Неточные совпадения
— Подходи,
не бойся, — подталкивал ее осторожно в спину отец, стараясь подвести к Егору. — Это мой брат, а
твой дядя. Поцелуй его.
— Куда торопишься ни свет ни заря? — обрушился на Груздева старик, охая от застарелых ревматизмов. —
Не беспокойся:
твое и без того
не уйдет.
— Нюрочка, помни этот день: другого такого дня
не будет… Молись хорошенько богу,
твоя детская чистая молитва дойдет скорее нашей.
— А ты
не знал, зачем Окулко к вам в кабак ходит? —
не унимался Пашка, ободренный произведенным впечатлением. — Вот тебе и двои Козловы ботинки… Окулко-то ведь жил с
твоею матерью, когда она еще в девках была. Ее в хомуте водили по всему заводу… А все из-за Окулка!..
— Знаю, знаю, Дунюшка…
Не разорваться тебе в сам-то деле!.. Руки-то
твои золотые жалею… Ну, собирай Илюшку, я его сейчас же и увезу с собой на Самосадку.
— Пока ничего неизвестно, Мосей: я знаю
не больше
твоего… А потом, положение крестьян другое, чем приписанных к заводам людей. […приписанных к заводам людей — так называли крестьян, прикрепленных царским правительством к заводам и фабрикам во время крепостного права.]
—
Не тебе кланяюсь, а
твоему иноческому чину, — проговорил он уже спокойным тоном. — Прости, отче, и благослови…
Спи, милая девочка, пока заботы и огорчения больших людей
не беспокоят
твоего детского, счастливого сна!..
— Пригнали же нас сюда, а до орды много поближе, сват.
Не хочу зоставаться здесь, и всё туточки! Вот який
твой сват, Тит…
— Нет, мир тебя выбрал… Ты уж
не корячься напрасно: без
твоего слова
не уйдем.
— Так прямого
твоего слова
не будет, Петр Елисеич? — приставал Тит.
— Собаке собачья и смерть!.. Женатый человек да на этакое дело пошел… тьфу!.. Чужой головы
не пожалел — свою подставляй… А ты, беспутная, его же еще и жалеешь, погубителя-то
твоего?
— Видно,
твоей Аграфене
не миновать нашего Заболотья… Ничего, я увезу по первопутку-то, а у Енафы примет исправу. А ежели што касаемо, напримерно, ребенка, так старицы управятся с ним в лучшем виде.
— Ну, милушка, теперь уж
твоя часть такая: как велят, — строго ответила Таисья, поджимая губы, — она любила испить чайку. —
Не умела своей волей жить, так надо уметь слушаться.
— Отчепись к нечистому! — ругался Коваль. — Казав:
не пойду у
твою орду. Оттак!..
— А я, батюшка, в
твою орду
не поеду.
— Из
твоей воли
не выхожу, а в орду все-таки
не поеду. Мне и здесь хорошо.
—
Твоя воля, а в орду
не пойду! — повторял Макар, покорно валяясь на полу.
— Так-то оно так, а кто
твой проект читать будет? Лука Назарыч… Крепостное право изничтожили, это ты правильно говоришь, а Лука Назарыч остался… Старухи так говорят: щука-то умерла, а зубы остались… Смотри, как бы тебе благодарность из Мурмоса кожей наоборот
не вышла. Один Овсянников чего стоит… Они попрежнему гнут, чтобы вольного-то мужика в оглобли завести, а ты дровосушек да кричных мастеров здесь жалеешь. А главная причина. Лука Назарыч обидится.
— Ну, слава богу! — говорила она Наташке. — Сказал одно слово Самойло Евтихыч и будет
твой Тараско счастлив на всю жизнь. Пошли ему, господи, хоть он и кержак.
Не любит он отказывать, когда его вот так поперек дороги попросят.
— Мне што покос! — кричал Деян. —
Не с собой везти… Владай, Никитич,
твои счастки. Вот я каков человек есть…
— Постой, голубчик,
твоя речь еще впереди… Крепостного права
не стало, а люди-то ведь все те же.
— Потрудилась, матушка ты наша, — жалели ее богомолки-кержанки. — Тоже
не молодое
твое дело…
— К чему тебя и применить, Артем, — удивлялся Тит вслух, — ни ты мужик, ни ты барин… Ходишь как маятник — только
твоего и дела. Этово-тово,
не укладешь тебя никуда, как козьи рога.
— Будет, родитель, достаточно поработано, а тебе пора и отдохнуть. Больно уж ты жаден у нас на работу-то…
Не такие
твои года, штобы по куреням маяться.
— Успокой ты мою душу, скажи… — молила она, ползая за ним по избушке на коленях. — Ведь я каждую ночь слышу, как ребеночек плачет… Я это сначала на отца Гурия думала, а потом уж догадалась. Кононушко, братец, скажи только одно слово: ты его убил? Ах, нет, и
не говори лучше, все равно
не поверю… ни одному
твоему слову
не поверю, потому что вынял ты из меня душу.
— Дом теперь на убитые денежки ставите, — язвила Рачителиха. — С чего это распыхался-то так
твой солдат? От ниток да от пряников расторговался… Уж
не морочили бы лучше добрых людей, пряменько сказать.
Неточные совпадения
Хлестаков. Я уж
не помню
твоих глупых счетов. Говори, сколько там?
Анна Андреевна. Ну, Машенька, нам нужно теперь заняться туалетом. Он столичная штучка: боже сохрани, чтобы чего-нибудь
не осмеял. Тебе приличнее всего надеть
твое голубое платье с мелкими оборками.
Анна Андреевна. У тебя вечно какой-то сквозной ветер разгуливает в голове; ты берешь пример с дочерей Ляпкина-Тяпкина. Что тебе глядеть на них?
не нужно тебе глядеть на них. Тебе есть примеры другие — перед тобою мать
твоя. Вот каким примерам ты должна следовать.
Городничий. Ах, боже мой, вы всё с своими глупыми расспросами!
не дадите ни слова поговорить о деле. Ну что, друг, как
твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?
— дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе, да за дело, чтоб он знал полезное. А ты что? — начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за то, что
не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша»
не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на
твою голову и на
твою важность!