Неточные совпадения
— Отчего же он не остановился у Бахаревых? — соображала Заплатина, заключая свои кости в корсет. — Видно, себе на уме… Все-таки сейчас поеду к Бахаревым. Нужно предупредить Марью Степановну…
Вот и партия Nadine. Точно с неба жених свалился! Этакое счастье этим богачам: своих денег не знают куда девать, а тут, как снег на голову, зять миллионер… Воображаю: у Ляховского дочь, у Половодова сестра, у Веревкиных дочь, у Бахаревых целых две…
Вот извольте тут разделить между ними одного жениха!..
— Эта Хиония Алексеевна ни больше ни меньше, как трехэтажный паразит, — говорил частный поверенный Nicolas Веревкин. — Это, видите ли,
вот какая штука: есть
такой водяной жук! — черт его знает, как он называется по-латыни, позабыл!.. В этом жуке живет паразит-червяк, а в паразите какая-то глиста… Понимаете? Червяк жрет жука, а глиста жрет червяка…
Так и наша Хиония Алексеевна жрет нас, а мы жрем всякого, кто попадет под руку!
«
Вот этой жениха не нужно будет искать: сама найдет, — с улыбкой думала Хиония Алексеевна, провожая глазами убегавшую Верочку. — Небось не закиснет в девках, как эти принцессы, которые умеют только важничать… Еще считают себя образованными девушками, а когда пришла пора выходить замуж, —
так я же им и ищи жениха. Ох, уж эти мне принцессы!»
Я как услышала, что Привалов приехал,
так сейчас же и перекрестилась:
вот, думаю, господь какого жениха Nadine послал…
— Устрой, милостивый господи, все на пользу… — вслух думал старый верный слуга, поплевывая на суконку. — Уж, кажется,
так бы хорошо,
так бы хорошо…
Вот думать,
так не придумать!.. А из себя-то какой молодец… в прероду свою вышел. Отец-от вон какое дерево был: как, бывало, размахнется да ударит,
так замертво и вынесут.
— А!
так ты
вот как со мной разговариваешь…
Как подумаю, что делается без меня на приисках,
так вот сердце кровью и обольется.
— Конечно,
так, — подтвердил Виктор Васильич. — Когда мы состаримся, будем тоже говорить, что
вот в наше время
так были люди… Все старики
так говорят.
— Будет вам, стрекозы, — строго остановила Марья Степановна, когда всеми овладело самое оживленное настроение, последнее было неприлично, потому что Привалов был все-таки посторонний человек и мог осудить. — Мы
вот все болтаем тут разные пустяки, а ты нам ничего не расскажешь о себе, Сергей Александрыч.
—
Вот я назло маме и Хине нарочно не пойду замуж за Привалова… Я
так давеча и маме сказала, что не хочу разыгрывать из себя какую-то крепость в осадном положении.
— А
вот сейчас… В нашем доме является миллионер Привалов; я по необходимости знакомлюсь с ним и по мере этого знакомства открываю в нем самые удивительные таланты, качества и добродетели. Одним словом, я кончаю тем, что начинаю думать: «А ведь не дурно быть madame Приваловой!» Ведь тысячи девушек сделали бы на моем месте именно
так…
— Благодарю вас, — добродушно говорил Привалов, который думал совсем о другом. — Мне ведь очень немного нужно… Надеюсь, что она меня не съест?.. Только
вот имя у нее
такое мудреное.
«А там женишок-то кому еще достанется, — думала про себя Хиония Алексеевна, припоминая свои обещания Марье Степановне. — Уж очень Nadine ваша нос кверху задирает. Не велика в перьях птица: хороша дочка Аннушка, да хвалит только мать да бабушка! Конечно, Ляховский гордец и кощей, а если взять Зосю, —
вот эта, по-моему,
так действительно невеста: всем взяла… Да-с!.. Не чета гордячке Nadine…»
— А хоть бы и
так, — худого нет; не все в девках сидеть да книжки свои читать.
