Неточные совпадения
— Он и то с бурачком-то ворожил
в курье, — вступился молодой парень с рябым лицом. — Мы, значит, косили, а с угору и видно, как по осокам он ходит… Этак из-под руки приглянет на реку, а потом присядет и
в бурачок
себе опять глядит. Ну, мы его и взяли, потому… не прост человек. А
в бурачке у него вода…
Темная находилась рядом со сторожкой,
в которой жил Вахрушка. Это была низкая и душная каморка с соломой на полу. Когда Вахрушка толкнул
в нее неизвестного бродягу, тот долго не мог оглядеться. Крошечное оконце, обрешеченное железом, почти не давало света. Старик сгрудил солому
в уголок, снял свою котомку и расположился, как у
себя дома.
Все девицы взвизгнули и стайкой унеслись
в горницы, а толстуха Аграфена заковыляла за ними. «Сама» после утреннего чая прилегла отдохнуть
в гостиной и долго не могла ничего понять, когда к ней влетели дочери всем выводком. Когда-то красивая женщина, сейчас Анфуса Гавриловна представляла
собой типичную купчиху, совсем заплывшую жиром. Она сидела
в ситцевом «холодае» и смотрела испуганными глазами то на дочерей, то на стряпку Аграфену, перебивавших друг друга.
— Одна мебель чего мне стоила, — хвастался старик, хлопая рукой по дивану. — Вот за эту орехову плачено триста рубликов… Кругленькую копеечку стоило обзаведенье, а нельзя супротив других ниже
себя оказать. У нас
в Заполье по-богатому все дома налажены, так оно и совестно свиньей быть.
Хозяин, воспользовавшись случаем, что при госте жена постеснится его оговорить, налил
себе третью «протодьяконскую». Анфуса Гавриловна даже отвернулась, предчувствуя скандал. Старшая дочь Серафима нахмурила брови и вопросительно посмотрела на мать.
В это время Аграфена внесла миску со щами.
На ней лежала сейчас нелегкая обязанность показать
себя в лучшем виде, какой только полагается для девиц.
Одним словом, Анфуса Гавриловна оказалась настоящим полководцем, хотя гость уже давно про
себя прикинул
в уме всех трех сестер: младшая хоть и взяла и красотой и удалью, а еще невитое сено, икона и лопата из нее будет; средняя
в самый раз, да только ленива, а растолстеет — рожать будет трудно; старшая, пожалуй, подходящее всех будет, хоть и жидковата из
себя и модничает лишнее.
Весь бассейн Ключевой представлял
собой настоящее золотое дно, потому что здесь осело крепкое хлебопашественное население, и благодатный зауральский чернозем давал баснословные урожаи, не нуждаясь
в удобрении.
Михей Зотыч был один, и торговому дому Луковникова приходилось иметь с ним немалые дела, поэтому приказчик сразу вытянулся
в струнку, точно по нему выстрелили. Молодец тоже был удивлен и во все глаза смотрел то на хозяина, то на приказчика. А хозяин шел, как ни
в чем не бывало, обходя бунты мешков, а потом маленькою дверцей провел гостя к
себе в низенькие горницы, устроенные по-старинному.
— И то я их жалею, про
себя жалею. И Емельян-то уж
в годах. Сам не маленький… Ну, вижу, помутился он, тоскует… Ну, я ему раз и говорю: «Емельян, когда я помру, делай, как хочешь. Я с тебя воли не снимаю». Так и сказал. А при
себе не могу дозволить.
— А для кого я хлопотал-то, дерево ты стоеросовое?.. Ты что должен сделать, идол каменный?
В ноги мне должен кланяться, потому как я тебе судьбу устраиваю. Ты вот считаешь
себя умником, а для меня ты вроде дурака… Да. Ты бы хоть спросил, какая невеста-то?.. Ах, бесчувственный ты истукан!
— Ты у меня поговори, Галактион!.. Вот сынка бог послал!.. Я о нем же забочусь, а у него пароходы на уме. Вот тебе и пароход!.. Сам виноват, сам довел меня. Ох, согрешил я с вами: один умнее отца захотел быть и другой туда же… Нет, шабаш! Будет веревки-то из меня вить… Я и тебя, Емельян, женю по пути. За один раз терпеть-то от вас. Для кого я хлопочу-то, галманы вы этакие? Вот на старости лет
в новое дело впутываюсь, петлю
себе на шею надеваю, а вы…
Но выкупиться богатому подрядчику из заводской неволи было немыслимо: заводы не нуждались
в деньгах, как помещики, а отпускать от
себя богатого человека невыгодно, то есть богатого по своей крепостной заводской арифметике.
Нынешний Евграф Огибенин являлся последним словом купеческого прогресса, потому что держал
себя совсем на господскую ногу: одевался по последней моде, волосы стриг под гребенку, бороду брил, усы завивал и
в довершение всего остался старым холостяком, чего не случалось
в купечестве, как стояло Заполье.
