Неточные совпадения
— Ничего ты не понимаешь! — оборвал
его Зыков. — Первое
дело, пески на второй сажени берут, а там земля талая; а второе
дело — по Фотьянке пески не мясниковатые, а разрушистые… На
него плесни водой —
он и рассыпался,
как крупа. И пески здесь крупные, чуть
их сполосни… Ничего ты не понимаешь, Шишка!..
— Известно, золота в Кедровской даче неочерпаемо, а только ты опять зря болтаешь: кедровское золото мудреное — кругом болота, вода долит, а внизу камень. Надо еще взять кедровское-то золото. Не об этом речь. А
дело такое, что в Кедровскую дачу кинутся промышленники из города и с Балчуговских промыслов народ будут сбивать. Теперь у нас весь народ
как в чашке каша, а тогда и расползутся…
Их только помани. Народ отпетый.
— Не ты, так другие пойдут… Я тебе же добра желал, Родион Потапыч. А что касается Балчуговских промыслов, так
они о нас с тобой плакать не будут… Ты вот говоришь, что я ничего не понимаю, а я, может, побольше твоего-то смыслю в этом
деле. Балчуговская-то дача рядом прошла с Кедровской — ну, назаявляют приисков на самой грани да и будут скупать ваше балчуговское золото, а запишут в свои книги. Тут не разбери-бери… Вот это
какое дело!
— А ведь ты верно, — уныло согласился Зыков. — Потащат наше золото старателишки. Это уж
как пить дадут. Ты
их только помани… Теперь за
ними не уследишь
днем с огнем, а тогда и подавно! Только, я думаю, — прибавил
он, — врешь ты все…
— Да сделай милость, хоша сейчас к следователю! — повторял
он с азартом. — Все покажу,
как было
дело. И все другие покажут. Я ведь смекаю, для чего тебе это надобно… Ох, смекаю!..
— Ну, что
он? Поди, из лица весь выступил? А? Ведь
ему это без смерти смерть.
Как другая цепная собака: ни во двор, ни со двора не пущает. Не поглянулось
ему? А?.. Еще сродни мне приходится по мамыньке — ну, да мне-то это все едино. Это уж мамынькино
дело: она с
ним дружит. Ха-ха!.. Ах, андел ты мой, Андрон Евстратыч! Пряменько тебе скажу: вдругорядь нашу Фотьянку с праздником делаешь, — впервой, когда россыпь открыл, а теперь — словечком своим озолотил.
Напустив на себя храбрости, Яша к вечеру заметно остыл и только почесывал затылок.
Он сходил в кабак, потолкался на народе и пришел домой только к ужину. Храбрости оставалось совсем немного, так что и ночь Яша спал очень скверно, и проснулся чуть свет. Устинья Марковна поднималась в доме раньше всех и видела,
как Яша начинает трусить. Роковой
день наступал. Она ничего не говорила, а только тяжело вздыхала. Напившись чаю, Яша объявил...
—
Он за баб примется, — говорил Мыльников, удушливо хихикая. — И достанется бабам… ах
как достанется! А ты, Яша, ко мне ночевать, к Тарасу Мыльникову. Никто пальцем не смеет тронуть… Вот это
какое дело, Яша!
— Наташка, перестань… Брось… — уговаривал ее Мыльников. — Не смущай свово родителя… Вишь,
как он сразу укротился. Яша, что же это ты в самом-то
деле?.. По первому разу и испугался родителей…
— Ничего я не знаю, Степан Романыч… Вот хоша и сейчас взять: я и на шахтах, я и на Фотьянке, а конторское
дело опричь меня делается. Работы были такие же и раньше,
как сейчас. Все одно… А потом путал еще меня Кишкин вольными работами в Кедровской даче. Обложат, грит, ваши промысла приисками, будут скупать ваше золото, а запишут в свои книги. Это-то
он резонно говорит, Степан Романыч. Греха не оберешься.
Как-то раз один служащий — повытчики еще тогда были, — повытчик Мокрушин, седой уж старик, до пенсии
ему оставалось две недели, выпил грешным
делом на именинах да пьяненький и попадись Телятникову на глаза.
Кто такой этот генерал Мансветов, откуда
он взялся,
какими путями
он вложился в такое громадное
дело — едва ли знал и сам главный управляющий Карачунский.
— Понапрасну погинул, это уж что говорить! — согласилась баушка Лукерья, понукая убавившую шаг лошадь. — Одна девка-каторжанка издалась упрямая и чуть
его не зарезала, черкаска-девка… Ну, приходит
он к нам в казарму и нам же плачется: «Вот, — говорит, — черкаска меня ножиком резала, а я человек семейный…» Слезьми заливается.
Как раз через три
дня его и порешили, сердешного.
Родион Потапыч молчал,
как будто не
его дело.
Азарт носился в самом воздухе, и Мыльников заговаривал людей во сто раз умнее себя,
как тот же Ермошка, выдавший швали тоже красный билет. Впрочем, Мыльников на другой же
день поднял Ермошку на смех в
его собственном заведении.