Вот мудрите с отцом-то, — счастья бог и не посылает. Гляди-ко, двадцать второй год девке пошел, а она только смеется… В твои-то годы у меня трое детей было, Костеньке шестой год шел. Да отец-то чего смотрит?
А
вот мы тебя познакомим с
такими дамочками — пальчики оближешь!
А
вот поедешь к Ляховскому,
так там тебе покажут
такую барышню, что отдай все, да мало, прибавь — недостанет…
Стороной я слышал о вашем деле по наследству,
так вот и приехал предложить свои услуги.
— А что, Сергей Александрыч, — проговорил Бахарев, хлопая Привалова по плечу, —
вот ты теперь третью неделю живешь в Узле, поосмотрелся? Интересно знать, что ты надумал… а? Ведь твое дело молодое, не то что наше, стариковское: на все четыре стороны скатертью дорога. Ведь не сидеть же
такому молодцу сложа руки…
— Знаю, вперед знаю ответ: «Нужно подумать… не осмотрелся хорошенько…»
Так ведь? Этакие нынче осторожные люди пошли; не то что мы: либо сена клок, либо вилы в бок! Да ведь ничего, живы и с голоду не умерли. Так-то, Сергей Александрыч… А я
вот что скажу: прожил ты в Узле три недели и еще проживешь десять лет — нового ничего не увидишь Одна канитель: день да ночь — и сутки прочь, а вновь ничего. Ведь ты совсем в Узле останешься?
—
Вот еще Ляховский… Разжился фальшивыми ассигнациями да краденым золотом, и черту не брат! Нет,
вот теперь до всех вас доберется Привалов… Да. Он даром что
таким выглядит тихоньким и, конечно, не будет иметь успеха у женщин, но Александра Павлыча с Ляховским подтянет. Знаете, я слышала, что этого несчастного мальчика, Тита Привалова, отправили куда-то в Швейцарию и сбросили в пропасть. Как вы думаете, чьих рук это дельце?
— А я все-таки знаю и желаю, чтобы Nicolas хорошенько подобрал к рукам и Привалова и опекунов… Да. Пусть Бахаревы останутся с носом и любуются на свою Nadine, а мы женим Привалова на Алле…
Вот увидите. Это только нужно повести дело умненько: tete-a-tete, [свидание наедине (фр.).] маленький пикник, что-нибудь вроде нервного припадка… Ведь эти мужчины все дураки: увидали женщину, — и сейчас глаза за корсет.
Вот мы…
—
Вот уж что хорошо,
так хорошо… люблю!.. Уважила барышня старика… И рубашечка о семи шелках, и сарафанчик-расстегайчик, и квасок из собственных ручек… люблю за хороший обычай!..
— О да, — протянула Агриппина Филипьевна с приличной важностью. — Nadine Бахарева и Sophie Ляховская у нас первые красавицы… Да. Вы не видали Sophie Ляховской? Замечательно красивая девушка… Конечно, она не
так умна, как Nadine Бахарева, но в ней есть что-то
такое, совершенно особенное. Да
вот сами увидите.
—
Вот бы нам с тобой, Иван Яковлич,
такую уйму денег… а? — говорил Лепешкин. — Ведь
такую обедню отслужили бы, что чертям тошно…
—
Вот это
так мило: хозяин сидит в ванне, хозяйки нет дома…
—
Вот и отлично: было бы желание, а обстоятельства мы повернем по-своему. Не
так ли? Жить в столице в наше время просто грешно. Провинция нуждается в людях, особенно в людях с серьезным образованием.
Вот Зося Ляховская, та, конечно, могла выполнить и не
такую задачу, но ее просто немыслимо привязать к
такому делу, да притом в последнее время она какая-то странная стала, совсем кислая».
