопль от них идет. Так и режут по живому мясу. Что у нас
только делается, Илья Фирсыч! И что обидно: все по закону, — комар носу не подточит.
— Да, да… Нездоров. Ах, если
бы вы
только видели, какие ужасные ночи я провожу! Засыпаю я
только часов в шесть утра и все хожу… Вдруг сделается страшно-страшно, до слез страшно… Хочется куда-то убежать, спрятаться.
Проезжая мимо Суслона, Луковников завернул к старому благоприятелю попу Макару. Уже в больших годах был поп Макар, а все оставался такой же. Такой же худенький, и хоть
бы один седой волос.
Только с каждым годом старик делался все ниже, точно его гнула рука времени. Поп Макар ужасно обрадовался дорогому гостю и под руку повел его в горницы.
— Мне
бы только начать, — мечтал он, — а там уж я и сам как-нибудь изловчился
бы.
— Ведь я — святой человек, Илья Фирсыч, святой по терпению… Господи, чего
только я не терплю? Нет, кажется, такой глупости, которую не приходилось
бы проделывать. И, ей-богу, не для себя хлопочу, а для других…
— Позвольте мне кончить, господа… Дело не в названии, а в сущности дела. Так я говорю? Поднимаю бокал за того, кто открывает новые пути, кто срывает завесу с народных богатств, кто ведет нас вперед… Я сравнил
бы наш банк с громадною паровою машиной, причем роль пара заменяет капитал, а вот этот пароход, на котором мы сейчас плывем, — это
только один из приводов, который подчиняется главному двигателю… Гений заключается
только в том, чтобы воспользоваться уже готовою силой, а поэтому я предлагаю тост за…
— Ох, вы
бы лень-то вашу куда-нибудь продали, — корил Михей Зотыч. — Живете
только одним годом, от урожая до урожая. Хоть
бы солому-то оставляли скотине… Ведь год на год не приходится, миленькие.
— Ждите, миленькие…
Только как
бы он мимо рта не проехал. Очень уж вы любите дешевку-то.
Припомнив все обстоятельства, Михей Зотыч
только теперь испугался. Старик сел и начал креститься, чувствуя, как его всего трясет. Без покаяния
бы помер, как Ермилыч… Видно, за родительские молитвы господь помиловал. И то сказать, от своей смерти не посторонишься.
— Если
бы вы
только могли видеть, Болеслав Брониславич! — говорила Устенька со слезами на глазах. — Голодающие дети, голодающие матери, старики, отцы семейств… Развивается голодный тиф.
— Они выгонят меня из дому, как старую водовозную клячу, — спокойно предусматривала события мисс Дудль. — И я не довела
бы себя до этого, если
бы мне не было жаль мистера Стабровского… Без меня о нем все забудут. Мистер Казимир ждет
только его смерти, чтобы получить все деньги… Дидя будет еще много плакать и тогда вспомнит обо мне.
— Тятенька любезный, все мы под богом ходим и дадим ответ на страшном пришествии, а вам действительно пора
бы насчет души соображать. Другие-то старички вон каждодневно, например, в церковь, а вы, прямо сказать,
только сквернословите.