Другие называли Огибенина просто «Еграшкой модником». Анфуса Гавриловна была взята из огибенинского дома, хотя и состояла
в нем на положении племянницы. Поэтому на малыгинскую свадьбу Огибенин явился с большим апломбом, как один из ближайших родственников. Он относился ко всем свысока, как к дикарям, и чувствовал
себя на одной ноге только с Евлампией Харитоновной.
Нечего сказать, увертливый жид, а держит
себя в размашку, как будто уж совсем не по-жидовски.
Можно
себе представить общее удивление. Писарь настолько потерялся, что некоторое время не мог выговорить ни одного слова. Да и все другие точно онемели. Вот так гостя бог послал!.. Не успели все опомниться, а мудреный гость уже
в дверях.
Писарь давно обленился, отстал от всякой работы и теперь казнился, поглядывая на молодого зятя, как тот поворачивал всякое дело. Заразившись его энергией, писарь начал заводить строгие порядки у
себя в доме, а потом
в волости. Эта домашняя революция закончилась ссорой с женой, а
в волости взбунтовался сторож Вахрушка.
Писарь Замараев про
себя отлично сознавал недосягаемые совершенства нового родственника, но удивлялся ему про
себя, не желая покориться жене. Ну что же, хорош — и пусть будет хорош, а мы и
в шубе навыворот проживем.
Но все эти сомнения и недосказанные мысли разрешились сами
собой, когда Серафима, краснея и заикаясь, призналась, что она беременна. Муж посмотрел на нее непонимающими глазами, а потом так хорошо и любовно обнял и горячо поцеловал… еще
в первый раз поцеловал.
Он успел устроить кое-какие дела у
себя на заводе и вернулся на Ключевую, по обыкновению,
в своем бродяжническом костюме.
Никто не знал, что старик Колобов был
в Суслоне и виделся со старым благоприятелем Вахрушкой, которого и сманил к
себе на службу.
Сказано — сделано, и старики ударили по рукам. Согласно уговору Михей Зотыч должен был ожидать верного слугу
в Баклановой, где уже вперед купил
себе лошадь и телегу. Вахрушка скоро разделался с писарем и на другой день ехал уже
в одной телеге с Михеем Зотычем.
В сущности Харитина вышла очертя голову за Полуянова только потому, что желала хотя этим путем досадить Галактиону. На, полюбуйся, как мне ничего не жаль! Из-за тебя гибну. Но Галактион, кажется, не почувствовал этой мести и даже не приехал на свадьбу, а послал вместо
себя жену с братом Симоном. Харитина удовольствовалась тем, что заставила мужа выписать карету, и разъезжала
в ней по магазинам целые дни. Пусть все смотрят и завидуют, как молодая исправница катается.
Доставалось на орехи и «полуштофову тестю», то есть Харитону Артемьичу. Он первый призрел голого немца, да еще дочь за него замуж выдал. Вот теперь все и расхлебывай. Да и другой зять, Галактион, тоже хорош: всем мельникам запер ход, да еще рынок увел к
себе в Суслон.
Штофф попал
в самое больное место скуповатого деревенского батюшки. Он жил бездетным, вдвоем с женой, и всю любовь сосредоточил на скромном стяжании, — его интересовали не столько сами по
себе деньги, а главным образом процесс их приобретения, как своего рода спорт.
Заезжая на мельницу
в Прорыв, хитрый немец никогда не забывал захватить и ребятишкам игрушек и невестке какой-нибудь пустяковый подарочек.
Себя в убыток не введет и другим удовольствие доставит.
Признаюсь, я вас изучал
в течение пяти лет и знаю вас больше, чем вы сами
себя знаете.
Представьте
себе, у него решительно ничего нет, а он всегда имеет такой вид, точно у него
в бумажнике чек на пятьсот тысяч.
Вернувшись домой, Галактион почувствовал
себя чужим
в стенах, которые сам строил. О
себе и о жене он не беспокоился, а вот что будет с детишками? У него даже сердце защемило при мысли о детях. Он больше других любил первую дочь Милочку, а старший сын был баловнем матери и дедушки. Младшая Катя росла как-то сама по
себе, и никто не обращал на нее внимания.
Харитона Артемьевича не было дома, — он уехал куда-то по делам
в степь. Агния уже третий день гостила у Харитины. К вечеру она вернулась, и Галактион удивился, как она постарела за каких-нибудь два года. После выхода замуж Харитины у нее не осталось никакой надежды, —
в Заполье редко старшие сестры выходили замуж после младших. Такой уж установился обычай. Агния, кажется, примирилась с своею участью христовой невесты и мало обращала на
себя внимания. Не для кого было рядиться.
Штофф занимал очень скромную квартирку. Теперь небольшой деревянный домик принадлежал уже ему, потому что был нужен для ценза по городским выборам. Откуда взял немец денег на покупку дома и вообще откуда добывал средства — было покрыто мраком неизвестности. Галактион сразу почувствовал
себя легче
в этих уютных маленьких комнатах, — у него гора свалилась с плеч.