— Знаю, что тяжело, голубчик. Тебе тяжело, а мне вдвое, потому что приехал ты на родную сторону, а тебя и приголубить некому.
Вот нету матери-то,
так и приласкать некому… Бранить да началить всегда мастера найдутся, а
вот кто пожалеет-то?
— Да я его не хаю, голубчик, может, он и хороший человек для тебя, я
так говорю.
Вот все с Виктором Васильичем нашим хороводится… Ох-хо-хо!.. Был, поди, у Веревкиных-то?
— Мудрено что-то, — вздыхала Марья Степановна. — Не пойму я этого Сережу… Нету в нем чего-то, характеру недостает: собирается-собирается куда-нибудь, а глядишь — попал в другое место. Теперь
вот тоже относительно Нади: как будто она ему нравится и как будто он ее даже боится… Легкое ли место —
такому мужчине какой-нибудь девчонки бояться! И она тоже мудрит над ним… Я уж вижу ее насквозь: вся в родимого батюшку пошла, слова спросту не молвит.
— Вы приехали как нельзя более кстати, — продолжал Ляховский, мотая головой, как фарфоровый китаец. — Вы, конечно, уже слышали, какой переполох устроил этот мальчик, ваш брат… Да, да Я удивляюсь. Профессор Тидеман —
такой прекрасный человек… Я имею о нем самые отличные рекомендации. Мы как раз кончили с Альфонсом Богданычем кой-какие счеты и теперь можем приступить прямо к делу…
Вот и Александр Павлыч здесь. Я, право,
так рад,
так рад вас видеть у себя, Сергей Александрыч… Мы сейчас же и займемся!..
— А
вот подождите, проведут к нам железную дорогу, тогда мы еще не
так процветем.
— Не могу знать!.. А где я тебе возьму денег? Как ты об этом думаешь… а? Ведь ты думаешь же о чем-нибудь, когда идешь ко мне? Ведь думаешь… а? «Дескать,
вот я приду к барину и буду просить денег, а барин запустит руку в конторку и вытащит оттуда денег, сколько мне нужно…» Ведь
так думаешь… а? Да у барина-то, умная твоя голова, деньги-то разве растут в конторке?..
— Именно? — повторила Надежда Васильевна вопрос Лоскутова. — А это
вот что значит: что бы Привалов ни сделал, отец всегда простит ему все, и не только простит, но последнюю рубашку с себя снимет, чтобы поднять его. Это слепая привязанность к фамилии, какое-то благоговение перед именем… Логика здесь бессильна, а человек поступает
так, а не иначе потому, что
так нужно. Дети
так же делают…
— Раньше-то бывал, а
вот теперь которую неделю и глаз не кажет. Не знаю уж, што с ним
такое попритчилось.
— Цветет-то она цветет, да кабы не отцвела скоро, — с подавленным вздохом проговорила старуха, — сам знаешь, девичья краса до поры до время, а Надя уж в годах, за двадцать перевалило. Мудрят с отцом-то, а
вот счастья господь и не посылает… Долго ли до греха — гляди, и завянет в девках. А Сережа-то прост, ох как прост, Данилушка. И в кого уродился, подумаешь… Я
так полагаю, што он в мать, в Варвару Павловну пошел.
«Эх, разве
так дела делают, — с тоской думал Nicolas, посасывая сигару. — Да дай-ка мне полсотни тысяч, да я всех опекунов в один узел завязал бы… А
вот извольте сговориться с субъектом, у которого в голове засела мельница! Это настоящая болезнь, черт возьми…»
—
Вот ты и занялся бы
такими реформами, — проговорил Бахарев. — Кстати, у тебя свободного времени, кажется, достаточно…
— Это, голубчик, исключительная натура, совершенно исключительная, — говорил Бахарев про Лоскутова, — не от мира сего человек…
Вот я его сколько лет знаю и все-таки хорошенько не могу понять, что это за человек. Только чувствуешь, что крупная величина перед тобой. Всякая сила дает себя чувствовать.
