Миллион за теорему!

Елена Липатова, 2019

Разве можно представить математику как приключение, полное неожиданных событий, семейных тайн и подстерегающих на каждом шагу опасностей? Но именно оно ждёт четырнадцатилетнюю Бекки Гриффин, волею судеб оказавшуюся в университетском городе Ньютоне. С детства увлечённая математикой, она умудряется попасть на турнир, в котором могут участвовать только мальчики, и оказывается в вихре нешуточных математических дуэлей и интриг взрослых. Читателя ждут не только турнирные баталии и путешествия по средневековым подземельям, но и интересные исторические факты и, конечно, увлекательные задачи, хитроумные загадки и головоломки. Для среднего школьного возраста.

Математика — это язык, на котором с людьми разговаривают боги.

Платон

* * *

— «Вечерний Ньютон»!.. Покупайте «Вечерний Ньютон»!..

— «Вести»! «Вести»! Загадка Румбуса! Миллион за теорему!

— А вот «Вындеркинд»! Экстренный выпуск! Не пропустите!

— Дяденька, купи «Вечерний Ньютон»! Купи, дяденька, не пожалеешь! Миллион за теорему!

Пацан верещал так пронзительно, что «дяденька» заткнул пальцем одно ухо — то, рядом с которым надрывался газетчик. Второе ухо он тоже хотел заткнуть, но не успел.

— Загадка Румбуса!!! — завопил пацан с новой силой. — Новости из Королевской академии!..

Слова влетели в незаткнутое ухо «дяденьки», а потому были услышаны.

— Какой я тебе «дяденька»? — проворчал он и протянул мальчишке монету. — Ну, где тут про Румбуса?

Всю первую полосу занимал репортаж с недавнего симпозиума, на котором «дяденька» выступил с докладом. На второй странице — обычные сплетни о частной жизни звёзд, а также по мелочи: интервью с капитаном математической сборной Мартином Краммером и советы репетиторов по подготовке к турниру.

«Дяденька» нетерпеливо подвигал бровями-треугольниками, сунул под мышку серую кожаную папку с блестящими застёжками и перевернул страницу.

ГИПОТЕЗА РУМБУСА

Математическое общество Королевской академии объявляет конкурс работ, в которых должно быть представлено доказательство, подтверждающее или опровергающее справедливость гипотезы Эдварда Румбуса. К конкурсу допускаются как профессиональные математики, члены Королевского математического общества, так и любители. Возраст, место жительства, образование и вероисповедание значения не имеют. Автор работы, научно подтвердивший или опровергнувший справедливость гипотезы Румбуса, получает вознаграждение — один миллион в национальной валюте.

Прочитав объявление, «дяденька» небрежно свернул газету трубочкой и засунул её в карман.

— Ну что ж… — пробормотал он и погладил серую папку с застёжками. — Миллион — это совсем неплохо. Ай да Стив!

Часть первая

Загадка Румбуса

Глава 1

Простые числа — это…

— Простыми числами называются числа, которые…

Пауза. Учитель нетерпеливо стучит карандашом по столу.

— Ну-с, я вас слушаю, леди!

У «леди» пальцы в мелу, школьный жакет — тоже.

За окном — пелена из дождя и мокрого снега. Из тумана выглядывают верхушки деревьев да торчат печные трубы.

— Ну-с… — тоскливо повторил учитель.

Он тянет к себе журнал. Как же её зовут? Кажется, Инга. Впрочем, какая разница? Они тут все такие…

Инга (или не Инга?) замерла у доски, напряжённо вслушиваясь в шёпот с первой парты: «…делятся на себя… не делятся… другие…»

— Это такие числа, которые… делятся друг на друга, — неуверенно повторяет Инга.

За передней партой хихикают.

— Оч-чень интересно… — Учитель с надеждой смотрит на часы. До конца урока — пять минут.

— Значит, «друг на друга»? — повторяет он, прислушиваясь к шагам сторожа в коридоре. — Это что же у нас получается? Пять делится на три? Или, может, семь на два?

Учитель подходит к доске и пишет: «2, 3, 5, 7, 11, 13». Простые числа — строительные блоки математики. Делятся только на себя и на единицу. Именно из-за них, таких «простых», он вылетел из академии, не дотянув до конца второго семестра. Сколько вечеров просидели они с Кристофом, таким же фанатиком, как и он, над бесконечными колонками с цифрами, пытаясь разгадать их секрет!

Ну почему, например, первые простые числа — двойка и тройка — идут подряд, следующие — пятёрка и семёрка — с коротким интервалом, а дальше — скачок: одиннадцать? Потом снова через один интервал — тринадцать, снова через три — семнадцать… И вдруг — тук-тук-тук-тук-тук! — между 23 и 29 разрыв в пять единиц. Где тут закономерность и есть ли она? И можно ли предсказать для всех (даже очень больших величин!) появление следующего простого числа?

Они оба свято верили во всевластие математических формул и надеялись отыскать ключ к шифру, составленному само́й природой. Но ритм то и дело сбивался, найденные закономерности нарушались, и в стройную мелодию врывались фальшивые ноты. И тогда ему казалось, что задача с простыми числами просто шутка природы, насмешка над человеком и что в основе самой логичной из наук — математики — лежит хаос.

— Ну-с, кто продолжит?

В коридоре заскрипели половицы под тяжёлыми шагами сторожа. Учитель обмакнул перо в чернильницу и ещё раз посмотрел на замершую у доски девочку.

— Э-э… Ну, хорошо, хорошо… — пробормотал он. — Иди на место и постарайся быть внимательней.

…Посидев в учительской и выпив стакан крепкого чая, он надел нездешнее пальто с меховым воротником, купленное ещё в столице, и вышел на крыльцо. Уф!.. Сегодня — ровно полтора года и один день прозяба… то есть работы в этом городишке, и с каждым днём до окончания договора этих дней остаётся всё меньше и меньше!

— Господин учитель! Господин учитель!

Хромая на обе ноги и размахивая руками, по тропинке ковылял сторож.

«Что всё-таки у него с ногами?» — привычно подумал учитель, видя, как тяжело припадает старик то на одну, то на другую ногу.

— Господин учитель! — задыхаясь, в третий раз повторил сторож. — Свежая почта!

Выхватив из рук сторожа пухлый конверт с разноцветными марками, учитель сорвал восковую печать.

— Что-нибудь острое у тебя есть? Ну, нож или… булавка? Впрочем, не надо.

Это было извещение о традиционном турнире математиков, проводимом в Ньютоне раз в пятнадцать лет. Последний был летом того самого года, когда он навсегда расстался с Кристофом. Они оба прошли сквозь сито отборочных туров и оказались в десятке самых сильных юных математиков страны. Хотя они были не такими уж и юными: в тот год ему исполнилось шестнадцать, а Кристофу — семнадцать.

— Господин учитель… — кашлянул за спиной сторож. — Вы забыли зонт. Вон оно как тучит.

— Ничего, — рассеянно буркнул учитель. — Тут близко.

Школа мальчиков была действительно рядом — за углом. Двухэтажное деревянное здание с маленькими окнами и крыльцом под навесом. На крыльце толпились ученики. Они толкались и кричали так пронзительно, что хотелось зажать уши.

— Два-плюс-три идёт! — завопил коротышка Вано и первым юркнул в класс.

«Ну вот, докатился, — подумал учитель. — Превратился в пугало для детишек, в „Два-плюс-три“. И это вместо диссертации и чистой математики!»

В классе всё ещё возятся, стукают крышками и переговариваются, но уже тише, спокойнее. Учитель заставил себя постоять на пороге и сдержанно поздоровался.

— Повторяем операции с дробями. Страница сорок восемь, примеры с третьего по пятнадцатый.

Учитель записал на доске номера и, отмахнувшись от недовольного гула, посмотрел на рыжего, как подсолнух, паренька в серой школьной куртке с блестящими пуговицами.

— Арон Кросс, — негромко позвал он.

— Я здесь! — Парень с головой-подсолнухом встал и заулыбался во весь рот.

— Примеры решишь потом, а сейчас пойдём со мной. Кто дежурный по классу? Проследите, чтобы было тихо.

Под удивлёнными взглядами учеников Арон вместе с учителем проследовал в соседнюю комнату с фальшивой вывеской «Кабинет директора». Директора в школе давно не было (его обязанности исполнял приезжий попечитель), но название осталось. В «кабинете» хранились прошлогодние журналы, рваные географические карты и пыльные чёрно-белые портреты Ньютона, Гаусса и Эйлера. Полтора года назад учитель на свои деньги нанял местного художника, чтобы тот изобразил на картоне профили великих математиков, взяв за образцы миниатюры в учебнике. Картины в деревянных рамках провисели в классе недолго: по портретам стреляли жёваной бумагой, гвоздями, кнопками и глиняными шариками. И хотя учитель знал, что неблагодарные потомки редко воздают по заслугам своим гениям, такой неблагодарности он перенести не смог и однажды вечером переселил столпов математики в пустующий кабинет.

Выйдя из класса, учитель полуобнял своего любимого ученика.

— Ну, вот что, Арон… — сказал он. — У тебя есть шанс. Хороший шанс!

Арон вопросительно посмотрел на учителя.

— Этот турнир бывает раз в пятнадцать лет, понимаешь? — нетерпеливо втолковывал учитель, сунув под нос ученика письмо с печатью. — Возраст — от тринадцати до семнадцати. Понимаешь? А тебе как раз пятнадцать! И ты — единственный в этой школе — да что там в школе? — в городе! в регионе! — кого я не краснея могу послать в Ньютон!

— Но там же будут эти… из частных лицеев. У них репетиторы! Они заранее все вопросы знают, их с рождения натаскивают! А я что?

— Ну вот, уже заныл! — обиделся учитель. — Mathematicus nascitur non fit. «Математиком рождаются, а не становятся». Зря, что ли, я с тобой возился?

— А вдруг…

— Ну, что «а вдруг»? Башку тебе за это не отрубят!

Учитель выхватил письмо и ткнул пальцем в заключительные строки:

Десять финалистов становятся студентами академии… Победитель получает стипендию и грант, покрывающий все расходы на проживание и обучение… Его имя будет выгравировано золотыми буквами на стене Славы в Красном зале Королевской академии.

— Ну что? Рискнём? — Учитель взъерошил рыжие волосы Арона. — Время на подготовку у нас есть. А чтобы тебя не грызли сомнения… Есть тут один человек. Живёт на отшибе, в горах. Когда-то он был ректором академии — правда, я его там не застал. Сейчас ему далеко за пятьдесят, но в журналах всё ещё встречаются ссылки на его работы.

Хлопнула дверь. Кто-то ойкнул. За стеной затрещало и грохнуло, и сразу наступила тишина.

— Шкаф опрокинули, — определил на слух Арон. — Тяжёлый…

— Чёрт! — спохватился учитель. — Ладно, разберёмся. Пошли в класс. А вечером приходи ко мне, понял?

* * *

К загородному дому бывшего ректора профессора Гриффина учитель подъехал в наёмном экипаже. С утра выпал снег, и дорога в Горные Выселки заняла минут сорок. А вот когда они ехали в первый раз с Ароном, из-за распутицы пришлось тащиться в обход. Арон тогда нервничал, при встрече с Гриффином от смущения зажался и на вопросы отвечал односложно и невпопад.

В деревянном доме с резными колоннами его ждали. В камине ярко горел огонь, на столе лежали свежие математические журналы и две папки с датами: «1865» и «1880».

— Рад снова вас видеть, коллега! — радушно поднялся навстречу учителю хозяин. — Как доехали? Надеюсь, местные дороги вас не очень обескуражили?

— Ну что вы! Я так редко выбираюсь из города, а уж для Арона это путешествие было праздником! Как он вам показался? Способный мальчик, правда?

— Да… — не очень уверенно кивнул профессор. — Кстати, вам может быть интересно взглянуть на это… Материал, как вы понимаете, не новый, но всё-таки…

Интересно ли ему? Забыв о приличиях, учитель выхватил из рук профессора одну из папок и недоверчиво заглянул внутрь.

— Задачи двух последних турниров! — ахнул он. — Со всеми вариантами! Да им цены нет!

— Не преувеличивайте, коллега, — мягко возразил профессор. — В столице они циркулируют уже несколько лет. Материалы абсолютно закрытые! Непонятно, как они проникли в массы.

— Ну а у вас-то они откуда?

— А это, уважаемый коллега, оригиналы. Кроме меня доступ к остальным трём экземплярам имели только составители.

— А вот эту задачу я помню! — жадно перелистывая страницы, воскликнул учитель. — Она мне досталась на предварительном туре. Ну, вы знаете… Так называемые домашние задания! Кто не успеет решить до пяти вечера, автоматически вылетает. Сейчас-то я могу признаться, что на этой милой задачке я тогда чуть не погорел. Если бы не Кристоф… Помните его?

Профессор нахмурился.

— Интересно, сообразит ли Арон? — не дожидаясь ответа, бормотал учитель. — Геометрию до меня им преподавал наш сторож. Но ничего, Арон парень способный, всё понимает с полуслова.

— Вот только нужно ли ему это? — негромко поинтересовался профессор. — Настоящая математика — удел сильных. Это талант и огромные амбиции! Да-да, именно это я и хотел сказать. Амбициозность вовсе не дурное слово. Стремление делать что-то лучше других — черта не только математиков, но и больших поэтов, музыкантов, художников…

Сумерки расползлись по кабинету. В комнату бесшумно вошёл пожилой привратник со светильником.

— Значит, Арон вам не приглянулся? — напрямик спросил учитель. — До меня у них вообще не было математики! Если бы вы знали, каким я его застал! А сейчас? За полтора года освоил программу лицея — почти с нуля!

— Не обижайтесь!.. Результаты, полученные за такой короткий срок, — на грани фантастики. Но я говорю не о том…

Профессор открыл шкаф и достал увесистый том тёмно-синего цвета.

— «История математических открытий от Евклида до наших дней». Здесь собраны десятки жизней — не биографий, а жизней! — стоящих за каждым крохотным шагом вперёд. Все эти люди не просто гении, а фанатики! Новое притягивает их, как муху варенье! К сожалению, многие в этом варенье вязнут.