— Можно и сестру Марью на такой случай вывести… — предлагал расхрабрившийся Яша. — Тоже девица вполне… Может, вдвоем-то
они скорее найдут. А ты, Андрон Евстратыч, главное
дело, не ошибись гумагой, потому
как гумага первое
дело.
Ровно через неделю Кожин разыскал, где была спрятана Феня, и верхом приехал в Фотьянку. Сначала, для отвода глаз,
он завернул в кабак, будто собирается золото искать в Кедровской даче. Поговорил
он кое с кем из мужиков, а потом послал за Петром Васильичем. Тот не заставил себя ждать и,
как увидел Кожина, сразу смекнул, в чем
дело. Чтобы не выдать себя, Петр Васильич с час ломал комедию и сговаривался с Кожиным о золоте.
Во всякое время
дня и ночи
его можно было встретить на шахте, где
он сидел,
как коршун, ожидавший своей добычи.
— Нет, мне далеко ездить сюда, да и Оникову нужно же какое-нибудь
дело. Куда
его мне
девать?.. Как-нибудь уж без меня устраивайтесь.
— Ты что же это, Петр Васильич? — корил
его Кишкин. —
Как дошло до
дела, так сейчас и в кусты…
Феня ужасно перепугалась возникшей из-за нее ссоры, но все
дело так же быстро потухло,
как и вспыхнуло. Карачунский уезжал, что было слышно по топоту сопровождавших
его людей… Петр Васильич опрометью кинулся из избы и догнал Карачунского только у экипажа, когда тот садился.
Этот вольный порыв, впрочем, сменился у Прокопия на другой же
день молчаливым унынием, и Анна точила
его все время,
как ржавчина.
— Да говори ты толком… — приставал к
нему Мыльников. — Убегла, значит, наша Федосья Родивоновна. Ну, так и говори… И с собой ничего не взяла, все бросила. Вот
какое вышло
дело!
— Кожин меня за воротами ждет, Степан Романыч… Очертел
он окончательно и дурак дураком. Я с
ним теперь отваживаюсь вторые сутки… А Фене я сродственник: моя-то жена родная — ейная сестра, значит, Татьяна. Ну, значит, я и пришел объявиться, потому
как дело это особенное. Дома ревут у Фени, Кожин грозится зарезать тебя, а я с емя со всеми отваживаюсь… Вот
какое дельце, Степан Романыч. Силушки моей не стало…
— Ну, твое
дело табак, Акинфий Назарыч, — объявил
он Кожину с приличной торжественностью. — Совсем ведь Феня-то оболоклась было, да тот змей-то не пустил…
Как уцепился в нее, ну, известно, женское
дело. Знаешь, что я придумал: надо беспременно на Фотьянку гнать, к баушке Лукерье; без баушки Лукерьи невозможно…
— А я с Кожиным цельных три
дня путался.
Он за воротами остался… Скажи
ему, баушка, чтобы ехал домой. Нечего
ему здесь делать… Я для родни в ниточку вытягиваюсь, а мне вон
какая от вас честь. Надоело, признаться сказать…
Мыльников с намерением оставил до следующего
дня рассказ о том,
как был у Зыковых и Карачунского, —
он рассчитывал опохмелиться на счет этих новостей и не ошибся. Баушка Лукерья сама послала Оксю в кабак за полштофом и с жадным вниманием прослушала всю болтовню Мыльникова, напрасно стараясь отличить, где
он говорит правду и где врет.
— Ну-ну, без тебя знаю, — успокоил
его Кишкин. — Только вот тебе мой сказ, Петр Васильич… Видал,
как рыбу бреднем ловят: большая щука уйдет, а маленькая рыбешка вся тут и осталась. Так и твое
дело… Ястребов-то выкрутится: у
него семьдесят семь ходов с ходом, а ты влопаешься со своими весами
как кур во щи.
Рабочих на Рублихе всего больше интересовало то,
как теперь Карачунский встретится с Родионом Потапычем, а встретиться
они были должны неизбежно, потому что Карачунский тоже начинал увлекаться новой шахтой и следил за работой с напряженным вниманием. Эта встреча произошла на
дне Рублихи, куда спустился Карачунский по стремянке.
Это была совершенно оригинальная теория залегания золотоносных жил, но нужно было чему-нибудь верить, а у Мыльникова,
как и у других старателей, была своя собственная геология и терминология промыслового
дела. Наконец в одно прекрасное утро терпение Мыльникова лопнуло.
Он вылез из дудки, бросил оземь мокрую шапку и рукавицы и проговорил...
— Нет… Я про одного человека, который не знает, куда
ему с деньгами деваться, а пришел старый приятель, попросил денег на
дело, так нет. Ведь не дал… А школьниками вместе учились, на одной парте сидели. А дельце-то
какое: повернее в десять раз, чем жилка у Тараса. Одним словом, богачество… Уж я это самое
дело вот
как знаю, потому
как еще за казной набил руку на промыслах. Сотню тысяч можно зашибить, ежели с умом…
Нужно было ехать через Балчуговский завод; Кишкин повернул лошадь объездом, чтобы оставить в стороне господский дом. У старика кружилась голова от неожиданного счастья, точно эти пятьсот рублей свалились к
нему с неба.
