Неточные совпадения
Заплатина круто повернулась перед зеркалом и посмотрела на свою особу в три четверти. Платье сидело кошелем; на спине оно отдувалось пузырями и ложилось вокруг ног некрасивыми тощими складками, точно под ними были палки. «Разве надеть новое платье, которое подарили тогда Панафидины за жениха Капочке? — подумала Заплатина, но сейчас
же решила: — Не стоит… Еще, пожалуй, Марья Степановна подумает,
что я заискиваю перед ними!» Почтенная дама придала своей физиономии гордое и презрительное выражение.
— Если без меня приедет сюда Агриппина Филипьевна, передай ей,
что я к ней непременно заеду сегодня
же… Понял?
Я как услышала,
что Привалов приехал, так сейчас
же и перекрестилась: вот, думаю, господь какого жениха Nadine послал…
— Как
же это так… скоро… вдруг, — говорила растерявшаяся Марья Степановна. — Верочка, беги скорее к отцу… скажи… Ах,
чего это я горожу!
— Да, да, позови ее, — согласилась Марья Степановна. — Как
же это?.. У нас и к обеду ничего нет сегодня. Ах, господи! Вы сказали,
что ночью приехал, я и думала,
что он завтра к нам приедет… У Нади и платья нового, кажется, нет. Портнихе заказано, да и лежит там…
Верочка начала выгружать весь запас собранных ею наблюдений, постоянно путаясь, повторяла одно и то
же несколько раз. Надежда Васильевна с безмолвным сожалением смотрела на эту горячую сцену и не знала,
что ей делать и куда деваться.
— Мне
что… мне все равно, — с гонором говорил Игорь, отступая в дверях. — Для вас
же хлопочу… Вы и то мне два раза каблуком в скулу угадали. Вот и знак-с…
Привалова поразило больше всего то,
что в этом кабинете решительно ничего не изменилось за пятнадцать лет его отсутствия, точно он только вчера вышел из него. Все было так
же скромно и просто, и стояла все та
же деловая обстановка. Привалову необыкновенно хорошо казалось все: и кабинет, и старик, и даже самый воздух, отдававший дымом дорогой сигары.
— Мы ведь нынче со старухой на две половины живем, — с улыбкой проговорил Бахарев, останавливаясь в дверях столовой передохнуть. — Как
же, по-современному… Она ко мне на половину ни ногой. Вот в столовой сходимся, если
что нужно.
Когда Надежда Васильевна улыбалась, у нее на широком белом лбу всплывала над левой бровью такая
же морщинка, как у Василья Назарыча. Привалов заметил эту улыбку, а также едва заметный жест левым плечом, — тоже отцовская привычка. Вообще было заметно сразу,
что Надежда Васильевна ближе стояла к отцу,
чем к матери. В ней до мельчайших подробностей отпечатлелись все те характерные особенности бахаревского типа, который старый Лука подводил под одно слово: «прерода».
— Когда я получил телеграмму о смерти Холостова, сейчас
же отправился в министерство навести справки. У меня там есть несколько знакомых чиновников, которые и рассказали все, то есть,
что решение по делу Холостова было получено как раз в то время, когда Холостов лежал на столе, и
что министерство перевело его долг на заводы.
Мы уже сказали,
что у Гуляева была всего одна дочь Варвара, которую он любил и не любил в одно и то
же время, потому
что это была дочь, тогда как упрямому старику нужен был сын.
Нашлись, конечно, сейчас
же такие люди, которые или что-нибудь видели своими глазами, или что-нибудь слышали собственными ушами; другим стоило только порыться в своей памяти и припомнить,
что было сказано кем-то и когда-то; большинство ссылалось без зазрения совести на самых достоверных людей, отличных знакомых и близких родных, которые никогда не согласятся лгать и придумывать от себя, а имеют прекрасное обыкновение говорить только одну правду.
Первый факт можно объяснить или тем,
что Привалов навсегда покончил свою веселую жизнь с Блянш и Сюзет и намеревается посвятить себя мудрой экономии, или тем,
что он хотел показать себя для первого раза оригиналом, или
же, наконец, тем,
что он думал сделать себе маленькое incognito.
Что заставило Привалова сделать визит Бахареву сейчас
же по своем приезде в Узел?