Учитель нахмурился. Он никогда не представлял себе математику в виде варенья. Но особенно огорчила муха…

— Давайте говорить прямо, — перешёл к главному профессор. — Арон — способный юноша. Если хотите, очень способный. Но… Его отпугивает новое! Стереотипные задачи — вот что приводит его в восторг! Вы на короткое время «надули его паруса», но этот ветер — простите за банальную аналогию! — искусственный.

— Да-да, я вас понимаю, — пробормотал учитель. — Но в этой же вашей книге приводятся десятки случаев, когда наставники ошибались, оценивая своих учеников! Даже если Арон сойдёт с дистанции на первом этапе, он запомнит этот турнир на всю жизнь.

Профессор неожиданно расхохотался:

— Не прибедняйтесь! Уж через мост Пифагора он перейдёт наверняка. Несмотря на грозное предупреждение. Помните? «Да обвалится сей мост…»

— «…под тем неучем, который не знает теорему Пифагора», — со смехом продолжил учитель. — Кстати, вы не в курсе? Он так и не обвалился?

— Терпит, бедолага. Двести лет терпит. Если не считать того случая в тысяча восемьсот не помню каком году…

–…восьмидесятом, — подсказал учитель. — За шесть месяцев до последнего турнира.

Профессор искоса посмотрел на собеседника и летуче улыбнулся:

— Весьма загадочная история. По мосту за двести лет пробежали толпы олухов, не отличающих Пифагора от пентагона. А мост провалился под единственным человеком — профессором геометрии… Вам не кажется это странным?

Учитель промолчал. В своё время эта история наделала много шуму, хотя и закончилась благополучно. Профессора спасли, мост починили, около него поставили охрану и долго разыскивали тех озорников, которые ночью подпилили опоры моста. Под подозрение попали студенты частной математической школы, но у всех двадцати школяров, получивших накануне «неуд» по геометрии, оказалось железное алиби.

— Возьмите эти папки себе, — посерьёзнел профессор. — Всё равно их содержание известно всем столичным репетиторам.

— Спасибо, профессор. Так вы считаете, что Арону не стоит…

— Я этого не говорил. Соперники у Арона будут очень сильные, однако чем чёрт не шутит? От всей души желаю победы вашему ученику.

Пустой фиакр ждал у ворот. Куда подевался кучер, учитель не знал, но эта задача с одним неизвестным оказалась несложной. За кучером послали в «Горную сову» — известный всем выселковцам пивной бар, — и уже через десять минут заскрипели колёса, закачалась перед глазами широкая кучерская спина, застучали по крыше первые капли дождя. Огоньки в горах помигали и скрылись за поворотом.

Глава 2

А подслушивать нехорошо!

— Гриффин, а что это за турнир? А этот парень — он что, совсем тупой?

Профессор похлопал рукой по креслу рядом с собой.

— Иди сюда, Бекки, — позвал он. — Нам нужно поговорить. А подслушивать, между прочим, нехорошо.

— Никто и не подслушивал. Надо мне больно!

Бекки с детства называла его Гриффином. А как иначе? Для отца он слишком старый, а слово «дедушка» у них сразу не прижилось.

— Ты думаешь, он тупой? — повторила Бекки.

— Я так не думаю, — пожал плечами Гриффин. — До финала он вряд ли дойдёт, а так… Почему бы не попытаться?

— А я?

— Что — ты?

— А я могла бы дойти до финала? Ты же сам говорил, что я — гений!

— Ты бы могла, — согласился профессор, оставив без внимания напоминание про «гения». — Если бы родилась мальчиком.

— Почему?

Гриффин заставил себя улыбнуться:

— Ты же знаешь, что турнир — только для мальчиков. И академия — для мальчиков. И математическая школа… У девочек другое назначение. Ну, назови хоть одну женщину-математика! Не у нас, а вообще — в Европе, в мире!

— Тогда зачем же ты меня учил?

Этого вопроса профессор опасался давно. Даже странно, что Бекки раньше не задумалась над целью ежедневных пятичасовых занятий. В три года девочка увлеклась сложением больших чисел, в пять считала до миллиона, а в восемь развлекалась тем, что разлагала на множители номера на корешках профессорских книг. Через семь месяцев ей исполнится пятнадцать, а вместо романов она читает статьи в математических журналах! Он вдруг понял, что виноват перед ней, направив её по дороге, ведущей в тупик.

— Если тебе надоело, можно сократить занятия. И ещё я хотел сказать… Нам нужно подумать о твоём будущем.

— Прямо сейчас? — удивилась Бекки.

Профессор достал из стола конверт.

— Вот письмо от хозяйки хорошей част — ной школы для девочек в Эритоне. Школа ориентируется на классическое образование: латынь, древнегреческий, музыка. Но главное, — перебил сам себя Гриффин, — это общение. Ну кого ты тут видишь, в этой глуши? А там вас будут вывозить в театры и на балы, у тебя появятся подруги! А ещё я надеюсь, что в школе тебя научат одеваться по-человечески. Тебе самой разве не надоело походить на сорванца?

— Нисколько! — Бекки растянулась на ковре, подперев голову кулаками. — Гриффин, скажи прямо: я тебе надоела, да?

— Вздор! — вспылил профессор. — Вернуться ты всегда сможешь, а пока иди к себе. Но учти: отъезд через три недели.

Бекки неохотно поднялась с ковра. В серых бриджах до колен, в рубахе с расстёгнутым воротником она и правда походила на мальчишку.

— И больше не носи эти штаны, — не побоялся бросить ещё одно полено в огонь профессор. — В таком виде тебя не примет ни одна приличная школа.

— Ну и не надо! — Бекки вздёрнула подбородок и направилась к двери.

Профессор снова подумал о том, как не хватает девочке женского влияния, и укрепился в своём решении. Было ещё одно обстоятельство, о котором он не хотел говорить…

Когда за Бекки закрылась дверь, профессор походил по кабинету, посвистел (что он делал только в стрессовых ситуациях) и в десятый раз перечитал короткую информацию в журнале «Norwegian Mathematical Society»^[1]. В статье, посвящённой симпозиуму двухлетней давности, в списке гостей был некий К. Гриффин.

Профессор понимал, что это мог быть просто однофамилец. Скорее всего, однофамилец. Он слишком хорошо помнил каждое слово того письма с гербовой печатью, полученного двенадцать лет назад. В письме сообщалось, что тело лейтенанта Кристофера Гриффина, геройски погибшего при исполнении воинского долга, с почестями предано земле.

Профессор боялся разочарования. Хотя не только фамилия, но и первая буква имени совпали…

Старый журнал попался ему на глаза в начале зимы. Тогда он буквально потерял голову! Хватался за чемоданы, писал запросы в Норвежское общество, обращался к знакомым математикам, разбросанным по свету… Но все усилия были напрасны. Оставалось одно: отправиться в Норвегию и самому заняться поисками.

Глава 3

Quod erat demonstrandum!^[2]

На почтовой станции, откуда отправлялись междугородние дилижансы, толпился народ.

— Кому в Эритон? Через пять минут отправление, — объявил дежурный, и несколько человек с дорожными сумками отделились от толпы.

— Ну, давай прощаться, — сказал Гриффин.

Резкий свисток. Карета качнулась, и Бекки заторможенно помахала из окна.

Сначала они долго ехали по городу, потом дома исчезли, и потянулась бесконечная степь. Пассажиры негромко переговаривались, колёса скрипели, а время остановилось.

–…Стоянка пятнадцать минут, — услышала она сквозь сон. — Господа, прошу не опаздывать!

Какая-то большая промежуточная станция или город. Много людей, и все торопятся, суетятся, машут руками…

Вдруг в серой толпе мелькнуло рыжее пятно. Арон! Тот самый конопатый лопух, которому можно участвовать в турнире. Только потому, что он, видите ли, парень! А где же его учитель? Ага, вот и он. Едут на турнир, довольные, как будто уже вышли в финал!

Решение пришло внезапно. Не думая о последствиях, Бекки спрыгнула на землю и подошла к кассе.

Продавали билеты до Ньютона. Народу скопилось много, кассир нудно пересчитывал деньги и по сто раз уточнял время отправления. Когда наконец подошла её очередь, Бекки протянула в окошко три мятые бумажки — всё, что было у неё в кошельке.

— Билет до Ньютона стоит три пятьдесят. — Кассир выжидательно посмотрел на неё.

— Тогда не надо…

Смутившись, она отошла от кассы и задумалась. Этот Эритон гораздо дальше Ньютона. Наверное, и билет дороже. Может, можно как-то поменять билеты — без денег?..

У кассы по-прежнему толпились люди. Бекки снова пристроилась сзади и терпеливо дождалась своей очереди.

— Что ж ты сразу не сказала? — удивился кассир. — Теперь уже поздно! Они минут десять как уехали.

— А следующий когда?

— Завтра утром. А в Эритон — только на той неделе. Туда редко кто ездит.

Ничего себе! Бекки растерянно потопталась у кассы. Что же теперь делать?

— А ты поезжай на городском омнибусе, — посоветовала женщина с ребёнком на руках. — Наш Волочок — это ж пригород Ньютона. Отсюда в центр по-всякому можно добраться.

— А это далеко?

— Да не… На омнибусе доедешь за час. И билеты в два раза дешевле.

…Бекки шла по незнакомому городу, и ей казалось, что внутри у неё звенят колокольчики. Хорошо, что всё решилось само собой! Путь в Эритон отрезан — ура! И никто не виноват.

Дождь закончился, и солнце отразилось в лужах. А небо всё в белых пятнах — словно проскакал по нему заяц.

На улицах оживлённо и пахнет праздником. В витринах — пышные торты с кремовыми надписями: «Лучшему математику», «Желаем победы», и «Будущему чемпиону-95». В окнах — флаги с иксами и игреками.

У ворот местной школы, исчерченных вдоль и поперёк треугольниками и квадратами, разгорелся отчаянный научный диспут, такой громкий, что на крик сбежались зеваки.

Зрители окружили спорщиков и свистом выражали своё одобрение или несогласие.

Оппоненты явно не обладали терпением, и спор в любую минуту мог перерасти в кулачный бой.

— Ты что, совсем того? — тыкал мелом в забор длинный, как весло, парень в гимназической фуражке. — Не видишь, что ли? Этот угол — прямой, а значит…

— Сам дурак! — веско отреагировал его противник и презрительно сплюнул. — Эта задача не имеет решения! Quod erat demonstrandum. Ясно?

Со всех сторон затопали и засвистели.

— Гим-на-зи-я! Гим-на-зи-я! — скандировали болельщики, окружившие парня в фуражке.

— Сам дурак! Сам дурак! — орали зрители помельче и восторженно молотили кулаками по воздуху.

Бекки привстала на цыпочки, пытаясь разглядеть чертёж. Четверть круга, внутри — прямоугольник…

— А что требуется узнать-то? — спросила она чей-то затылок, который показался ей не таким агрессивным, как остальные.

— Периметр, — ответил хозяин затылка не оборачиваясь.

— Периметр чего?

— Вычитай шестёрку! — заверещали сзади, и кто-то дёрнул Бекки за волосы.

— Эй, ты! Поосторожней, — вежливо попросила Бекки. — Больно же!

— А ты не лезь куда не звали!

Страсти накалились. В центре у ворот диспутанты исчерпали все научные аргументы и красноречиво засучивали рукава. Сзади напирали опоздавшие, и Бекки неожиданно оказалась в первом ряду. Сощурившись, она с трудом разобрала условие задачи и рассмотрела корявый чертёж.

Дан радиус круга — 6 см. Дуга SBT — четвёртая часть окружности. А ещё известна сумма длины и ширины прямоугольника АВСR — 8 см. Требуется найти периметр заштрихованной фигуры ASBTC.

Сначала задачка показалась ей лёгкой. Нужно по формуле 2πr найти всю окружность и разделить на четыре. Они что тут, совсем в школе не учились? А потом…

Однако она поспешила с выводами. Как раз длину дуги соперники нашли играючи. А вот дальше мнения разделились: гимназист считал, что нужно применить теорему Пифагора, а его противник предпочитал объявить задачу нерешаемой.

Бекки вгляделась в чертёж на воротах. Пифагор тут явно ни при чём… Как же всё-таки найти длины AS и CT? Если бы знать не сумму сторон прямоугольника, а по отдельности… Хоть бы они перестали орать! Совершенно невозможно сосредоточиться! Тут какая-то заковырка…

И вдруг она вспомнила про радиус! Ну да, шесть сантиметров с одной стороны и шесть с другой — всего двенадцать. От двенадцати отнимем восемь (AR + RC = 8) и — ура! — получаем длины AS и CT. Только не по отдельности, а вместе.

Бекки так обрадовалась, что забыла про AC — последний ненайденный отрезок.

— Вы не там ищете! — крикнула она. — Эй, послушайте! Я знаю, как её решить!

Несколько человек повернули головы в её сторону. На секунду стало тихо, и Бекки повторила:

— Её можно решить. Тут всё очень просто…

Разглядев, кто это осмелился вмешаться в научный спор, гимназист подмигнул своему сопернику.

— Девочка, отойди и не мешай. Эта задачка не твоего ума дело.

— Да пусть покажет, жалко тебе, что ли? Хоть посмеёмся! — закричали болельщики, и кто-то сильно толкнул Бекки в спину.

Оказавшись в центре, рядом с главными участниками, Бекки растерялась.

— Нужно найти сумму длин, а не по отдельности, — тыча пальцем в чертёж, заторопилась она. — Сложить радиусы, а потом…

— Конец света! — закатил глаза тот, кто считал задачу нерешаемой. — Девчонка разбирается в геометрии! Мадам, да вы хоть знаете, что такое радиус?

— Представь себе, знаю! И эта задача совсем ерундовая!

В юбке ниже колен, в шляпе с кокетливыми бантиками, Бекки сама себе казалась смешной и даже нелепой.

— Ну ладно. Посмеялись — и хватит, — снисходительно улыбнулся гимназист и протянул руку оппоненту. — Значит, по-твоему, решения нет?

— Девочка права: решение есть.

Слова упали, как булыжник в пруд. Шмяк! — и сразу все головы повернулись в одну сторону, словно рябь пробежала по воде.

Скрестив руки на груди, отдельно от толпы стоял явно нездешний парень в синей куртке с красно-зелёным треугольником на воротнике. На шее у него небрежно болтался шарф в красно-зелёную полоску.

— Мартин Краммер! — ахнули в толпе. — Тот самый… Из матшколы!