Выпитые две рюмки водки с непривычки сильно подействовали на Галактиона. Он как-то вдруг почувствовал
себя и тепло и легко, точно он всегда жил
в Заполье и попал
в родную семью. Все пили и ели, как
в трактире, не обращая на хозяина никакого внимания. Ласковый старичок опять был около Галактиона и опять заглядывал ему
в лицо своими выцветшими глазами.
— Харитина, я был пьян, как скотина…
в первый раз
в жизни. Я
себя презираю… и ты… и все…
Видимо, Штофф побаивался быстро возраставшей репутации своего купеческого адвоката, который быстро шел
в гору и забирал большую силу. Главное, купечество верило ему. По наружности Мышников остался таким же купцом, как и другие, с тою разницей, что носил золотые очки. Говорил он с рассчитанною грубоватою простотой и вообще старался держать
себя непринужденно и с большим гонором. К Галактиону он отнесся подозрительно и с первого раза заявил...
А между тем
в тот же день Галактиону был прислан целый ворох всевозможных торговых книг для проверки. Одной этой работы хватило бы на месяц. Затем предстояла сложная поверка наличности с поездками
в разные концы уезда. Обрадовавшийся первой работе Галактион схватился за дело с медвежьим усердием и просиживал над ним ночи. Это усердие не по разуму встревожило самого Мышникова. Он под каким-то предлогом затащил к
себе Галактиона и за стаканом чая, как бы между прочим, заметил...
Чтобы оправить
себя в своих собственных глазах, Галактион решил, что будет участвовать
в конкурсе пока, до приискания настоящего дела.
Бубнов пил только мадеру и без нее не мог ни двигаться, ни говорить. Шелест женина платья попрежнему его пугал, и больной делал над
собой страшное усилие, чтобы куда-нибудь не спрятаться. Для дела он был совершенно бесполезен, и Галактион являлся к нему только для проформы. Раз Бубнов отвел его
в сторону и со слезами на глазах проговорил...
В бубновском доме Галактион часто встречал доктора Кочетова, который, кажется, чувствовал
себя здесь своим человеком. Он проводил свои визиты больше с Прасковьей Ивановной, причем обязательно подавалась бутылка мадеры. Раз, встретив выходившего из кабинета Галактиона, он с улыбкой заметил...
Дело вышло как-то само
собой. Повадился к Луковникову ездить Ечкин. Очень он не нравился старику, но, нечего делать, принимал его скрепя сердце. Сначала Ечкин бывал только наверху,
в парадной половине, а потом пробрался и
в жилые комнаты. Да ведь как пробрался: приезжает Луковников из думы обедать, а у него
в кабинете сидит Ечкин и с Устенькой разговаривает.
Однако Ечкин оправдал
себя и вернул деньги из минуты
в минуту.
Англичанка сморщила свой утиный нос, нюхая воздух, пропитанный ароматом русских щей, горевшей
в углу лампадки и еще чего-то «русского», как она определила про
себя.
Крошечная детская с одним окном и двумя кроватями привела мисс Дудль еще раз
в ужас, а потом она уже перестала удивляться. Гости произвели
в детской что-то вроде обыска. Мисс Дудль держала
себя, как опытный сыщик: осмотрела игрушки, книги, детскую кровать, заглянула под кровать, отодвинула все комоды и даже пересчитала белье и платья. Стабровский с большим вниманием следил за ней и тоже рассматривал детские лифчики, рубашки и кофточки.
Тарасу Семенычу было и совестно, что англичанка все распотрошила, а с другой стороны, и понравилось, что миллионер Стабровский с таким вниманием пересмотрел даже белье Устеньки. Очень уж он любит детей, хоть и поляк. Сам Тарас Семеныч редко заглядывал
в детскую, а какое белье у Устеньки — и совсем не знал. Что нянька сделает, то и хорошо. Все дело чуть не испортила сама Устенька, потому что под конец обыска она горько расплакалась. Стабровский усадил ее к
себе на колени и ласково принялся утешать.
— Мы
себя держали сегодня немного нахально, Тарас Семеныч, и это не входило совсем
в нашу программу.
— Конечно, конечно… Виноват, у вас является сам
собой вопрос, для чего я хлопочу? Очень просто. Мне не хочется, чтобы моя дочь росла
в одиночестве. У детей свой маленький мир, свои маленькие интересы, радости и огорчения. По возрасту наши девочки как раз подходят, потом они будут дополнять одна другую, как представительницы племенных разновидностей.
Первый завтрак у Стабровских опять послужил предметом ужаса для мисс Дудль. «Неорганизованная девочка» решительно не умела держать
себя за столом, клала локти чуть не на тарелку, стучала ложкой, жевала, раскрывая рот, болтала ногами и — о, ужас! — вытащила
в заключение из кармана совсем грязный носовой платок. Мисс Дудль чуть не сделалось дурно.
Ему показалось, что Устенька — именно та здоровая русская девочка, которая принесет
в дом с
собой целую атмосферу здоровья.
— Ты у меня смотри, тихоня… Погляди на
себя в зеркало-то, на рожу свою. Только мать срамишь, бесстыдница!
Про
себя Агния решила давно, что она останется незамужницей и уйдет от грешного мира куда-нибудь
в скиты замаливать чужие грехи.