Неточные совпадения
Ей казалось, что все смотрят именно
на нее; эта
мысль сильно смущала ее и заставляла краснеть еще больше…
Глядя
на испитое, сморщенное лицо Хионии Алексеевны, трудно было допустить
мысль, что ей когда-нибудь, даже в самом отдаленном прошлом, могло быть шестнадцать лет.
— Нет, постой. Это еще только одна половина
мысли. Представь себе, что никакого миллионера Привалова никогда не существовало
на свете, а существует миллионер Сидоров, который является к нам в дом и в котором я открываю существо, обремененное всеми человеческими достоинствами, а потом начинаю думать: «А ведь не дурно быть madame Сидоровой!» Отсюда можно вывести только такое заключение, что дело совсем не в том, кто явится к нам в дом, а в том, что я невеста и в качестве таковой должна кончить замужеством.
Он рассматривал потемневшее полотно и несколько раз тяжело вздохнул: никогда еще ему не было так жаль матери, как именно теперь, и никогда он так не желал ее видеть, как в настоящую минуту.
На душе было так хорошо, в голове было столько
мыслей, но с кем поделиться ими, кому открыть душу! Привалов чувствовал всем существом своим, что его жизнь осветилась каким-то новым светом, что-то, что его мучило и давило еще так недавно, как-то отпало само собой, и будущее было так ясно, так хорошо.
Они спорили, горячились, даже выходили из себя, но всегда мирились
на одной
мысли, что все мужчины положительнейшие дураки, которые, как все неизлечимо поврежденные, были глубоко убеждены в своем уме.
В течение трех дней у Привалова из головы не выходила одна
мысль,
мысль о том, что Надя уехала
на Шатровские заводы.
Ему страшно хотелось самому сейчас же уехать
на заводы, но его задержала
мысль, что это походило бы
на погоню и могло поднять в городе лишние толки.
Половодов только посмотрел своим остановившимся взглядом
на Привалова и беззвучно пожевал губами. «О, да он не так глуп, как говорил Ляховский», — подумал он, собираясь с
мыслями и нетерпеливо барабаня длинными белыми пальцами по своей кружке.
— Позвольте, Александр Павлыч, — скромно продолжал немец, играя табакеркой. —
Мысль, без сомнения, очень счастливая, и я специально для нее ехал
на Урал.
— Может быть, у вас и относительно удержания Привалова
на Урале тоже есть своя счастливая
мысль?
— Все это в пределах возможности; может быть, я и сам набрел бы
на дядюшкину идею объявить этого сумасшедшего наследника несостоятельным должником, но вот теория удержания Привалова в Узле — это, я вам скажу, гениальнейшая
мысль.
Надежда Васильевна
на минуту задумалась и, по-видимому, колебалась высказать свою
мысль, но, взглянув Привалову в глаза, она тихо проговорила...
Надежда Васильевна очень горячо развила свою основную
мысль о диссонансах, и Привалов с удивлением смотрел
на нее все время: лицо ее было залито румянцем, глаза блестели, слова вырывались неудержимым потоком.
— Послушайте, Антонида Ивановна, — серьезно заговорил Привалов. — Я действительно глубоко уважаю Надежду Васильевну, но относительно женитьбы
на ней и
мысли у меня не было.
— Для нас этот Лоскутов просто находка, — продолжал развивать свою
мысль Ляховский. — Наши барышни, если разобрать хорошенько, в сущности, и людей никаких не видали, а тут смотри, учись и стыдись за свою глупость. Хе-хе… Посмотрели бы вы, как они притихнут, когда Лоскутов бывает здесь: тише воды, ниже травы. И понятно: какие-нибудь провинциальные курочки, этакие цыплятки — и вдруг настоящий орел… Да вы только посмотрите
на него: настоящая Азия, фаталист и немного мистик.
Хиония Алексеевна испытывала муки человека, поджариваемого
на медленном огне, но, как известно, счастливые
мысли — дети именно таких безвыходных положений, поэтому в голове Хионии Алексеевны наконец мелькнула одна из таких
мыслей — именно
мысль послать к Привалову Виктора Николаича.