— Привет, Мартин! — преувеличенно небрежно протянул руку гимназист. — Ты здесь как, по делу или…

Толпа болельщиков одобрительно загудела.

— Во даёт! — хлопнул себя по коленкам пацан ростом с портфель, с обожанием уставившись на небожителя, спустившегося с математического олимпа.

Тот, кого назвали Мартином, ответил на рукопожатие, но смотрел он только на Бекки.

— Тебя как зовут, девочка?

— Бекки…

— А меня Мартин. Мартин Краммер.

Бекки кивнула, а зрители засмеялись. Кто ж не знает самого́ Мартина Краммера — капитана математической сборной и главного кандидата на победу в турнире!

— Значит, ты предлагаешь найти сумму отрезков? Молодец! А дальше?

— Что — дальше?

— Мы нашли три стороны, — напомнил Мартин. — Четвёртая сторона — AC. Нужно определить её длину. Что будем делать?

Мартин смотрел на чертёж, и было непонятно, то ли он на самом деле приглашает Бекки вместе подумать, то ли просто притворяется.

— Может, всё-таки попробовать теорему Пифагора? — вяло предложил гимназист.

— Ну что ты прицепился к этому Пифагору? — крикнули из толпы. — Дай людям сосредоточиться!

— Итак, что мы имеем? — обернулся к Бекки Мартин. — Мы имеем прямоугольник со сторонами неизвестной длины. Нужно найти диагональ.

Пауза затянулась. Бекки искоса посмотрела на Мартина, пытаясь угадать, знает ли он решение. Руки скрестил на груди, лицо непроницаемое. Наверняка знает!

…Найти диагональ? Стороны неизвестны… В прямоугольнике диагонали равны… диагонали равны… равны…

Озарение пришло внезапно! Ну конечно, всё очень просто — обхохочешься! А она — полная идиотка, сразу не поняла…

Мела не было, и она щепкой провела условную черту, соединив точки R и B.

— Вот, — сказала она, забросив за спину дурацкую шляпу с бантами. — RB — радиус, шесть сантиметров. А диагонали прямоугольника равны.

— Постой… Как ты говоришь? — Гимназист уже уловил суть и мысленно ругал себя за «слепоту».

— Точно! — обрадовался его соперник. — AC равно RB, то есть шести! Элементарно! Quod erat demonstrandum!

Откуда-то появился мел, и гимназист под свист и аплодисменты записал решение:

Р = 3π + 4 + 6. Отсюда следует: Р = 10 + 3π.

Бекки растерянно оглянулась на Мартина. Неужели и он тоже думает, что это элементарно? Тогда почему же они, такие умные, сами не додумались? К шести прибавить четыре — особого ума не нужно!

— Не обращай внимания, — негромко сказал Мартин. — Ты не зациклена, как они, на штампах. Молодец!

Бекки благодарно кивнула.

— Краммер! — позвали с другой стороны улицы.

Два парня в таких же, как у Мартина, полосатых шарфах призывно махали руками.

— Ну что ж… Прощай, Бекки. Рад нашему знакомству.

Мартин круто повернулся и, не оглядываясь, направился к поджидавшим его друзьям.

— Что он тебе говорил? — нетерпеливо спросил гимназист, как только кумиры скрылись за поворотом.

— Ничего особенного. Сказал, что задачка ерундовая — у них в матшколе такие пятиклашкам дают.

— Да?..

— А ещё он думал, что в Волочке сильные математики, а оказалось ни то ни сё. И ещё он сказал, что…

— Прямо так и сказал? — не поверил гимназист. — Что-то он много чего тебе успел наговорить!

— А ты вообще-то сечёшь в геометрии, — неожиданно добродушно улыбнулся второй участник полемики. — Девчонка, а всем утёрла нос! Молодец. QUOD ЕRAT DEMONSTRANDUM!

Глава 4

Математические страдания

До центра Ньютона Бекки добиралась три часа. И всё из-за пирога с картошкой. Он был таким румяным и сдобным, что одна из трёх мятых бумажек сама выпрыгнула у неё из кошелька. А за ней — вторая. Бекки ещё постояла в булочной, раздумывая, не купить ли на оставшиеся деньги краюху душистого чёрного хлеба с поджаристой корочкой. Только сейчас она вспомнила про пакет с продуктами, который вместе с багажом уехал без неё в Эритон…

Адрес троюродного дяди ей дал Гриффин. Когда Бекки было девять лет, они ездили в Ньютон и несколько дней жили у родственников. Троюродного дядю она помнила смутно, зато каменный дом с колоннами и дубовые ворота врезались в память.

Зажав в руке бумажку с адресом, она кружила по сумеречным горбатым улицам, которые упрямо приводили на Рыночную площадь. А вокруг гремела музыка, бренчали гитары, хлопали и топали ряженые.

Город готовился к турниру и с удовольствием сходил с ума.

Особенно дружно сходили с ума студенты Королевской академии. В длинных мантиях, монашеских рясах и дырявых шляпах, купленных по дешёвке у старьёвщиков, они толпами шатались по улицам и, подражая вагантам — бродячим поэтам Средневековья — орали дикими голосами куплеты собственного сочинения. В одном месте они перекрыли проезд, соорудив посреди дороги деревянный помост. На эту хлипкую сцену забрались двое со скрипкой.

Зрители запрудили улицу. Размахивая платками и шляпами, они изо всех сил мешали установлению хоть какого-то порядка.

— «Страдания»! — кричали из толпы. — Даёшь «Математические страдания»!

Барды раскланялись, и один с размаху вр-резал смычком по струнам!

Скрипка ахнула, на секунду потеряла сознание и издала сиплый мажор-минорный вопль. Второй бард надвинул на глаза широкополую шляпу и запел неожиданно приятным тенором:

Всю ночь два юных гения

Решали уравнение,

Над ними уравнение

Хихикало в кулак.

Сказал один из гениев:

«Нам с этим уравнением

Одним, без вдохновения,

Не справиться никак».

Ти-ри, ту-ра,

Ти-ри, ту-ра —

Не справиться никак, —

подхватили зрители.

Тенор полуобнял скрипача, и они прокричали второй куплет:

Тотчас два юных гения,

Отбросив все сомнения

(А также уравнение),

Отправились в трактир.

И пили с вдохновением,

Забыв про уравнение, —

Ти-ри, ту-ра,

Ти-ри, ту-ра,

Какао и кефир.

Ти-ри, ту-ра,

Ти-ри, ту-ра,

Какао и кефир, —

подтвердили зрители.

…Музыка оборвалась на полуноте. Двое на сцене замерли. Долгая пауза — и грянул последний куплет:

Домой два юных гения

Тащили вдохновение,

От страха уравнение

Залезло в медный таз.

Уснули сладко гении,

К утру пришло прозрение:

Ти-ри, ту-ра,

Ти-ри — УРА! —

Ин вино веритас^[3].

Ти-ри, ту-ра,

Ти-ри, ура! —

Ин вино веритас! —

единодушно согласились прозревшие зрители.

В толпе началось брожение: задние напирали на передних, передние толкали задних. Вспомнив про «вдохновение», кое-кто собрался бежать в соседний бар. Помост закачался, как пьяный корабль в бурном море, опасно накренился и рухнул.

* * *

Выбравшись из толпы, Бекки свернула на Торговую улицу и долго шла мимо дорогих магазинов, шумных кафе и ресторанов. Она смутно помнила, что где-то в конце нужно перейти через мост…

Из витрин на неё смотрели манекены в роскошных платьях, но Бекки остановилась перед окном, за которым в беспорядке лежали книги. Одну из них она узнала сразу. Точно такая же, со звёздами и золотыми цифрами на обложке, несколько лет была настольной книгой Гриффина. Когда книга пропала во время пожара, Гриффин переживал так, словно потерял родственника.

По выщербленным ступенькам Бекки спустилась в полутёмное помещение. Дверной колокольчик тускло звякнул, и из-за стеллажей вышел продавец. Он хмуро посмотрел на неожиданную покупательницу, и Бекки смутилась. Она слишком хорошо помнила, что денег у неё нет.

— Извините, — тихонько сказала она. — Я только хотела спросить… Вон та книга, со звёздами, сколько она стоит?

— Это неинтересная книга, — скучая, ответил продавец. — И очень дорогая. Ан-ти-квар-ная.

— А-а… — Бекки хотелось всё-таки узнать цену, но слово «антикварная» исключало дальнейшие вопросы.

Продавец скрестил руки на груди и глазами выпроваживал невыгодную посетительницу.

Выйдя из магазина, Бекки перепутала направление. Только снова оказавшись в переулке с обвалившейся сценой, она поняла, что вернулась на старое место. Сейчас здесь было пусто. Ветер перекатывал бутылки, сметал в кучу рваные пакеты и обрывки газет.

…Серую кожаную папку она увидела не сразу. Папка валялась в канаве, засыпанная мусором. По ней прошло стадо слонов, втоптав её в грязь так основательно, что, если бы не блеснувший металлический уголок, Бекки бы её не заметила.

Это была дорогая папка, очень важная папка. В таких хранят документы и ценные бумаги. Наверное, кто-то переживает, бродит по улицам, ищет…

Бекки нажала на серебряную защёлку и заглянула внутрь. То, что это рукопись, она поняла сразу. Слов было мало — в основном формулы и рисунки. Все обозначения, кроме икса и игрека, были ей незнакомы. Какие-то кривые линии, звёздочки и квадраты…

А ещё во внутреннем кармане она обнаружила визитную карточку с адресом. Хозяин папки жил рядом — на Университетской набережной.

«Отдам папку и сразу уйду», — решила Бекки. Было ещё не поздно, однако следовало подумать о пристанище.

…Но сразу уйти не удалось.

— Стив! Иди сюда! — истошно закричала Полная Пожилая Женщина, схватив Бекки за руку. — Она нашлась! Нашлась!

Захлопали двери, с грохотом опрокинулся стул — и в прихожую влетел тот, кого назвали Стивом. Он выхватил папку, нервно перелистал страницы — и без сил рухнул в кресло.

— Девочка, ты даже не представляешь, что ты принесла! Здесь три года жизни, понимаешь?

Бекки кивнула. С растрёпанными волосами, без шляпки, которую она потеряла неизвестно где, в юбке с оторвавшейся оборкой она чувствовала себя чужой в этом богатом доме с зеркалами и гравюрами на стенах.

— Тебя как зовут? Бекки? Ты здешняя? А где ты её нашла?

Вопросы сыпались, как горох, и Бекки не успевала отвечать.

— Ну, я пойду? — удалось ей вставить во время паузы.

— Как это — пойду? — замахала руками Полная Пожилая Женщина. — Стив, что я слышу? Человек спас меня от твоих истерик — и ты отпустишь её с пустыми руками?!

Стив вскочил с кресла и подошёл к Бекки. Худой и длинный, он весь состоял из углов, и даже брови у него изгибались острыми треугольниками.

— Спасибо тебе, Бекки! — торжественно сказал Стив. — Никакими деньгами нельзя передать мою признательность. И всё-таки…

Стив достал бумажник. Конечно, он не хотел её обидеть, но Бекки смутилась, покраснела и замотала головой:

— Нет-нет… Не надо…

Брови-треугольники взлетели вверх и стали ещё острее.

— Ну а подарок-то ты от меня примешь? Пожалуйста, не отказывайся. Вот только что бы тебе подарить?..

— А вы отправляйтесь на Торговую, — вмешалась Полная Пожилая Женщина. — Пусть девочка сама выберет, что ей хочется. И пусть только попробует отказаться!

«Наверное, это его мама», — поняла Бекки.

На Торговую они прикатили в открытой коляске, хотя пешком можно было дойти за пять минут. Они ехали мимо нарядных витрин, и изо всех окон им улыбались манекены. Стив несколько раз делал знак кучеру, но Бекки качала головой.

Около невзрачного магазина с тёмными окнами она попросила остановиться. Ступеньки были всё такими же выщербленными, но у колокольчика неожиданно прорезался голос. Видимо, он умел отличать праздношатающихся зевак от настоящих покупателей.

Продавец почтительно поздоровался. Он смотрел на Бекки так, будто впервые её видел. Когда она указала на книгу со звёздами, продавец с готовностью достал её из-под стекла.

— «Загадка простых чисел»! Румбус! «Попытки доказательств»… — Стив выхватил книгу и жадно просматривал оглавление. — Выпуск тысяча восемьсот… Да это же сокровище!

Вспомнив про Бекки, он наморщил лоб, и его брови-треугольники превратились в два вопросительных знака.

— Это очень ценная книга, — сказал он. — Но тут одни формулы… Я боюсь, тебе будет непонятно… Но это просто поразительно! — Стив снова уткнулся в книгу. — Её нет даже в академической библиотеке!

Когда продавец назвал цену, Бекки охнула и отчаянно замотала головой. Она догадывалась, что книга дорогая, но то, что она услышала, показалось ей абсурдным.

Стив нежно прижимал к груди книгу со звёздами. Наверное, он не понял…

— А второго экземпляра у вас нет?

— Увы!

Стив ещё раз погладил обложку, вздохнул — и с треском оторвал сокровище от груди!

— Ну что ж, Бекки… Раз ты не хочешь колечко или шляпку — пожалуйста! Если честно, я одобряю твой выбор: если бы был второй экземпляр, я бы купил его для себя.

…Они постояли около коляски, и Бекки ещё раз попыталась вернуть подарок. Стив театрально вздыхал, смешно морщил нос и размахивал руками. Он вёл себя как мальчишка, прогуливающий уроки, и было непонятно, сколько ему на самом деле лет.

— Нам ехать или как? — не выдержал кучер и дёрнул за поводья.

Стив помахал шляпой, колёса заскрипели, и коляска тронулась.

* * *

До дубовых ворот на углу Кривошеева переулка Бекки добралась в темноте. Переулок на самом деле был кривым: он изгибался змеёй, менял направление на противоположное, пересекался сам с собой и заканчивался тупиком.

И всё-таки она узнала и ворота, и дом. На звон колокольчика долго никто не отзывался. Наконец в глухом заборе приоткрылась невидимая дверь, и кто-то хрипло спросил:

— Вам кого? Хозяев нету. В отъезде они.

— А… Я их родственница. Из Горных Выселок.

— Так их нету никого! — повторили за забором.

Дверь заскрипела, и показалась рука со свечой.