— Конечно, только пока… — подтверждала Хиония Алексеевна. — Ведь не будет
же в самом деле Привалов жить в моей лачуге… Вы знаете, Марья Степановна, как я предана вам, и если хлопочу, то не для своей пользы, а для Nadine. Это такая девушка, такая… Вы не знаете ей цены, Марья Степановна! Да… Притом, знаете, за Приваловым все будут ухаживать, будут его ловить… Возьмите Зосю Ляховскую, Анну Павловну, Лизу Веревкину — ведь все невесты!.. Конечно, всем им далеко до Nadine, но ведь
чем враг не шутит.
— Знаю,
что тяжело тебе к ним идти, — пожалела Марья Степановна, — да
что уж будешь делать. Вот и отец то
же говорит.
— Ах ты, господи! Да кто
же ты, перестарок,
что ли, какой?
«
Чему она так радуется?» — думал Привалов и в то
же время чувствовал,
что любит эту добрую Павлу Ивановну, которую помнил как сквозь сон.
Ведь он выдал себя с головой Веревкину, хотя тот и делал вид,
что ничего не замечает «И черт
же его потянул за язык…» — думал Привалов, сердито поглядывая в сторону храпевшего гостя.
— А
что, Сергей Александрыч, — проговорил Бахарев, хлопая Привалова по плечу, — вот ты теперь третью неделю живешь в Узле, поосмотрелся? Интересно знать,
что ты надумал… а? Ведь твое дело молодое, не то
что наше, стариковское: на все четыре стороны скатертью дорога. Ведь не сидеть
же такому молодцу сложа руки…
— Конечно, он вам зять, — говорила Хиония Алексеевна, откидывая голову назад, — но я всегда скажу про него: Александр Павлыч — гордец… Да, да. Лучше не защищайте его, Агриппина Филипьевна. Я знаю,
что он и к вам относится немного критически… Да-с.
Что он директор банка и приваловский опекун, так и, господи боже, рукой не достанешь! Ведь не всем
же быть директорами и опекунами, Агриппина Филипьевна?
От нечего делать он рассматривал красивую ореховую мебель, мраморные вазы, красивые драпировки на дверях и окнах, пестрый ковер, лежавший у дивана, концертную рояль у стены, картины, — все было необыкновенно изящно и подобрано с большим вкусом; каждая вещь была поставлена так,
что рекомендовала сама себя с самой лучшей стороны и еще служила в то
же время необходимым фоном, объяснением и дополнением других вещей.
Ему страшно хотелось самому сейчас
же уехать на заводы, но его задержала мысль,
что это походило бы на погоню и могло поднять в городе лишние толки.
— Ах, господи! — взмолился Веревкин своим добродушным басом. — Неужели уж я своей персоной так-таки и не представляю никакого интереса? Конечно, я во французских диалектах не силен — винюсь, но не такой
же я мешок,
что порядочной девушке и полюбить меня нельзя…
— Отчего
же, я с удовольствием взялся бы похлопотать… У меня даже есть план, очень оригинальный план. Только с одним условием: половина ваша, а другая — моя. Да… Но прежде
чем я вам его раскрою, скажите мне одно: доверяете вы мне или нет? Так и скажите,
что думаете в настоящую минуту…
— Но можно устроить так,
что вы в одно и то
же время освободитесь от Ляховского и ни на волос не будете зависеть от наследников… Да.
Из-за этого и дело затянулось, но Nicolas может устроить на свой страх то,
чего не хочет Привалов, и тогда все ваше дело пропало, так
что вам необходим в Петербурге именно такой человек, который не только следил бы за каждым шагом Nicolas, но и парализовал бы все его начинания, и в то
же время устроил бы конкурс…
Экая важность,
что тятенька тебе голову намылил: ведь я не сержусь
же на него,
что он мне и на глаза не велел к себе показываться.
— Ну, к отцу не хочешь ехать, ко мне бы заглянул, а уж я тут надумалась о тебе. Кабы ты чужой был, а то о тебе
же сердце болит… Вот отец-то какой у нас: чуть
что — и пошел…
— Да, кажется, из-за того
же, из-за
чего произошла и наша размолвка, то есть из-за приисков.
Часто они с радостью открывали,
что думали об одних и тех
же вопросах, мучились теми
же сомнениями и нередко приходили к одним результатам.