— Лоскутов? Гм. По-моему, это — человек, который родился не в свое время. Да… Ему негде развернуться,
вот он и зарылся в книги с головой. А между тем в другом месте и при других условиях он мог бы быть крупным деятелем… В нем есть эта цельность натуры, известный фанатизм — словом, за
такими людьми идут в огонь и в воду.
Вот я и думаю, что не лучше ли было бы начать именно с
такой органической подготовки, а форма вылилась бы сама собой.
— Ах, душечка, не поднимайте плечи, — упрашивала Хиония Алексеевна Аллу, —
вот у вас в этом месте, у лопатки, делается
такая некрасивая яма… Необходимо следить за собой.
— Ах, сколько публики, сколько публики! — восклицала с восторгом институтки Хиония Алексеевна, кокетливо прищуривая глаза. —
Вот, Сергей Александрыч, вы сегодня увидите всех наших красавиц… Видели Аню Пояркову? Высокая, с черными глазами… О, это
такая прелесть,
такая прелесть!..
—
Вот уж этому никогда не поверю, — горячо возразила Половодова, крепко опираясь на руку Привалова. — Если человек что-нибудь захочет, всегда найдет время. Не правда ли? Да я, собственно, и не претендую на вас, потому что кому же охота скучать. Я сама ужасно скучала все время!..
Так, тоска какая-то… Все надоело.
— А… вы здесь? — спрашивал Половодов, продираясь сквозь толпу. —
Вот и отлично… Человек, нельзя ли нам чего-нибудь… А здесь все свой народ набрался, — ораторствовал он, усаживаясь между Приваловым и Данилушкой. — Живем одной семьей…
Так, Данилушка?
— И тщеславие… Я не скрываю. Но знаете, кто сознает за собой известные недостатки, тот стоит на полдороге к исправлению. Если бы была
такая рука, которая… Ах да, я очень тщеславна! Я преклоняюсь пред силой, я боготворю ее. Сила всегда оригинальна, она дает себя чувствовать во всем. Я желала бы быть рабой именно
такой силы, которая выходит из ряду вон, которая не нуждается
вот в этой мишуре, — Зося обвела глазами свой костюм и обстановку комнаты, — ведь
такая сила наполнит целую жизнь… она даст счастье.
— Рабство… а если мне это нравится? Если это у меня в крови — органическая потребность в
таком рабстве? Возьмите то, для чего живет заурядное большинство: все это
так жалко и точно выкроено по одной мерке. А стоит ли жить только для того, чтобы прожить, как все другие люди…
Вот поэтому-то я и хочу именно рабства, потому что всякая сила давит… Больше: я хочу, чтобы меня презирали и… хоть немножечко любили…
—
Вот не ожидал!.. — кричал Ляховский навстречу входившему гостю. — Да для меня это праздник… А я, Василий Назарыч, увы!.. — Ляховский только указал глазами на кресло с колесами, в котором сидел. — Совсем развинтился… Уж извините меня, ради бога! Тогда эта болезнь Зоси
так меня разбила, что я совсем приготовился отправляться на тот свет, да
вот доктор еще придержал немного здесь…
—
Вот, Василий Назарыч, наша жизнь: сегодня жив, хлопочешь, заботишься, а завтра тебя унесет волной забвенья… Что
такое человек? Прах, пепел… Пахнуло ветерком — и человека не стало вместе со всей его паутиной забот, каверз, расчетов, добрых дел и пустяков!..
— Конечно, поправится, черт их всех возьми! — крикнул «Моисей», стуча кулаком по столу. — Разве старик чета
вот этой дряни… Вон ходят… Ха-ха!.. Дураки!.. Василий Бахарев пальцем поведет только,
так у него из всех щелей золото полезет.
Вот только весны дождаться, мы вместе махнем со стариком на прииски и все дело поправим Понял?