— Девочка? Одна? — удивился великан ростом с забор. Борода у него была тоже великанская — пышная, как берёзовый веник.

— Кто это, Вилли? — позвал из темноты женский голос.

— Говорит, хозяйская родственница. Из Выселок… Каких, говоришь, Выселок? Горных? А хозяев-то и нет.

— Ну так веди её сюда!

Мимо кустов и сараев по узкой тропе они обогнули тёмную махину дома. В глубине сада светилось окно. Запахло дымом, дровами и теплом.

— Встречай гостей, Марита, — добродушно сказал Вилли. — Да ставь на стол что после ужина осталось!

Хозяйка оказалась под стать великану-мужу. Вдвоём они едва помещались в крохотной кухне с низким потолком. Без лишних распросов Марита поставила на стол кастрюлю с ещё не остывшей картошкой, полила картошку маслом и нарезала большими ломтями хлеб.

— Я думала… Здесь живёт мой дядя… троюродный… — запинаясь, попыталась объяснить Бекки.

Но Марита махнула рукой:

— Да ты ешь давай. Голодная небось? Как зовут-то тебя?

— Бекки. Бекки Гриффин.

На столе появились солёные огурцы, луковица и солонка с крупной солью. Бекки деревянной ложкой достала из кастрюли тёплую картофелину, посыпала её солью и откусила сразу половину.

Глава 5

Кто не спит ночью

Это полночь —

ночи дно!

Кто-то стукает в окно.

А в окне — такая высь!..

Звёзды в небо забрались.

Освещённые луною,

Незнакомые места —

Тьма

Кошачьими глазами

Смотрит из куста.

Кто не спит ночью? Поэты, коты и воры.

Поэты пишут стихи, воры воруют, а что делают по ночам коты, известно одним котам (и поэтам!).

В ту ночь в Ньютоне уснуть было трудно. И не только потому, что поэты устроили поэтические чтения под окнами мирных жителей. И даже не потому, что коты, вдохновлённые примером поэтов, мерзкими голосами распевали серенады…

В ту ночь перед турниром многим не давали уснуть беспокойные мысли. Они ворочались в головах гимназистов и лицеистов, как рыбы в садке. Они зудели, как комары, над ушами родителей и репетиторов. Они будили тех, кто уснул, и не давали уснуть тем, кто с вечера наглотался формул и уравнений.

Беспокойные мысли донимали даже составителей! Проснувшись среди ночи, профессор Королевской академии Доналд Браун при свете настольной лампы в панике бросился проверять решение собственной турнирной задачи и так увлёкся, что между делом вывел общее следствие из частного случая ещё не доказанной теоремы.

Не спалось и блюстителям порядка. Да и как тут уснёшь, когда в самую глухую полночь в полицейском участке Ньютона было шумно и весело, как в Новый год. Мелкие хулиганы и крупные нарушители закона, оказавшись в общей камере, заключили пари, кто станет чемпионом. Мелкие хулиганы поставили на капитана сборной Мартина Краммера, тогда как более серьёзные дебоширы проголосовали за Карла Ригана — друга и соперника Мартина.

Прибежавший на шум полицейский принял сторону Краммера, чем вызвал громкое негодование сторонников Ригана.

А ТЕМ ВРЕМЕНЕМ…

…часы на городской башне равнодушно отсчитывали минуты. Луна завернулась в тучу, как в бабушкину шаль, и сонно бродила по небу. Её холодный свет отражался в водах трёх рвов, окружавших здание академии.

Всё было готово к завтрашнему турниру: блестели свежевыкрашенные перила моста Гигантских чисел, скрипели ворота моста Дураков, храпели… Да-да, храпели часовые, охранявшие злополучный мост Пифагора.

Часовые спали так крепко, что их храп заглушил шаги человека в чёрном плаще, который прошёл по мосту, не произнеся традиционного пароля, известного в Ньютоне каждому школьнику: «Квадрат длины гипотенузы равен…» Ну и так далее.

В коварство моста верили разве что первоклассники, но в жизни всякое бывает. Не зря же предки в незапамятные времена выбили на парапете грозное предупреждение:

ДА ОБВАЛИТСЯ СЕЙ МОСТ ПОД ТЕМ НЕУЧЕМ,

КТО НЕ ЗНАЕТ ТЕОРЕМУ ПИФАГОРА!

Мост не обвалился. Человек в чёрном плаще благополучно перешёл через ров и нырнул в аллею, ведущую к башне с зубчатыми стенами. Миновав центральную арку с надписью «BIBLIOTHECA ACADEMICA»^[4], неизвестный достал ключ и долго возился с замком неприметной двери, сливающейся со стеной.

По длинным коридорам, мимо стеллажей с томами, хранящими мудрость и глупость нескольких поколений, уверенно шёл неизвестный в чёрном плаще. В темноте он ориентировался, как кошка. Единственный человек в Ньютоне, способный с закрытыми глазами отыскать любую книгу в запутанном трёхъярусном лабиринте древнего книгохранилища.

Коридор изгибался спиралью и уводил всё ниже — в редкопосещаемые подвальные отсеки. Темнота была кромешной и плотной, как стена. Человек в плаще чиркнул спичкой. Где-то тут должна быть масляная лампа…

Свет разбудил библиотечных духов: ожили и забегали по стенам огромные лохматые тени. Неизвестный оглянулся, отсчитал пять квадратов на полу и наклонился над шестым. Пыли было так много, что он не сразу заметил медное кольцо, ввинченное в дубовую крышку.

«В году 1797… третьего дня месяца мая… сей ларец был погребён под землёй… Послание потомкам… Вскрыть через сто лет…» — разобрал полустёртую надпись неизвестный и дёрнул за кольцо. До указанного срока оставался год и шесть месяцев!

Глава 6

В сторожке у сторожа

–…А я вот тебе что скажу: не дело ты затеяла! Нехороший это турнир. — Вилли осуждающе потряс бородой. — Знатные родители готовы головы сложить, только чтоб их дитё попало в финал. А уж если кто из предков удосужился такой чести, дело принимает совсем дурной оборот. Тут любые средства идут в ход! Про репетиторов я не говорю: есть деньги — пусть «репетируют» своих чад! Особо рьяные начинают чуть не с пелёнок. А то ещё — так говорят! — устроители меж собой заранее распределяют места. Так что плюнь ты на это дело!

— Да где ж это видано, чтобы приличная девочка, девушка из хорошей семьи, да чтобы прыгала по Пифагоровым мостам, ровно коза безродная!.. — вторила Марита.

— Может, это просто слухи? Про «заранее»… Вон сколько народу понаехало! А вдруг… — неуверенно возразила Бекки.

— Да мне-то что? Мне не жалко. Одёжку мы тебе подберём. У твоих же родственников мальчишки повырастали. Там у них в хозяйском доме на чердаке рубашек и штанов — целый сундук! Одно тебе скажу: не было случая, чтобы «чужака» допустили до последнего тура. Все финалисты — отпрыски знати. Да ты и сама увидишь: от гербов на каретах аж в глазах зарябит! Правда, был один случай… Проморгали они парня без родословной. А когда спохватились — ан поздно. Аккурат в прошлый турнир дело было.

— Это ты про того приёмыша говоришь? — спросила Марита.

— А то про кого же?

— Ну и объяснил бы толком, что и как. И я лишний раз послушаю. Ты так хорошо рассказываешь! Уж больно история жалостливая…

ИСТОРИЯ КРИСТОФА И ГЛОРИИ,

рассказанная сторожем Вилли и дополненная его женой Маритой

— Как же звали-то его? На «К» как-то… Не то Кристиан, не то Кристоф… Точно, Кристоф! Я, когда помоложе был, тоже сдуру-то решил попытать счастья. Хотя ни в каких лицеях не учился. Да куда там!.. Стыдно сказать, только до моста Дураков и дошёл…

— Да ты не про себя говори! — перебила жена. — Так и до утра не закончишь!

— Ну так вот… Был там один парень, Кристоф. Не знатный, и вообще без родословной! Откуда он взялся, кто его настоящие родители — бог знает! Усыновила его известная профессорская семья: взяли из дома малютки совсем крошку, воспитали, как родного сына. Своих-то детей у них не было.

Ну, как водится у них, отдали мальчишку сначала в лицей, потом в математическую школу. Всякие конкурсы, то-сё… Лучший математик года, чемпион среди юношей… Он был в Ньютоне легендой! А в шестнадцать его приняли сразу на второй курс академии. Тогда все помешались на какой-то теореме или гипотезе… Даже мальчишки ночами не спали — всё пытались её доказать. Ну и Кристоф, конечно. Уж не знаю, получилось у него что или нет, да только роман с дочкой короля порушил все его планы.

Познакомились они в академии на уроке, который почтили своим присутствием сам король, королева и их дочь. Профессор, естественно, вызывал лучших учеников. Они выпендривались, как могли, умничали, то-сё… А этот парень, Кристоф, заикался у доски, как двоечник.

Вечером он получил записку от Глории (Глория — это так королевскую дочку звали). Он единственный показался ей живым среди ходячих формул. Они стали тайно встречаться. Кристоф забросил науку и стал писать стихи. К тогдашнему турниру он не готовился, и учителя хватались за головы.

Но даже запустив занятия, Кристоф был намного выше своих конкурентов. А соперники у него были — не дай бог никому: все как на подбор, из элиты, сильнейшие парни! Из тех, кого с пелёнок пичкают математикой вместо манной каши. Да…

— Ты про бал, про бал-то расскажи! — напомнила Марита. Она сидела за столом, подперев голову кулачищами, и, как ребёнок, в сто первый раз заворожённо слушала любимую историю.

— Не мешай! Дойдёт и до бала… А был Кристоф не таким, как остальные, — ну, я про внешность говорю. У нас народ в основном русый, ну, водятся с рыжими волосами, шатены всякие… Но в основном мы светловолосые, да? А Кристоф был смуглый, здо́рово смуглый. Волосы курчавые, тёмные, а глаза — ярко-синие! Редкая порода, особенно для наших мест. Одним словом, дочка короля, эта самая Глория, влюбилась в него без памяти!

А было ей тогда лет шестнадцать — самое время замуж. И жениха ей папаша с мамашей подыскали под стать: графского титула, с гербами и родословной. А у нашего-то, у Кристофа, ни герба, ни предков… Приёмные родители хоть и уважаемые, и учёные — да всё не та порода!

Кристоф и Глория, конечно, понимали, что королевская семья никогда не согласится на их брак, но надеялись на всю эту шумиху вокруг турнира. Парень твёрдо решил стать победителем и в качестве награды в присутствии огромного числа зрителей попросить руки дочери короля.

Всё получилось так — и не совсем так. Их роман набирал высоту. И вот за две недели до финала по традиции созывается бал…

— Бал в королевском дворце! — вставила Марита. — В огромном зале с зеркалами во все стены!

— Да, с зеркалами во все стены, — согласился Вилли. — И на этом балу объявляют «Вальс принцессы». Все замерли — ждут, кого же она выберет. Король с королевой уверены, что их послушная дочка будет танцевать с тем, кого прочат ей в женихи. А принцесса через весь зал идёт к Кристофу…

–…в длинном воздушном платье, в серебряных туфельках на каблучках! — не удержалась Марита.

–…и приседает в реверансе. Зал аплодирует, все расступаются, дирижёр делает знак музыкантам — и Кристоф с Глорией танцуют одни, в пустом зале, освещённом тысячами огней.

— Ты забыл сказать, что паркетный пол блестел как зеркало! — снова перебила Марита. — И волосы у принцессы были золотистые и мягкие, как индийский шёлк.

— С этого бала всё и началось, — не слушая жену, продолжил рассказ Вилли. — Родители забили тревогу. Всплыла информация о плебейском происхождении Кристофа. «Да кто он такой? Человек без роду-племени… Наглый выскочка, осмелился мечтать о дочери короля!..»

Назревал жуткий скандал. Принцессу срочно увезли из Ньютона — подальше от греха.

Но и в разлуке они переписывались. В ход пошли почтовые голуби, верные посыльные и даже воздушные шары! Одну из записок перехватили, и родители принцессы узнают о «коварных» планах Кристофа в случае победы на турнире. А надо сказать, что в его победе никто не сомневался! Все видели, что нет ему равных.

И вот наступает решающий день — финал. Зрителей понаехало море! Мест всем не хватило, и болельщики раскинули палатки вокруг театра, где проходил турнир.

— В овальном зале амфитеатром, с бархатными ложами для королевской семьи, — напомнила Марита.

— Да, кажется, так. Я сам-то не видал, но люди рассказывают, — кивнул Вилли. — На сцене — два финалиста…

— Кристоф и Альберт, — подсказала Марита.

— Да, так звали того второго парня. Ну, которого Глории в женихи прочили. Идёт последний, заключительный этап. Служащие вносят огромные чёрные доски. На них — номера. Их десять. Финалисты бросают жребий (кому — чётные, кому — нечётные), на глазах у всех переворачивают доски и погружаются в решение. Все задачи очень сложные, но не из ряда вон. Конечно, рядовой школьник об них бы зубы поломал, а эти двое схватили мелки и давай стучать! Только крошки полетели!..

На первый вопрос они ответили одновременно. Зал аплодирует: ответы правильные. Соперники пожимают друг другу руки и переходят к следующим заданиям.

А надо сказать, что в те времена свято соблюдались все старинные обычаи, связанные с турниром. Сейчас-то их поотменяли и забыли… А тогда согласно правилам последний вопрос в финале задавала дочь короля. Конечно, она не придумывала задания, нет! Их готовили составители. И всё-таки она могла повлиять на судьбу конкурсантов, выбрав более простой или более сложный вопрос.

И вот остались две доски. Принцесса в полной тишине достаёт два конверта, делает вид, что внимательно изучает содержимое, и мёртвым голосом называет номера. Доски переворачивают. Зал ахает… На доске Кристофа — условие той задачи, над которой бились несколько поколений лучших математиков! «Формула цветка» — загадочная и недоказуемая теорема Румбуса!

— Ах!.. — Марита всплескивает руками и вытирает глаза кончиком платка. В этом месте она всегда плачет.