— Вы, вероятно, испугались перспективы провести со мной скучных полчаса? Теперь вы искупите свою вину и неделикатность тем,
что проскучаете со мной целый час… Да, да, Александр просил сейчас
же известить его, как вы приедете, — он теперь в своем банке, — а я нарочно пошлю за ним через час.
Что, испугались?
— Это мой узник, — объяснила Антонида Ивановна мужу, показывая глазами на Привалова. — Представь себе, когда Сергей Александрыч узнал,
что тебя нет дома, он хотел сейчас
же незаметным образом скрыться. В наказание я заставила его проскучать целый час в моем обществе…
Его небольшая тощая фигурка представлялась издали таким
же грязным пятном, как валявшийся под его ногами ковер, с той разницей,
что второе пятно помещалось в ободранном кресле.
Сергей Александрович, обратите внимание: сегодня я спущу Илье, а завтра будут делать то
же другие кучера, — все и потащат, кто и
что успеет схватить.
Ему казалось,
что Зося приносила его в жертву приваловским миллионам; против этого он, собственно, ничего не имел, если бы тут
же не сидели этот сыромятина Лепешкин и Виктор Васильич.
— Благодаря нашему воспитанию, доктор, у Зоси железные проволоки вместо нервов, — не без самодовольства говорил Ляховский. — Она скорее походит на жокея,
чем на светскую барышню… Для нее
же лучше. Женщина такой
же человек, как и мужчина, а тепличное воспитание делало из женщин нервных кукол. Не правда ли, доктор?
Но войдите в мое положение и скажите, не сделали бы вы то
же самое,
что я сделал?
Одним словом, Альфонс Богданыч играл в доме ту
же роль, как стальная пружина в часах, за
что в глазах Ляховского он был только очень услужливым и очень терпеливым человеком.
Положение Пальки было настолько прочно,
что никому и в голову не приходило,
что этот откормленный и упитанный хлоп мог
же что-нибудь делать, кроме того,
что отворять и затворять двери и сортировать проходивших на две рубрики: заслуживающих внимания и таких, про которых он говорил только «пхе!..».
— Нет, батенька, едемте, — продолжал Веревкин. — Кстати, Тонечка приготовила такой ликерчик,
что пальчики оближете. Я ведь знаю, батенька,
что вы великий охотник до таких ликерчиков. Не отпирайтесь, быль молодцу не укор. Едем сейчас
же, время скоротечно. Эй, Ипат! Подавай барину одеваться скорее, а то барин рассердится.
— Вы не рассказали мне еще о своем визите к Ляховским, — заговорила хозяйка, вздрагивая и кутаясь в свой платок. — А впрочем, нет, не рассказывайте… Вперед знаю,
что и там так
же скучно, как и везде!.. Не правда ли?
—
Чего вы смеетесь? Конечно, подарок, а то как
же? Мы, сидя в Узле, совсем заплесневели, а тут вдруг является совершенно свежий человек, с громадной эрудицией, с оригинальным складом ума, с замечательным даром слова… Вы только послушайте, как Лоскутов говорит…
— Да скажите
же, ради бога: вы из папье-маше,
что ли, сделаны? — кричал Ляховский, тыкая дядюшку пальцем.
— Именно? — повторила Надежда Васильевна вопрос Лоскутова. — А это вот
что значит:
что бы Привалов ни сделал, отец всегда простит ему все, и не только простит, но последнюю рубашку с себя снимет, чтобы поднять его. Это слепая привязанность к фамилии, какое-то благоговение перед именем… Логика здесь бессильна, а человек поступает так, а не иначе потому,
что так нужно. Дети так
же делают…
— Ты сиди пока здесь и слушай, — просила девушка, — я боюсь, чтобы с папой не сделалось дурно… Понял? Чуть
что, сейчас
же скажи мне.
Только
что Надежда Васильевна пришла в свою комнату, как почти сейчас
же за нею прибежала Верочка, вся перепуганная и бледная. Она едва могла проговорить...
— Я думаю,
что ты сегодня сходишь к Сергею Александрычу, — сказала Хиония Алексеевна совершенно равнодушным тоном, как будто речь шла о деле, давно решенном. — Это наконец невежливо, жилец живет у нас чуть не полгода, а ты и глаз к нему не кажешь. Это не принято. Все я да я: не идти
же мне самой в комнаты холостого молодого человека!..
Что в Верочке высказалось открыто и ясно как день, то
же самое в Марье Степановне ушло глубоко внутрь и прикрылось напускным равнодушием.