Хиония Алексеевна готова была даже заплакать от волнения и благодарности. Половодова была одета, как всегда, богато и с тем вкусом, как унаследовала от своей maman. Сама Антонида Ивановна разгорелась
на морозе румянцем во всю щеку и была так заразительно свежа сегодня, точно разливала кругом себя молодость и здоровье. С этой женщиной ворвалась в гостиную Хионии Алексеевны первая слабая надежда, и ее сердце задрожало при
мысли, что, может быть, еще не все пропало, не все кончено…
Вечером в кабинете Бахарева шли горячие споры и рассуждения
на всевозможные темы. Горничной пришлось заменить очень много выпитых бутылок вина новыми. Лица у всех раскраснелись, глаза блестели. Все выходило так тепло и сердечно, как в дни зеленой юности. Каждый высказывал свою
мысль без всяких наружных прикрытий, а так, как она выливалась из головы.
«Муж — шулер, сын — дровокат, дочь — содержанка, сама из забвенных рижских немок, которых по тринадцати
на дюжину кладут!» — вот общий знаменатель, к которому сводились теперь
мысли Хионии Алексеевны относительно фамилии Веревкиных.
В своей полувосточной обстановке Зося сегодня была необыкновенно эффектна. Одетая в простенькое летнее платье, она походила
на дорогую картину, вставленную в пеструю раму бухарских ковров. Эта смесь европейского с среднеазиатским была оригинальна, и Привалов все время, пока сидел в коше, чувствовал себя не в Европе, а в Азии, в этой чудной стране поэтических грез, волшебных сказок, опьяняющих фантазий и чудных красавиц. Даже эта пестрая смесь выцветших красок
на коврах настраивала
мысль поэтическим образом.
Положение Привалова с часу
на час делалось все труднее. Он боялся сделаться пристрастным даже к доктору. Собственное душевное настроение слишком было напряжено, так что к действительности начали примешиваться призраки фантазии, и расстроенное воображение рисовало одну картину за другой. Привалов даже избегал
мысли о том, что Зося могла не любить его совсем, а также и он ее. Для него ясно было только то, что он не нашел в своей семейной жизни своих самых задушевных идеалов.
Сквозь этот наплыв клубком шевелившихся чувств слабым эхом пробивалась
мысль: «А если все это неправда, пустая городская сплетня,
на какую стоит только плюнуть?»
Ехать
на ярмарку было счастливой
мыслью для Привалова.
Они разговорились принужденным разговором чужих людей. Надежде Васильевне было вдвойне тяжело оставаться свидетельницей этой натянутой беседы: одного она слишком любила, а другого жалела. У нее готовы были навернуться слезы
на глазах при одной
мысли, что еще так недавно эти люди были полны жизни и энергии.
— Я не выставляю подсудимого каким-то идеальным человеком, — говорил Веревкин. — Нет, это самый обыкновенный смертный, не чуждый общих слабостей… Но он попал в скверную историю, которая походила
на игру кошки с мышкой. Будь
на месте Колпаковой другая женщина, тогда Бахарев не сидел бы
на скамье подсудимых! Вот главная
мысль, которая должна лечь в основание вердикта присяжных. Закон карает злую волю и бесповоротную испорченность, а здесь мы имеем дело с несчастным случаем, от которого никто не застрахован.
Для этих
мыслей у Надежды Васильевны теперь оставалось много свободного времени: болезнь мужа оторвала ее даже от того мирка, с которым она успела сжиться
на приисках.
Дальше Лоскутов очень подробно развивал
мысль, что необходимо,
на основании абсолютной субстанции духа, создать новую вселенскую религию, в которой примирятся все народы и все племена.
Неточные совпадения
Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания
на какой-нибудь
мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.
Лука Лукич. Что ж мне, право, с ним делать? Я уж несколько раз ему говорил. Вот еще
на днях, когда зашел было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее сделал от доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные
мысли внушаются юношеству.
В минуты, когда
мысль их обращается
на их состояние, какому аду должно быть в душах и мужа и жены!
Г-жа Простакова (бегая по театру в злобе и в
мыслях). В семь часов!.. Мы встанем поране… Что захотела, поставлю
на своем… Все ко мне.
В одной письме развивает
мысль, что градоначальники вообще имеют право
на безусловное блаженство в загробной жизни, по тому одному, что они градоначальники; в другом утверждает, что градоначальники обязаны обращать
на свое поведение особенное внимание, так как в загробной жизни они против всякого другого подвергаются истязаниям вдвое и втрое.