— Оба парня уходят за доски и оба стучат мелками как сумасшедшие. Проходит полчаса. Одна доска с грохотом переворачивается. Тот второй парень, Альберт, гордо обводит кружком ответ. Зал аплодирует, но не слишком рьяно. Все всё понимают, но ещё ждут и надеются неизвестно на что… Полная тишина. Вторая доска медленно переворачивается. Кристоф в упор смотрит на принцессу. У него лицо человека, которого предали. А на доске…

— А на доске — «ФОРМУЛА ЦВЕТКА»! — с сияющим лицом перебила Марита. — Только не настоящая формула, а стихотворение! Стихотворение о любви!

— А что было дальше? — спросила Бекки.

У неё давно слипались глаза, но история захватила и её. К тому же Вилли-рассказчик оказался настоящим виртуозом! Бекки живо представила себе сцену и зал амфитеатром, притихших зрителей и королевскую дочь с волосами «золотистыми и мягкими, как индийский шёлк».

— А что дальше? — развёл руками Вилли. — Того второго парня объявили победителем. А через месяц принцессу выдали за него замуж. Вот и всё.

— А вот и не всё, не всё! — вмешалась Марита. — Ты зря не слушаешь, что люди говорят. А люди — они всё знают!

— Какие люди? Торговки на рынке?

— Да хоть и торговки!

Марита приосанилась, зачем-то вытерла ладони о подол и, подражая Вилли, монотонным голосом продолжила рассказ:

— Была пышная свадьба с фейерверками по всему городу. Тот парень, Альберт-то, голову потерял от радости! Да и кто бы на его месте не потерял? Глория-то была не просто принцессой, а красавицей! С волосами золотистыми и мяг…

–…мягкими, как индийский шёлк! — перебил Вилли. — Сто раз слышали. Ты дальше давай рассказывай, раз уж взялась.

–…И все были счастливы — кроме самой принцессы. Даже на свадьбе она грустила да тревожилась. Родители, конечно, заметили, но особого внимания не обратили. Да и то сказать, какая невеста не волнуется перед свадьбой? А что у неё любовь была — так это дело прошлое. К тому же сразу после турнира Кристоф куда-то пропал. Говорят, бросил свою академию и подался в наёмники. Тогда неспокойно было вокруг — то война, то бунт… Так что с глаз долой — из сердца вон. А парень у неё в женихах — и красивый, и благородный! Чего ей ещё надо?

Но случилось непредвиденное.

Как и положено, вскоре выяснилось, что принцесса носит под сердцем ребёнка. Роды были трудные, но, слава богу, всё обошлось. Принцесса родила девочку, здоровую и доношенную. А прошло после свадьбы месяцев семь…

Принцесса ещё и в себя не пришла, после родов-то. А тем временем король с главным советником заперлись в кабинете и при закрытых дверях решали важнейший государственный вопрос: что делать с ребёнком, который как две капли воды похож не на законного отца, а на чужака неблагородных кровей? Скрыть сходство было невозможно: смуглая родилась девочка… Если такого ребёнка показать родственникам и народу, разразится скандал! Пока не поздно, ребёнка нужно объявить умершим.

Так они и сделали. Девочку срочно окрестили, нарекли в честь матери Глорией и увезли в дом малютки. А ребёнка объявили мертворождённым.

Марита замолчала, пригорюнилась:

— Вот так-то.

— И принцесса никогда не узнала? — не поверила Бекки. — Ну, раз все об этом говорят, как же от неё-то утаили?

— Слушай ты её больше! — проворчал Вилли. — Она не то наплетёт. Тоже мне, романистка в юбке!

— Дядя Вилли!.. — взмолилась Бекки. — Пусть Марита рассказывает!

— Да мне что? Языком трепать — не на дудке играть.

Марита выдержала паузу.

— А дальше было вот что. Год прошёл, два прошло — нет у принцессы ребёночка. Не даёт, значит, Бог. То ли судьба такая, то ли в наказание… Спохватились королевские бабка с дедом — ну, родители принцессы. Наследника им, значит, захотелось. Или наследницу… Всё одно, лишь бы своя кровинушка! Да и совесть, поди, замучила! Люди ведь они, хоть и короли!

С мужем, с Альбертом этим, у принцессы тоже не сложилось… Дошли до него слухи, или, может, сам понял, что не его любит красавица жена. Узнал он и про то, каким образом досталась ему победа в турнире. Неплохой, видно, тот парень был, Альберт-то. Честный и прямой. Все эти королевские интриги ему против нутра. Впал он в меланхолию, затосковал. А потом приключилась с ним хворь. Недолго и болел-то…

Марита промокнула глаза платком, вздохнула.

— И осталась принцесса одна — без мужа и без дитя. Вот тогда и повинились родители в содеянном, послали в тот дом ребёнка нарочных — узнать, что да как. Только девочки и след простыл! Подняли архивы, бумаги всякие — пусто. Исчез ребёнок, как сквозь землю провалился! Руководство к тому времени сменилось, а нянечки — что с них возьмёшь! Удалось узнать только, что девочку удочерили либо взяли на воспитание какие-то люди. А кто они да откуда — неизвестно.

А ТЕМ ВРЕМЕНЕМ…

…в Горных Выселках всё было готово к отъезду. Отправив Бекки в хорошую школу для девочек, Гриффин спешно уложил вещи в чемодан. Отъезд был назначен на завтра.

А сегодня он получил письмо от своего бывшего однокурсника, занимавшего должность декана в одном из норвежских университетов. К сожалению, ничего конкретного не сообщалось, кроме одной любопытной детали: тот давний симпозиум был посвящён научному наследию легендарного Эдварда Румбуса. Того самого Румбуса, который после фантастического творческого взлёта в двадцать семь лет погиб на дуэли, оставив гору черновиков с расчётами и несколько гипотез, которые — если бы они были доказаны — произвели бы революцию в математике!

Помимо всего прочего, Румбус оставил странное зашифрованное письмо, адресованное дочери тогдашнего правителя.

Архив с расчётами был передан в академию, а зашифрованное послание — адресату. И хотя ходили упорные слухи, что в письме спрятано доказательство знаменитой теоремы Румбуса, объясняющей хаотичное распределение простых чисел, королевский дом отверг все попытки научных сообществ получить доступ к документу.

Лишь по прошествии двадцати пяти лет коронованные наследники согласились передать загадочное послание академической библиотеке. Там оно и хранилось — непрочитанное, нерасшифрованное. В металлическом ящике под каменной плитой, на которой под многолетним слоем пыли скрывалась витиеватая надпись: «Вскрыть через сто лет».

* * *

Ещё в матшколе Кристоф фанатично поверил в Румбуса — в то, что доказательство существует. В тот семестр его письма домой напоминали объяснение в любви. Обычно замкнутый и застенчивый, Кристоф неожиданно перешёл на язык метафор. О загадочных числах он писал вдохновенно, как о любимой:

…случайные ноты, разбросанные в беспорядке…

два, три…

потом пауза и —

быстрые лёгкие нотки, как будто кто-то прыгает через ступеньки:

пять — семь, одиннадцать — тринадцать…

И — снова пауза, долгая, в три интервала — семнадцать…

А следом —

один тяжёлый шаг, как скрип половицы —

ДЕ-ВЯТ-НА-ДЦАТЬ.

Письмо из Норвегии давало слабую надежду. Если Кристоф не погиб, он очень даже мог оказаться на симпозиуме, посвящённом загадке Румбуса.

Глава 7

Квадрат гипотенузы

Марита причитала над каждой отрезанной прядкой.

— Да где ж это видано?! — возмущалась она, щёлкая ножницами. — Такую красоту да резать!.. Нет, увольте — не могу!

— Мариточка! Ну пожалуйста… Там же всё без меня закончится!

— Не волнуйся, деточка. Где уж им без тебя?

Марита воздела руки к потолку.

Потолок был таким низким, что её кулачищи стукнулись о деревянное перекрытие, и потолок загудел, как барабан: БУМ!

Марита с сомнением оглядела свою работу.

— Ну, пацан и пацан! Шпана в штанах! А была-то — БУМ! — такая девушка! — БУМ! — И что хозяева нам скажут? — БУМ! БУМ! БУМ!

Пока Бекки отсыпалась, Вилли провёл ревизию на чердаке хозяйского дома и вернулся с охапкой мальчишеской одежды. Чего тут только не было! Школьный пиджак и рубашки всех цветов, две куртки, ботинки и даже костюм для верховой езды. Костюм Марита сразу забраковала.

— Даже и не думай! Ты там не на лошади скакать будешь!..

А ещё Бекки понравилась форменная лицейская курточка с накладными карманами и бриджи до колен. Курточка была вельветовая, тёмно-зелёного цвета и по размеру подходила.

Марита критически осмотрела Бекки с ног до головы, ещё раз провела щёткой по тёмным курчавым волосам и всплеснула руками:

— Ай да парень! Пригожий да ладный! Виль, глянь на нашего молодца!

— Ну и ну!.. — развёл руками Вилли. — Такому соколу сам бог велел сражаться на турнирах. Ты, главное, не трусь. Теорему Пифагора помнишь? «Квадрат гипотенузы…»

— Дядя Вилли! Ну я же вам говорила! — засмеялась Бекки. — Со мной Гриффин с трёх лет занимался.

— Ну, тогда ладно. Я ж помочь хочу! Там первый мост — Пифагоровый. По нему все проходят. А дальше мост Дураков: на нём-то и спотыкаются.

Марита ещё раз осмотрела Бекки и осталась довольной.

— И чего только не удумают! Вот молодёжь пошла! Вилли, может, и мне на старости лет нацепить штаны да и… А что? Чем я хуже?

— Иди-иди, смеши народ, — отмахнулся Вилли. Он обнял Бекки и подтолкнул к двери: — Ну, с Богом!

…За ночь город словно переродился. Из окон свисали флаги, в небе кружили стаи воздушных змеев, фасады домов, выходящих на Торговую улицу, блестели от свежей краски. Даже мостовые поменяли цвет: их расписали геометрическими фигурами, формулами и указателями. По этим стрелкам Бекки и вышла к старту — знаменитому мосту Пифагора.

За три квартала её остановили на пропускном пункте.

— Рогатка есть? — спросил, не глядя на Бекки, полицейский. — Если есть — сдать, нет — проходи. А вы, гражданка, куда? — сурово прикрикнул он на даму в пышной юбке.

Из-за юбки испуганно выглядывал пацан лет десяти. Дама крепко держала его за руку.

— Мы — участники, — надменно объявила дама. — Мой сын — лучший математик школы. Мы специально приехали из Северного Дора.

Полицейский с сомнением посмотрел на «лучшего математика».

— Он же по возрасту не пройдёт. Мал ещё.

Дама томно улыбнулась, кокетливо повела плечом и пропела:

— Трина-адцать нам, трина-адцать… Через год будет тринадцать. Просто мы такие ма-аленькие…

Суровый страж выдержал испытание: да, ему понравилась дама, но долг превыше всего.

— Очень сожалею, но ничего не могу поделать. Приезжайте на следующий турнир — через пятнадцать лет.

— Да нам тогда будет… — Дама запнулась, но за ней выстроилась шумная очередь, и полицейский не расслышал, сколько же «им» будет лет.

А Торговая уже бурлила! Из всех пропускных пунктов сюда, на главную улицу, стекались участники. С балконов им махали платками и шляпами, а особо популярных забрасывали цветами. Для солидных болельщиков по соседству с мостами были построены деревянные трибуны. Однако многие граждане — даже те, кто мог заплатить за билет, — предпочитали вести наблюдение с крыш. По этой причине дома́ в то утро напоминали клумбы: от оборок, шляпок и лент болельщиц рябило в глазах.

У моста Пифагора очереди не было. Это был чисто «формальный» мост: прокторы пропускали на него всех подряд, стоило лишь пробормотать начало знаменитой теоремы.

— Квадрат длины гипотенузы равен сумме квадратов длин катетов…

— Пр-роходи!

— Квадрат гипотенузы равен…

— Пр-роходи!

— Катар гипотенузы…

— Следующий!

— Квадрат… Квадрат… Катетов…

Веснушчатый верзила — явно не из столицы — растерянно хлопал белыми ресницами:

— Квадрат… этого… как его…

Он дважды повторил магическое слово «квадрат», но несчастная «гипотенуза» застряла у него в горле.

— Пр-роходи, не толпись! — не слушая, махнул рукой проктор.

Следующей была Бекки. Моста Пифагора она не боялась, но на проктора смотрела с опаской. Ей казалось, что вот сейчас он схватит её за руку и рявкнет: «А ты куда, девочка? А ну, ступай отсюда!»

— Квадрат длины гипотенузы…

— Пр-роходи… — буркнул постовой, и Бекки скользнула на горбатый мост.

— СТО-ОЙ! — закричали ей в спину. — Назад!

Не оглядываясь, она перебежала на другую сторону рва. Никто за ней не гнался. Кричали не ей, а малолетке в коротких штанишках, который, просочившись сквозь посты, нелегально пролез на мост. И не просто так «пролез», а с рогаткой! Рогатка была больше малолетки! Прищурив один глаз, нарушитель торопливо натянул резинку с камнем и прицелился в воздушный шар с корзиной болельщиков, зависший над мостом…

Глава 8

Осторожно: ноль!!!

Ничто — кружочек

В колечке дыма,

Бесцветный нолик

На голой стене;

Ничто непонятно

И неуловимо,

Ничто исчезает

В открытом окне^[5].

— Главное, остерегайся ноля! Помнишь, что говорил на консультации этот… как его?.. «Где ноль — там анархия».

— Ага. Quod erat demonstrandum!

Знакомый голос… Бекки оглянулась. Ну конечно, та самая парочка из Волочка: похожий на весло гимназист и его приятель — бывший оппонент. Гимназист прибавил шаг и почти налетел на Бекки, но не узнал её.

— Нам бы только через этот дурацкий мост проскочить… — заныл бывший оппонент. — Тридцать секунд на вопрос — это же издевательство!

— Можно немножко схитрить… У них такое правило: если кто неправильно ответил, тот же вопрос задают следующему. То есть у следующего будет лишнее время.

— Откуда я знаю, кто ответит неправильно?

— А ты не вставай за теми, которые в шарфах!

Кто-то дёрнул Бекки за руку.

— Привет! Ты тоже… Тьфу! Обознался!

На парне была такая же, как у Бекки, тёмно-зелёная куртка и пилотка с золотыми буквами «Н-Лицей».

— Ты вроде из наших, из лицейских? Что-то я тебя не помню. Из какого класса?