Он так верил теперь в свое
дело, точно
оно уже было совершившимся фактом. А главное,
как приметы-то все сошлись: оба несчастные, оба не знают, куда голову приклонить. Да тут золото само полезет. И
как это раньше
ему Кожин не пришел на ум?.. Ну, да все к лучшему. Оставалось уломать Ястребова.
Для Кишкина картина всей этой геологической работы была ясна
как день, и
он еще летом наметил пункты, с которых нужно было начать разведку.
Эти последние,
как продукт разрушения бурого железняка, осаждались на самое
дно в силу своей тяжести; шлихов получилось достаточное количество, и, когда вода уже не взмучивалась, старик долго и внимательно
их рассматривал.
— Господи, что же это такое? — повторял
он про себя, чувствуя,
как спирает дыхание. — Не поблазнило ли уж мне грешным
делом?..
Ее удивило больше всего то, что у баушки завелись какие-то
дела с Кишкиным, тогда
как раньше она и слышать о
нем не хотела,
как о первом смутьяне и затейщике, сбивавшем с толку мужиков.
—
Какие такие
дела завел Шишка с мамынькой? — зыкнул
он на нее.
За Кишкиным уже следили. Матюшка первый заподозрил, что
дело нечистое, когда Кишкин прикинулся больным и бросил шурфовку. Потом
он припомнил, что Кишкин выплеснул пробу в шурф и не велел бить следующих шурфов по порядку. Вообще все поведение Кишкина показалось
ему самым подозрительным. Встретившись в кабаке Фролки с Петром Васильичем, Матюшка спросил про Кишкина, где
он ночует сегодня. Слово за слово — разговорились. Петр Васильич носом чуял, где неладно, и прильнул к Матюшке,
как пластырь.
— Хорошее
дело, кабы двадцать лет назад
оно вышло… — ядовито заметил великий делец, прищуривая один глаз. — Досталась кость собаке, когда собака съела все зубы. Да вот еще посмотрим, кто будет расхлебывать твою кашу, Андрон Евстратыч: обнес всех натощак, а
как теперь сытый-то будешь повыше усов есть. Одним словом, в самый раз.
— Когда только
он дрыхнет? — удивлялись рабочие. —
Днем по старательским работам шляется, а ночь в своей шахте сидит,
как коршун.
Теперь встало и ее прошлое, до которого раньше никому не было
дела: Карачунский ревновал ее к Кожину, ревновал молча, тяжело, выдержанно,
как все, что
он делал.
Когда баушка Лукерья получила от Марьи целую пригоршню серебра, то не знала, что и подумать, а девушка нарочно отдала деньги при Кишкине, лукаво ухмыляясь: «Вот-де тебе и твоя приманка, старый черт». Кое-как сообразила старуха, в чем
дело, и только плюнула. Она вообще следила за поведением Кишкина, особенно за тем,
как он тратил деньги, точно это были ее собственные капиталы.
— Молодо-зелено — погулять велено, — заступился Кишкин, находившийся под впечатлением охватившей
его теплоты. — И стыд девичий до порога… Вот это
какое девичье
дело.
На этом пункте
они всегда спорили. Старый штейгер относился к вольному человеку — старателю — с ненавистью старой дворовой собаки. Вот свои работы — другое
дело… Это настоящее
дело, кабы сила брала. Между разговорами Родион Потапыч вечно прислушивался к смешанному гулу работавшей шахты и,
как опытный капельмейстер, в этой пестрой волне звуков сейчас же улавливал малейшую неверную ноту. Раз
он соскочил совсем бледный и даже поднял руку кверху.
— Ну, это невелика беда, — говорил
он с улыбкой. — А я думал, не вскрылась ли настоящая рудная вода на глуби. Беда, ежели настоящая-то рудная вода прорвется:
как раз одолеет и всю шахту зальет. Бывало
дело…
— Да, вот
какие дела, Андрон… — говорил
он вечером, когда
они остались в конторе одни. — Приехал получить с тебя должок. Разве забыл?
— Ну, это
его дело… Может, ты же
ему место-то приспособил своим доносом. Влетел
он в это самое
дело как кур в ощип… Ах, Андрошка, бить-то тебя было некому!..
— Видит, говоришь? — засмеялся Петр Васильич. — Кабы видел, так не бросился бы… Разве я дурак, чтобы среди бела
дня идти к
нему на прииск с весками,
как прежде? Нет, мы тоже учены, Марьюшка…
— Себя соблюдаешь, — решил Петр Васильич. — А Шишка, вот погляди, сбрендит…
Он теперь отдохнул и первое
дело за бабой погонится, потому
как хоша и не настоящий барин, а повадку-то эту знает.
В толпе показался Мыльников, который нарочно пришел из Балчуговского завода пешком, чтобы посмотреть,
как будет все
дело. Обратно
он ехал вместе с Ермошкой.