— М-м-м… Из этого…

— Из восьмого? А я в девятом. Ты с каким репетитором занимался? Я с Кевином. Не знаешь Кевина? Ха! Ну ты даёшь!.. Кевин — это класс! Самый дорогой в Ньютоне. К нему попасть вообще невозможно! Только по рекомендации!

Парень говорил без умолку, а у Бекки испортилось настроение. Какие-то репетиторы… Тридцать секунд на вопрос…

— А это правда, что на вопрос дают тридцать секунд? А если не успеешь? — спросила она.

— Не успеешь — каюк!

Парень добродушно хлопнул Бекки по плечу:

— Да ты не переживай! Подумаешь! Если хочешь знать, через этот мост Дураков пропустят процентов десять, не больше. В основном тех, у кого репетиторы.

— Дон! Давай к нам! — закричали из толпы.

Парень свистнул, как Соловей-разбойник, и рванул к своим.

— Ты того, не тушуйся! — крикнул он Бекки. — Встретимся на том берегу-у-у-у…

…Бегу-у-у-у-у… реку-у-у… кукареку-у-у-у-у… Крик-шум-свист!.. Они что, не могут нормально разговаривать?.. А свистеть она совсем не умеет… Почему он так уверен, что перейдёт через мост Дураков? Какое дурацкое название — мост Дураков…

МОСТ ДУРАКОВ

Мост Дураков оказался подвесным. Два проктора с песочными часами караулили вход. У одного в руках были медные тарелки, на груди у другого висел барабан.

Дзи-и-инь! — звонко хлопали друг о друга тарелки, если ответ был верен.

Бу-у-ух! — басом сообщал об ошибке барабан.

Бекки вспомнила совет гимназиста и пристроилась за парнем в серой школьной куртке без нашивок и лицейских символов.

Очередь двигалась быстро:

Бух!..

Бух!..

Бу-ух!.. Бу-ух!.. Бу-у-ух!..

…Ещё три человека. Судя по одежде, все они из обычных школ. А вопрос и правда повторяется…

— Сколько получится, если сложить все последовательные числа от минус двадцати двух до двадцати четырёх включительно? — нараспев в шестой раз повторил проктор и перевернул песочные часы.

Песок стремительно потёк из верхней части колбы в нижнюю.

«Минус двадцать два прибавить минус двадцать один — получим минус сорок три, к этому прибавим ещё минус двадцать… Так можно до ста лет считать! Это же мост Дураков, тут какая-то ловуш…»

Бу-ух!.. — прогудел барабан, и очередь продвинулась ещё на шаг.

— Сколько получится, если сложить все последовательные числа… — скороговоркой повторил проктор, и песок снова неумолимо начал отсчёт секунд.

Бекки представила числовую прямую с вереницей отрицательных и положительных чисел. Между ними расположился ноль…

—22 — 21 — 20… — 4 — 3 — 2 — 1 0 1 2 3 4… 20 21 22 23 24

А что, если сложить по парам числа с противоположными знаками? К минус одному прибавить плюс один — получим ноль! К минус двум прибавить плюс два — получим ноль! И так далее… Минус двадцать два плюс двадцать два — тоже НОЛЬ! Ура! Все числа от минус двадцати двух до двадцати двух, если их сложить, дадут в сумме ноль! Тот самый ноль, о котором говорил…

БУ-У-УХ! — по-совиному ухнул барабан. Следующий!

— Сколько-получится-если-сложить…

Парень в серой куртке застыл перед грозными стражами с песочными часами.

Если он ответит неверно, она проскочит. Ответ почти готов. Если сложить все числа от минус двадцати двух до двадцати двух, будет ноль. А нужно сосчитать до двадцати четырёх. Следом за двадцатью двумя идут ещё два числа: двадцать три и двадцать четыре. Прибавим их к нулю и получим… получим…

— Сорок семь! — выкрикнул парень в серой школьной куртке.

ДЗИ-И-ИНЬ! — ликующе зазвенели тарелки, и сверху, из гондолы с болельщиками, полетели розы. Парень прыгнул на подвесной мост, оглянулся и помахал кому-то рукой.

Только сейчас Бекки узнала его — это был Арон Кросс. Тот самый Арон Кросс — голова подсолнухом, который три недели назад приезжал с учителем в Горные Выселки к Гриффину.

Проктор с барабаном на груди деловито достал из ящика карточку с новым заданием. На Бекки он даже не взглянул.

— Найти произведение множителей (х — а) · (х — б) · (х — в) · (х — г) · (х — д)… (х — э) · (х — ю) · (х — я).

Второй проктор резко перевернул песочные часы. Время потекло.

…Что?! Перемножить ЭТО за тридцать секунд? В уме? Да тут жизни не хватит! Получится икс в какой-то огромной степени. В какой именно? Сколько букв в алфавите? Кажется, тридцать три… Тридцать три раза умножаем… Стоп! Это тупик. Осталось секунд пятнадцать. Это мост Дураков… Это мост Дураков… Думай! Думай…

Бекки смотрела на карточку с буквами. Перемножать бесполезно, значит…

…должна быть какая-то хитрость. Если бы одна из скобок оказалась нолём… Тогда бы всё было просто. Ноль заглатывает всех. Любое число, умноженное на ноль, даёт ноль — это каждый первоклассник знает! Думай же, думай!.. Икс минус «а», икс минус «б», и так далее — до «я»… Но ведь х — это не только «икс», но и буква. Обычная буква алфавита. И такая же буква обязательно встретится, если перебрать алфавит до конца…

…(х — у) · (х — ф) · (х — х)…

УРА! От х отнять х получим НОЛЬ!

Проктор поднял колотушку.

— НОЛЬ!!! — крикнула Бекки. — Произведение равно нулю!

ДЗИ-И-ИНЬ! — звонко обрадовались тарелки. На трибунах затрубили в рожки и замахали шляпами, на крышах засвистели. Кричали громко и с удовольствием, как будто зрители заключили пари, кто громче крикнет.

Глава 9

Согласие и понимание

Пока участники штурмовали мосты, за толстыми стенами академии ничто не нарушало вязкой тишины. В пустом лекционном зале с рядами скамей, расположенных амфитеатром, застыли каменные изваяния Архимеда, Пифагора, Ньютона, Декарта. На доске ещё видны обрывки вчерашней теоремы. Даже воздух казался тяжёлым и густым — как будто остановилось время.

Дзяк!..

Выпавшая из кармана расчёска стукнулась об пол. Звук отразился от стен, разбудил часы на стене, большая стрелка нервно дёрнулась — и раздался бой:

Бом!.. Бом!.. Бом!..

— В этом зале чудовищная акустика.

От стены отделилась фигура человека в сером костюме. Он говорил тихо, почти шёпотом, но слова долетели до последнего ряда.

— Да. Здесь когда-то звучала органная музыка, — вполголоса ответил невидимый собеседник.

Скрипнула скамья, и с верхнего яруса по проходу медленно спустился высокий человек в мантии с нашитыми на рукавах ректорскими шевронами.

— Я получил вашу записку, Ричард, — сказал он. — Объясните, чем вызвана такая спешность и конфиденциальность? Надеюсь, мосты не обвалились, академию не спалили и все живы-здоровы?

— Я рад видеть вас в весёлом расположении духа, Луис. Нет, проблема не в организации турнира, а…

Человек в сером костюме замялся:

— Дело несколько щепетильное… Одним словом…

— Надеюсь, наш банк не сгорел? Ну, не тяните же, чёрт побери! Что на этот раз? Кризис? Обвал? Наводнение?

— Вы сами заметили: здесь очень хорошая акустика…

Собеседники обменялись понимающими взглядами, и тот, кого назвали Луисом, распахнул тяжёлую резную дверь, ведущую в коридор, вымощенный мраморными плитами.

— Кабинет ректора вас устроит?

— Вполне. Хотя… — Человек в сером неопределённо помахал рукой. — Здесь душно, вам не кажется? Поднимемся на колоннаду.

Тёплый ветер с удовольствием надул широкие рукава ректорской мантии. Меж тёмных колонн нарисованными казались пенные облака.

Ректор поднёс к глазам бинокль.

— Вот, взгляните на тех, в шарфах. Это наши, из матшколы. Пятнадцать… шестнадцать… Семнадцать уже перешли через последний мост. Но я уверен и в остальных.

— Кто из них может претендовать на победу? — с притворным равнодушием спросил человек в сером костюме. Прислонившись к колонне, он слишком внимательно рассматривал оскаленную морду каменного крокодила, торчащую из стены.

— Эти гаргульи остались от Средневековья, — пояснил ректор. — Странная прихоть готической архитектуры. Их тут много, на галерее. Полулюди-полузвери, летающие черти, львы, кентавры…

Человек в сером костюме поднял голову.

— У меня неприятные новости, Луис. В связи с кризисом клиенты в массовом порядке изымают вклады. Наш банк на грани краха. Я не хотел говорить об этом во время турнира, но сейчас каждый час проволочки грозит катастрофой!

— Ещё один из наших перешёл по мосту, — не отрываясь от бинокля, прокомментировал собеседник. Казалось, он не расслышал или не понял…

— Лу! Ну пойми же…

Лицо ректора оставалось спокойным.

— Мы знакомы не первый год, Ричард, — медленно произнёс он. — Двадцать лет, если память меня не подводит, мы оставались партнёрами и друзьями. Вернее, друзьями и партнёрами! Я понимаю серьёзность положения, но могу предположить, что ты пришёл с предложением. Я готов выслушать его и сделать всё, что в моих силах.

Человек в сером глубоко вздохнул.

— Вчера у меня была встреча с доверенным главы попечительского совета. Риган, как известно, очень богат. Он выразил желание стать нашим клиентом и тем самым спасти банковский дом от финансового краха. Более того, он пообещал оплатить все расходы по организации турнира. А это немалая сумма.

— Условия?

— Да сущий пустяк! — Человек в сером костюме рассеянно погладил по морде каменного крокодила и пожал плечами. — Не о чем говорить… Одним словом, у этого Ригана есть сын. Ну, вы его знаете — из вашей маткоманды.

— Карл Риган? Конечно, знаю, — перебил ректор. — Блестящий ученик, одарённый математик. Один из двух кандидатов в победители!

— Вот именно: «один из двух». А должен быть один. Наверняка. Так хочет его отец сэр Мелвин Риган. Точка. Если мы не примем его условие, уже послезавтра на фондовой бирже начнётся паника. И один бог знает, чем всё это кончится!

— Но… Это невозможно! Карл достоин победы, но не таким же образом!.. История турнира — наша гордость! Имена победителей вошли в учебники математики, и… Мы не вправе нарушить славные традиции и превратить честный поединок в клоунаду!

Обычная невозмутимость слетела с ректора, он размахивал широкими рукавами, пытаясь доказать… объяснить… Его собеседник печально кивал, дожидаясь, когда иссякнет поток слов.

— Неужели дела настолько плохи, Ричард? — не услышав возражений, тихо спросил ректор. — И у нас нет выбора?

— Ну почему же? Выбор есть: полное банкротство.

Ректор сделал ещё одну безнадёжную попытку:

— И всё-таки я не понимаю… Этот сэр Мелвин Риган купается в роскоши! Он напоминает орла, владеющего небом! Зачем ему эта мелочная игра в славу?

— Он напоминает орла, похожего на курицу! — усмехнулся Ричард. — Именно этой мелочи ему и не хватает. Вы разве не в курсе, что когда-то он сам участвовал в турнире? Как видите, поражение не забылось. Пусть хотя бы сын…

Ветер донёс до колоннады ликующие крики болельщиков: «Карл! Карл! Ри-ган! Ри-ган!..»

— А вот и он! — Человек в сером костюме жестом попросил бинокль. — Надеюсь, не срежется на… Браво! Решил с ходу, секунд за десять. Так что не стоит волноваться: этот парень заслуживает награды. А от нас нужна… всего лишь небольшая помощь. Ну пойми же, Лу!.. Турнир — это лотерея! Просто игра, карнавал, цирк! А мы — взрослые люди, и у нас семьи! Подумай об этом.

— Что конкретно требуется от меня? — не глядя на собеседника, спросил ректор.

— Пока — только согласие и понимание, — торопливо заверил Ричард. — Два первых тура пусть всё идёт своим путём. Эти мосты и вся шумиха вокруг них… Срезать Мартина Краммера нужно на письменной работе перед выходом в финал — не раньше.

Глава 10

Ни пуха ни пера!

Мост Гигантских чисел напоминал пирамиду. Он был перекинут через ров, но не изгибался дугой, а состоял из ступенек: семь ступенек с одной стороны и семь с другой. Два проктора поджидали внизу, а посередине, на ровной площадке, ещё один страж караулил спуск.

— Я же говорил, что встретимся!

Бекки оглянулась. Перед ней стоял Дон — тот самый парень из лицея, с которым она познакомилась у моста Дураков.

— А я стоял почти за тобой. Услышал вопрос — ну, думаю, тебе каюк! Я бы точно погорел! Даже Кевин — ну, мой репетитор! — вряд ли такое предвидел. Мы с ним много чего разбирали, мне пустяк достался — тоже про ноль, кстати. А твой репетитор…

— Да не было у меня никакого репетитора! — не выдержала Бекки.

— Конечно, сам сообразил! За тридцать секунд!.. — ухмыльнулся Дон. — Я тоже сам — ха-ха!

Дон добродушно заулыбался и замахал кому-то руками.

— Из наших ещё только трое уцелели. Я всем говорил: нужно было к Кевину идти!

Впятером они подошли к третьему рву. Дон болтал без умолку. Его приятели из лицея хмурились и на вопросы отвечали односложно. На Бекки они едва взглянули.

— Кевин говорил, что третий мост — ерунда! — тараторил Дон. — Вот только вопросов будет много — по одному на ступеньку. И считать нужно быстро. Мы с Кевином тренировались…

Числа Бекки любила. Особенно большие, гигантские! Числа завораживали, они казались живыми, как люди, — с характером и настроением. Одни числа были послушными: они охотно делились на множители. А встречались и упрямцы, сопротивляющиеся любой попытке разбить их на части.

Кроме них у моста топтались двое. Один нерешительно оглянулся, и Бекки узнала парня из Волочка. Он ещё всё время повторял смешную фразу по-латыни: «Quod erat…» Что-то в этом роде. А где же его приятель-гимназист? Неужели погорел на дурацком мосту?

Знакомый из Волочка подошёл к первой ступеньке. Вопрос Бекки не расслышала, но внутренне напряглась.

Парень из Волочка что-то сказал и поднялся на вторую ступеньку.

Жаль, что нельзя подслушать задание. Чтобы знать хоть примерно! А ещё этот Дон трещит над ухом…

–…вот, например, ты сможешь быстро, в уме, перемножить сорок пять на одиннадцать? За две секунды? А я могу! Получится… — Дон закрыл глаза, помахал в воздухе руками, как фокусник, и отчеканил: — Четыреста девяносто пять! Или вот ещё: семьдесят один на одиннадцать — сколько получится? Семьсот восемьдесят один.

Про этот числовой фокус Бекки не слышала.

Правда, здорово: чтобы быстро умножить любое двузначное число на одиннадцать, нужно сложить цифры этого числа и поместить результат в середине, между этими же цифрами. И — действительно! — за три секунды можно всех поразить. Например…

Она почти забыла про коварный мост. По очереди с Доном они перебирали двузначные числа и мгновенно умножали их на одиннадцать.

— Тридцать три умножить на одиннадцать?

— Так… три плюс три — получим шесть… Помещаем шестёрку между двумя тройками… Триста шестьдесят три!

— Шестьдесят один на одиннадцать?

— Шестьсот семьдесят один!

— Пятьдесят четыре на одиннадцать?

— Пятьсот девяносто четыре! Правда, здорово? Это мне Кевин показал!

— А если… — Бекки хитро прищурилась. — А если я хочу умножить на одиннадцать число с большими цифрами? Ну, например, восемьдесят девять? Куда мы денем сумму? Она двузначная… Если сунуть семнадцать в середину, между восьмёркой и девяткой, получается восемь тысяч сто семьдесят девять — слишком много!

— Я на этом тоже споткнулся, — обрадовался Дон. — Тут всё очень просто…

— Постой, не говори! — попросила Бекки. — Я сам попробую.

— Эй, вы что, Последнюю теорему Ферма́ доказываете? — поинтересовался один из лицеистов. — Нашли время…

На мосту уже никого не было. Прокторы лениво переговаривались и не смотрели в их сторону. Издалека донеслось очередное «Бух!».

— Эх, была не была!.. — Дон залихватски надвинул пилотку на глаза. — Не поминай лихом. А теорему Ферма обсудим при встрече — на том берегу!

— Ни пуха… — начала Бекки, оглянулась — и застыла с открытым ртом.

Длинный, нескладный, угловатый… То ли взрослый, то ли мальчишка… С бровями-треугольниками и смеющимися глазами…

Бекки попыталась прикрыть лицо пилоткой, подняла воротник и отступила на два шага. А может, он её не узнал?

— Кого я вижу! Вот так встреча! — развёл руками Стив. Он вовсе не был похож на профессора, несмотря на мантию, которая болталась на нём, как рубаха на огородном пугале. — Та-ак… Теперь мне кое-что понятно…

Бекки испуганно смотрела на него. Парни из лицея стояли рядом и всё слышали.

Стив провёл рукой по лицу, как будто хотел стереть несерьёзную улыбку. Так иногда поступают артисты театра, входя в новую роль.

— Ну что ж… Это даже интересно. И мост Дураков ты прошёл…

Он сказал «прошёл», а не «прошла»… Значит, никому не расскажет! И её не выгонят с позором…

Бекки благодарно кивнула. Стив смешно сморщил нос — почти незаметно, только для неё — и подмигнул.

— А звать-то тебя теперь как?

— Э-э… Арон.

Имя рыжего земляка из Выселок первым пришло ей в голову. Нужно было раньше думать, а теперь поздно что-то менять… Эти, из лицея, наверняка слышали и запомнят. Если они, конечно, перейдут через третий мост. А может, она сама не перейдёт… Кстати, где Дон? А… вон он, на верхней площадке! Значит, перешёл. Отличный парень!

— Удачи тебе, Арон, — совершенно серьёзно сказал Стив. — На том берегу не забудь получить у проктора регистрационный номер. Ну, до встречи. Ни пуха ни пера!

Глава 11

Гигантские числа

«Сколько будет, если к одному прибавить один, и ещё один один, и ещё один один, и ещё один один, и ещё один?..»

«Не знаю, — сказала Алиса. — Я сбилась со счёта».

«Она не умеет считать», — сказала Червонная Королева.

Льюис Кэрролл. «Алиса в Стране Чудес»

Почему-то дрожали ноги. Провалиться сейчас, на глазах у Стива… Как некстати он тут оказался! До этой встречи она была инкогнито, просто одна… то есть один… из многих. И совсем не боялась! А сейчас ей очень хочется доказать, что она чего-то стоит!

— Двадцать пять в пятидесятой степени разделить на пять в сотой степени, — пробубнил проктор, и Бекки тут же забыла про Стива.

Гигантские числа оказались ЧУДОВИЩНО гигантскими! Если возводить в степень по отдельности числитель и знаменатель, получатся числа, которые даже записать невозможно!..

Прокторы терпеливо ждали. На этом мосту не было песочных часов, и невидимые секунды слились в одну долгую паузу.

— Повторить задание? — спросил второй охранник.

Бекки кивнула: пока он говорит, она соберётся с мыслями.

— Двадцать пять в пятидесятой степени разделить на пять в сотой…

Бекки напряглась, мысленно «увидела» дробь — в том виде, в каком подобные примеры записывают в учебнике, — и обругала себя идиоткой:

25⁵⁰ /5¹⁰⁰

Это же элементарно!.. 25 можно представить как 5²…

Потом возвести 5² в пятидесятую степень:

(5²)⁵⁰.

Для этого нужно всего лишь умножить 2 на 50. Получим 5¹⁰⁰.

А дальше совсем просто:

5¹⁰⁰/5¹⁰⁰

— Сколько получится, если… — в третий раз начал проктор.

— Один! То есть… единица, — крикнула Бекки и перепрыгнула на вторую ступеньку.

Теперь она знала, что перейдёт через мост. Страха не было. Именно страх помешал ей разглядеть за гигантскими числами простейший пример со степенями. А прокторы вовсе не злодеи! Три раза повторяли для неё вопрос.

Вторая и третья ступеньки оказались лёгкими. На пятой вышла заминка, но Бекки вовремя заметила ловушку. На шестой она оглянулась, но Стива на берегу уже не было.

До площадки посередине моста оставался один шаг.

— Внимание, — предупредил «верхний» проктор. — Последнее задание — на быстрый счёт: сложить все последовательные числа от единицы до тысячи.

— Как — в уме?! — не поверила Бекки.

— Как угодно, — невозмутимо кивнул проктор. — Можно на фанерке.

Бекки нерешительно повертела в руках кусок мела. Фанерку ей тоже дали — совсем крошечную, с ладонь. «Быстрый счёт»… Он что, издевается?

Она всё-таки записала задание — просто чтобы «увидеть» проблему:

1 + 2 + 3 + 4 + 5 + 6 + 7 +… + 1000 =?

Даже этот усечённый ряд занял почти всё пространство на фанерке. Глупость какая-то!.. Погореть на последнем вопросе!

Бекки тупо складывала в уме первые числа. Она любила числа, она столько раз играла с ними — в детстве… И этот ряд с точками посередине ей знаком!

В памяти всплыло имя: Гаусс^[6]. Ну да, как она могла забыть? Эту историю ей рассказал Гриффин — давно, когда Бекки могла часами складывать всё, что попадалось ей на глаза. Гриффин не одобрял такое механическое манипулирование и однажды вручил ей листок, на котором было написано:

1 + 2 + 3 + 4 + 5 +… + 50 =?

«Только у меня одно условие, — предупредил Гриффин. — Нужно получить сумму, не складывая числа в ряду».

Она просидела над заданием целый вечер! Вернее, пролежала на ковре.

Гриффин несколько раз порывался подсказать решение, но Бекки затыкала уши. Когда она наконец «увидела» закономерность, собственное открытие потрясло её.

«Я знаю! Это очень просто!.. — кричала она, ворвавшись в кабинет Гриффина. — Если сложить парами крайние числа (50 + 1), (49 + 2), (48 + 3) и так далее, сумма будет одна и та же! А всего у нас получается 25 таких пар (50: 2 = 25), сумма каждой равна 51. И нам остаётся… Перемножить 51 на 25. Столбиком или всё равно как».

Именно тогда Гриффин и назвал её «гением». И рассказал историю — почти легенду! — которая произошла с великим математиком Гауссом, когда Карлу (так звали будущего учёного) было десять лет.

ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ

Однажды, когда Гаусс был школьником, учителю захотелось вздремнуть на уроке. А в те времена учеников в классе было гораздо больше, чем сейчас. Нужно было чем-то их занять, чтобы они не шумели. И тогда учитель придумал простой, но трудоёмкий арифметический пример: он велел сложить все последовательные числа от 1 до 100.

Четвероклассники погрузились в вычисления. Они перечёркивали решения, стирали неверные ответы, шёпотом спрашивали друг у друга промежуточные результаты. И только один ученик — десятилетний Гаусс — через минуту положил свою доску на учительский стол.

В первый момент учитель хотел наказать Гаусса: он решил, что наглый мальчишка смеётся над ним. Но ответ был верен. Учитель не знал, что и думать…

— Как ты получил этот результат? — спросил он, с недоумением глядя на щуплого мальчугана, топчущегося у стола.

Гаусс объяснил, что если сложить парами самые большие и самые маленькие (крайние) числа в ряду, то сумма будет одинакова для всех пар. Сумма одной пары равна 101, всего пар 50. Остаётся умножить 50 на 101 и получить 5050

…Бекки стёрла рукавом ненужный ряд и записала:

1000 + 1 = 1001,

1001 · 500 =…

Она задумалась, хотела для гарантии перемножить 500 и 1 001 столбиком, но места на фанерке не осталось.

Проктор кашлянул.

— Я сейчас… ещё секундочку!.. Если сложить все числа от 1 до 1 000, получится… получится… 50 500!

Она уже хотела запрыгнуть на центральную площадку, но по лицу проктора поняла, что ошиблась.

— Ой! То есть я хотела… хотел сказать — 500 500!!!

Проктор взял у неё из рук фанерку, одобрительно хмыкнул и сделал шаг в сторону.

Путь через последний мост был свободен!

Глава 12

Вопрос на засыпку, или Ужин для людоеда

Им выдали медальоны с личными номерами и по широкой лестнице провели на второй этаж академии. В длинной узкой аудитории с высокими потолками их ждали организаторы турнира.

Бекки то и дело оглядывалась, пытаясь отыскать знакомые лица. Как мало их осталось — тех, кто прошёл через мосты! В основном из матшколы — их сразу отличишь по шарфам. Из лицея — только Дон и ещё коротышка в зелёной пилотке. Те двое, из Волочка, отсеялись на втором и третьем мостах. И Арона Кросса, кажется… А, вот он! Сутулится, смущается… Ну, точно, лопух!

— Дорогие победители первого тура! — начал приветственную речь высокий худощавый человек в профессорской мантии с шевронами на рукавах. — Вы выдержали испытание на умение мыслить нестандартно. Мы рады видеть вас в стенах академии.

Речь ректора была витиеватой и длинной, и Бекки слушала вполуха. И всё-таки она поняла, что первый тур был только началом.

— Следующий этап — четырёхчасовая письменная работа, к которой вас будут готовить профессора академии. Мы хотим создать равные условия для учащихся из города и провинции, поэтому в течение тридцати трёх дней у каждого есть возможность повторить или… наверстать упущенное, то, что не входит в программу обычных… э-э… не математических школ. Десять финалистов определяются по результатам этой работы и домашних заданий. Всем участникам начислены стипендии. Начало занятий — завтра, в восемь тридцать утра.

А потом все встали и вслед за деканом повторили торжественные слова студенческой клятвы:

— Клянусь добросовестно постигать науки и честно выполнять свой долг студента!

КЛЯНУСЬ!

— Клянусь не пользоваться шпаргалками на экзаменах, а ежели соблазн окажется непреодолимым, честно признаться в том преподавателю.

КЛЯНУСЬ!

— Перед портретами великих предшественников клянусь не выдавать чужие мысли за свои — ни в письменном, ни в устном виде!

КЛЯНУСЬ! КЛЯНУСЬ! КЛЯНУСЬ!

Её неуверенный голос влился в общий хор, и слова студенческой клятвы, отразившись от стен, вернулись к ней окрепшими и весомыми. Сквозь стрельчатые окна в аудиторию просочились неяркие лучи вечернего солнца и запрыгали зайчиками по тёмным стенам. Начиналась новая жизнь.

* * *

Город ещё не остыл от праздничного жара. На перекрёстках толпились болельщики. Они яростно обсуждали результаты первого тура и делились прогнозами.

— Ну, конечно, Краммер! — свирепо вращая глазами, доказывал пожилой господин в пенсне. — Перелетел через мосты, как орёл! Я и моргнуть не успел — вот он какой! А вы говорите…

— А как вам тот мальчик, в красной кепочке? — просительно заглянула в лицо пожилого господина бедно одетая женщина. И тут же засмущалась, заторопилась: — Он мой сынишка, Жорик-то, в красной кепочке который. Он эту теорему… Пифа… так наизусть и шпарит!

— Он что же, прошёл через мосты? — заинтересовался пожилой господин. — Что-то не припомню…

— Да нет, — замахала руками мама Жорика. — Куда нам… Мы приезжие, из Горловки мы. Уж очень учитель Жорика хвалит, говорит: способный. Вот мы и собрались.

— Да ладно вам! — вмешался суетливый человечек с кислым лицом. — Горловка! Как будто мы не знаем! Всё у них заранее распределено: и вопросы, и места. Да вы мозгами-то пораскиньте! Кто у них в победителях? Матшкола — раз, лицей — два! Ну и по мелочи — гимназия…

— Точно! — высунулся из окна кондитерской продавец булок и плюшек. — Я своему так и сказал: «Сиди дома!» Да куда там!

Мама Жорика мелко закивала, обрадовавшись поддержке.

— Вот и мне свояк так говорил: «Не суйся, Лизка, со свиным рылом да в калашный ряд!» А Жорик у меня башковитый! Он эту теорему Пифа без запинки…

Бекки дёрнула Дона за рукав.

— Что они такое говорят?! Мы же с тобой по-честному…

— Не обращай внимания! В любом конкурсе есть проигравшие, вот им и обидно.

Почему-то обидно стало Бекки: «„Теорема Пифа“! Сами бы попробовали! За тридцать секунд…»

Втроём они ещё постояли на перекрёстке. Коротыш в зелёной пилотке флегматично жевал плюшку, только что купленную в булочной. В отличие от Дона, он не свистел, не хвастался дорогим репетитором и не размахивал руками. Через мосты он перешёл уверенно, будто действительно заранее знал ответы.

А страсти всё накалялись.

— Да что вы мне доказываете? — тоненько кричал человечек с кислым лицом. — Вам мозги дурят — вы и рады. Ну почему, почему ни один из матшколы не срезался, а? Не растерялся, не запутался в подсчётах? А наши парни только глазами хлопали — луп-луп!

Толпа одобрительно загудела.

— Спектакль это, а не турнир! — обиженно бубнил продавец булок и плюшек. — Я своему так прямо и сказал. А он…

— Зачем вы так?! — не выдержала Бекки. — Вот мы, например, никаких ответов заранее не знали. Хоть кого спросите! Просто решили задачи и прошли.

— А это кто такие? — театрально развёл руками Кислолицый. — А-а… Зелёненькие? Господа лицеисты? Как же, как же! Вот так взяли и «просто решили»!

Продавец булок и плюшек исчез из окна и появился в дверях, но не один, а с розовощёким парнем, похожим на плюшку.

— Какой тебе вопрос достался, ну? — сурово спросил булочник, едва сдерживая желание влепить сыну оплеуху.

— Да не помню я… Чего привязался? — заныл тот добродушно. — Что-то вроде… Половину разделить на половину, помножить на половину, разделить на половину, помножить на половину и ещё раз разделить на половину…

— Заканчивается делением или умножением? — деловито спросил Дон.

— Да не помню я… Кажется, делением.

— Если делением, тогда в ответе получим единицу! Можете проверить.

— Хм… — почесал затылок булочник. — Вот мы и проверим! — Он обернулся к сыну: — Давай проверяй. Чего же ты?

Господин в пенсне начертил несколько закорючек тростью на земле.

— Так-так-так… Одну вторую разделим на одну вторую, получим единицу… Единицу умножаем на одну вторую… Потом ещё раз одну вторую снова разделим на одну вторую — опять единица… И так далее… А ведь верно! — закричал он. — Как ты это всё в уме-то сосчитал?

— Вот и я говорю: как? — снова встрял Кислолицый. — Знал он ответ, точно знал — заранее.

Коротыш в зелёной пилотке дожевал плюшку.

— А чего мы тут стоим? — спросил он. — Пошли, что ли?

— Подожди!

Бекки ненавидела этого Кислолицего! Она не могла уйти просто так, не доказав, как несправедливо он про них думает!

— Ну, хотите… Хотите — сами задайте любой вопрос, какой хотите! Ну? Чтобы мы не могли заранее ничего знать.

В толпе заулыбались:

— Вот это по-нашему, по-ньютоновски!

— Молодец парень!

— Рисковый!

Вокруг собралась приличная толпа. Хотя праздник официально закончился, новое развлечение было встречено с энтузиазмом.

— Есть тут кто из репетиторов? — засуетился Кислолицый. — Вы уж, господа хорошие, поднатужьтесь, задайте им вопросик на засыпку!

— Эй, вы! Сколько будет два плюс три? Ха-ха-ха! — заорал оборванец с красным носом, явно в подпитии.

Шутка понравилась, и дурацкие вопросы посыпались со всех сторон:

— К иксу прибавить два кило!

— Четыре кота плюс попугай!

— Гром плюс молния!

— Пошли отсюда, — повторил Коротыш. — Устроили цирк!

— Постойте! — Господин в пенсне конфузливо улыбнулся. Он был похож на учителя сельской школы — в потёртом сюртуке устаревшего покроя, с платочком, кокетливо выглядывавшим из нагрудного кармана. — Есть тут у меня задачка… Одна на троих. Любопытная задачка! Вот только боюсь, не справитесь…

Бекки вздёрнула подбородок, Дон пожал плечами, а Коротыш никак не отреагировал, будто не слышал.

— Значит, так, — засуетился господин в пенсне. — Мне нужно пять шапочек разного цвета: три чёрные и две белые. Или красные… И три платка или шарфа.

— А сапоги со шпорами тебе не нужны? — закричали из толпы.

— Зачем сапоги? Я же сказал: шапки!

В дверях «Галантереи» появился хозяин с ворохом разноцветных беретов и шарфов.

— Эти годятся? — строго спросил он. — Для такого дела не жалко!

Господин в пенсне деликатно, по одному, вытянул три чёрных и два красных берета.

— Премного благодарен, — церемонно поклонился он галантерейщику. — В самый раз. А задачка у меня, господа лицеисты, довольно длинная, да я уж постараюсь только суть. Рассказчик-то я никакой… Ну, раз такое дело — слушайте.

Людоеды в джунглях поймали троих охотников из соседнего племени и собирались зажарить их на ужин. Однако вождь людоедов решил дать своим жертвам шанс на спасение. Пленников построили в ряд, одного за другим…

Господин в пенсне поманил Бекки, за ней встал Дон, а последним в ряду оказался Коротыш.

Охотникам показали пять шапок разного цвета — вот как я вам показываю, видите? Три шапочки чёрные и две красные.

Ну-с… Завязали им глаза — вот как я вам завязываю…

На каждого надели одну из шапок — вот так. А лишние спрятали.

Господин в пенсне говорил негромко, нараспев, словно сказку рассказывал. Зрители прислушались. Первые ряды зашикали на вторые, вторые на третьи — и над толпой повисла тишина.

Потом повязки сняли — вот так. Как вы понимаете, последний в ряду видит двоих, стоящих перед ним; тот, кто в середине, — одного. Ну а первый никого не видит. Если хоть один из пленников угадает, какого цвета шапка у него на голове, все трое вернутся в родное племя. Если же верный ответ не будет получен, их съедят на ужин.

За спиной у Бекки молчали.

Странно… У них же больше информации, им легче догадаться! Хотя… Дон видит её беретку, но толку от этого никакого! Мало информации. А вот у Коротышки данных больше… Если, например, у неё и у Дона береты красные, то Коротыш должен сообразить…

— Вопрос к последнему в ряду, — ворвался в её мысли голос господина в пенсне. — Какого цвета твоя шапка?

— Я не знаю, — ответил Коротыш. Ответил уверенно, словно иначе и быть не могло. А вообще-то он парень неглупый…

— Вопрос к стоящему в середине: какого цвета твоя шапка?

— Э-э… Не знаю… — после заминки откликнулся Дон.

В толпе раздались первые несмелые смешки. Бекки замерла, надеясь на подсказку сзади. Но Дон стоял слишком далеко от неё.

А шаман уже приготовился разжечь костёр. Он был уверен, что раз те двое, которые видели шапки на головах товарищей, не назвали цвет своей, то первый и подавно не сможет ответить на вопрос. Ведь он вообще не видел НИКОГО!

Интересно… Предположим, что Дон с Коротышом дали верные ответы! В смысле — что у них не хватило информации… Потому что если бы у неё с Доном береты были красные, только дурак бы не сообразил, что его беретка — чёрная. Коротыш бы точно сообразил. Но он сказал: «Не знаю!» Отлично…

Теперь Дон. Можно ли на него полагаться? Больше ничего не остаётся — придётся рискнуть. Значит, так: Дон слышал ответ Коротыша. Если бы Дон увидел, что на ней беретка красная, он бы догадался, что на нём самом беретка чёрная. Но он…

— Спрашиваю в последний раз: ты знаешь, какого цвета твоя шапка?

— Знаю!!! — крикнула Бекки. — Чёрная!

Если бы внезапно обвалился мост Пифагора под одним из олухов, забывших великую теорему, вряд ли зрители радовались бы громче!

— Чёрная! А ведь точно — чёрная!

— Ур-ра!!!

— Виват лицей! Качать их!

Толпа подхватила победителей и зашвырнула их в небо!

«Хорошо бы поймали…» — успела подумать Бекки.

Опасения были не напрасны. Десять пар рук лихо подбросили её вверх, а вот подхватили — совсем у земли! — три или четыре.

Булочник вынес из лавки корзину с плюшками, галантерейщик самолично повязал всем троим широкие пёстрые шарфы, похожие на флаги.

— Носите на память, — смущаясь, бормотал он. — Чего уж там…

Господин в пенсне радовался больше всех. Он хватал за рукав то одного, то другого зрителя, рисовал тростью на земле фигурки в шляпах и торопливо растолковывал решение:

— Последний как рассуждал? Если бы… Господа, куда же вы? Послушайте!..

Кислолицый стоял в стороне, скрестив руки на груди. Бекки столкнулась с ним взглядом, и ей стало не по себе.

— Нет уж, одними плюшками не отделаетесь! — гаркнул у неё над ухом верзила с бородой-трапецией. — Не скупись, хозяин! Пусть им твоя Мари́ погадает. Ну, чего головой трясёшь? Не убудет с неё.

— Да как же я… Да она же… — тоненько возражал булочник, испуганно оглядываясь на окна магазина.

— Дома она, куда ей деваться! Мари-и! Выдь на минутку! — задрав бороду к небу, позвал верзила.

В боковом окне дёрнулась штора. Булочник закивал, засуетился.

— Давайте, парни, живей! Сюда, сюда — с чёрного хода. Пока не передумала.

Народ расступился.

Ничего не понимая, Бекки первой прошла по живому коридору к неприметной двери и оглянулась. Дон пожал плечами, Коротыш невозмутимо откусил половину от наградной плюшки, а верзила подмигнул и скорчил рожу:

— Ступайте смелее, чего стали? Мари — она вас не съест. Ну и повезло же вам, парни!

В тесной комнате с единственным окном горели три свечи. Пахло стеарином, сухими травами и лесной земляникой. На низкой кушетке сидела женщина, закутанная в шаль. Длинные спутанные волосы закрывали её лицо.

— Подойдите ближе, — позвала гадалка. — Вытяните руки, поверните их ладонями вверх.

Пальцы у Мари были холодные, но Бекки стало жарко. Глаза сами собой закрылись, и она погрузилась в тёплый туман.

— Три судьбы, три дороги, — бормотала Мари, всматриваясь в линии на ладонях. — Одному суждено славное поприще: многих людей он спасёт и защитит — то ли от болезней, то ли от иных напастей. Ровная длинная линия жизни у второго отрока. А третий…

Мари запнулась. Её холодные пальцы дрогнули. Бекки с трудом разлепила веки, подняла голову и напоролась на пристальный взгляд гадалки.

— Третьему предначертано стать матерью гениального художника — если всё сложится, как тому следует. Есть и другой вариант, только он…

Дон хихикнул. Булочник замахал на него руками и бросился к кушетке:

— Мари, что с тобой? Ты переутомилась? Мари!

Гадалка оттолкнула протянутые ладони, закрыла глаза и закуталась в шаль.

— Пусть они уйдут. Не вышло у нас гадания.

* * *

Они шли по опустевшей улице и хохотали. Особенно старалась Бекки.

— Это кто ж из нас будущая мамашка? Уж не ты ли, Дон?

— Ага! Тройню в подоле принесу! А ты чего притих, Коротыш? Может, это как раз про тебя?

Коротыш пожал плечами:

— В ней что-то есть. Вы разве не почувствовали?

— В ком? В гадалке этой? Ой, не могу!..

Дон на ходу подбросил пилотку, подхватил её у са́мой земли и снова подкинул.

— Давайте кто выше кинет — тот и мамашка! Раз… Два…

Три зелёных прямоугольника рванули в небо! Два описа́ли косые дуги и упали на землю, а пилотка Дона повисла на дереве. Её сбивали камнями и палками, но старый клён цепко держал добычу. Коротыш пригнулся, Бекки вскарабкалась к нему на спину и потрясла нижние ветки. Мимо проходил ничейный кот. Дон ловко подхватил его под брюхо и протянул Бекки.

— Сбивай её котом!

Кот громко возмущался, царапался и рвался на свободу. Бекки выпустила кота из рук, кот шлёпнулся на землю, а за ним свалилась и сама Бекки. Пилотка ещё повисела на ветке и нехотя слетела к хозяевам.

* * *

Выпроводив визитёров, булочник растерянно забегал по комнате.

— Душечка, тебе нехорошо? Может, лекаря позвать? Так я мигом!

— Не суетись. — Мари прикрыла глаза. — Ты что же думаешь, я девку от парня не отличу? Тут и гадать нечего — только слепой не разглядит.

— Да неужто?! Это который же?

Мари подошла к окну и отдёрнула тёмную штору. Народ разошёлся. В соседних домах засветились огни. Тонкая фигурка в зелёной лицейской куртке мелькнула в конце улицы и исчезла. Видение было мгновенным и размытым. Мари напряглась, пытаясь разглядеть и понять…

«…Если всё сложится, как тому следует. Есть и другой вариант, только он…»

Знакомая улица исчезла. Широкая ровная тропа разделилась на два рукава: один просматривался почти до горизонта, другой круто уводил в гору и заканчивался обрывом. Полупрозрачная фигурка в зелёной куртке возникла снова. Девочка замерла на развилке, обернулась, помахала дешёвеньким шарфом из «Галантереи» и нерешительно сделала два шага вверх.

* * *

Огонь убегал светляками

Из огненных печек,

По тонкому лунному лучику

Шёл человечек.

Всё выше и выше…

Скользит по лучу, как по нитке.

Циркач или клоун?

В зелёной, как поле, накидке.

Всё выше и выше…

Над крышами смело шагает!

Наверно, ему на земле

ВЫСОТЫ

не хватает!

Он с неба на землю посмотрит —

И сразу вернётся!

Всё тоньше серебряный лучик…

А вдруг оборвётся?

Примечания

1

Норвежское математическое общество. (англ.).

2

Что и требовалось доказать! (Лат.)

3

Истина в вине (лат.), то есть, простите, в кефире!

4

«Академическая библиотека» (лат.).

5

Отрывок из стихотворения английского поэта Роберта Гре́йвза (пер. А. Сергеева).

6

Гаусс Карл Фридрих (1777—855) — немецкий математик, считается королём математики.