Неточные совпадения
У каждого из них, как у Туберозова,
так и у Захарии и даже у дьякона Ахиллы, были свои домики на самом берегу, как
раз насупротив высившегося за рекой старинного пятиглавого собора с высокими куполами.
— Во-первых, — говорил он, — мне, как дьякону, по сану моему
такого посоха носить не дозволено и неприлично, потому что я не пастырь, — это
раз.
— Теперь знаю, что
такое! — говорил он окружающим, спешиваясь у протопоповских ворот. — Все эти размышления мои до сих пор предварительные были не больше как одною глупостью моею; а теперь я наверное вам скажу, что отец протопоп кроме ничего как просто велел вытравить литеры греческие, а не то
так латинские.
Так,
так, не иначе как
так; это верно, что литеры вытравил, и если я теперь не отгадал, то сто
раз меня дураком после этого назовите.
1850 год. Надо бросить. Нет, братик, не бросишь.
Так привык курить, что не могу оставить. Решил слабость сию не искоренять, а за нее взять к себе какого-нибудь бездомного сиротку и воспитать. На попадью, Наталью Николаевну, плоха надежда: даст намек, что будто есть у нее что-то, но выйдет сие всякий
раз подобно первому апреля.
И с тех пор, как приедет из семинарии, все
раз от
разу хуже да хуже, и, наконец, даже
так против всего хорошего ожесточился, что на крестинах у отца Захарии зачал на самого отца протопопа метаться.
Чуть только бедный учитель завидел Ахиллу, ноги его подкосились и стали; но через мгновение отдрогнули, как сильно нагнетенные пружины, и в три сильных прыжка перенесли Варнаву через
такое расстояние, которого человеку в спокойном состоянии не перескочить бы и в десять прыжков. Этим Варнава был почти спасен: он теперь находился как
раз под окном акцизничихи Бизюкиной, и, на его великое счастье, сама ученая дама стояла у открытого окна.
— Позвольте-с, позвольте, я в первый
раз как пришел по этому делу в церковь, подал записочку о бежавшей рабе и полтинник, священник и стали служить Иоанну Воинственнику,
так оно после и шло.
— Не удивительно ли, что эта старая сказка, которую рассказал сейчас карлик и которую я
так много
раз уже слышал, ничтожная сказочка про эти вязальные старухины спицы, не только меня освежила, но и успокоила от того раздражения, в которое меня ввергла намеднишняя новая действительность?
«Ну, теперь подавайте», — говорит владыка. Подали две мелкие тарелочки горохового супа с сухарями, и только что офицер раздразнил аппетит, как владыка уже и опять встает. «Ну, возблагодаримте, — говорит, — теперь господа бога по трапезе». Да уж в этот
раз как стал читать,
так тот молодец не дождался да потихоньку драла и убежал. Рассказывает мне это вчера старик и смеется: «Сей дух, — говорит, — ничем же изымается, токмо молитвою и постом».
— Да, Эсперанса, я ударился, — отвечал он со вздохом, — но только если ты до теперешнего
раза думала, что я на мою силу надеюсь,
так больше этого не думай. Отец протопоп министр юстиции; он правду мне, Эсперанса, говорил: не хвались, Эсперанса, сильный силою своею, ни крепкий крепостью своею!
Он словно
раз навсегда порешил себе, что совесть, честь, любовь, почтение и вообще все
так называемые возвышенные чувства — все это вздор, гиль, чепуха, выдуманная философами, литераторами и другими сумасшедшими фантазерами.
— Да, я вам даже, если на то пошло,
так еще вот что расскажу, — продолжал он, еще понизив голос. — Я уж через эту свою брехню-то
раз под
такое было дело попал, что чуть-чуть публичному истязанию себя не подверг. Вы этого не слыхали?
— Никогда! У меня этого и положения нет, — вырубал дьякон, выдвигаясь всею грудью. — Да мне и невозможно. Мне если б обращать на всех внимание, то я и жизни бы своей был не рад. У меня вот и теперь не то что владыка, хоть он и преосвященный, а на меня теперь всякий день
такое лицо смотрит, что сто
раз его важнее.
— Не хвалитесь. Иной
раз и на храбреца трус находит, а другой
раз трус чего и не ждешь наделает, да-с, да-с, это были
такие примеры.
— Черт его, братцы мои, знает, что в нем
такое действует! — воскликнул Ахилла и, обратясь к исправнику, еще
раз ему погрозил: отойди, мол, а то, видишь, человек смущается.
Почтмейстерша вскипела. Она еще
раз потрогала дверь, но дверь не отпирается: крючок постукивает, но сидит в петле, а между тем сквозь дверь слышно два дыхания. Два! Можно представить себе весь ужас, объявший сердце жены при
таком внезапном открытии!
Животрепещущая дама, вооруженная большим кухонным ножом, засучив правый рукав своей кофты, прямо направилась к двери конторы и еще
раз приложила ухо к створу. И сомнения никакого не было, что злосчастная пара наслаждается сном безмятежным:
так и слышно, как один, более сильный, субъект гудет гусаком, а другой, нежнейший, выпускает придыханием протяжные «пхэ».
Через месяц Ахилла писал из Москвы, сколь она ему понравилась, но что народ здесь прелукавый, и особенно певчие, которые два
раза звали его пить вместе лампопό, но что он, «зная из практики, что
такое обозначает сие лампопό,
такой их певческой наглости только довольно подивился».
Получив
такое искреннее и наивное признание, Туберозов даже не сразу решился, что ему ответить; но Ахилла, высказавшись
раз в этом направлении, продолжал и далее выражать свою петербургскую просвещенность.
Он не многословил в объяснениях, а отдал кому следовало все, чем мог располагать, и жалостно просил исхлопотать отцу Туберозову немедленно разрешение. Но хлопоты не увенчались успехом: начальство на сей
раз показало, что оно вполне обладает тем, в чем ему у нас
так часто любят отказывать. Оно показало, что обладает характером, и решило, что все определенное Туберозову должно с ним совершиться, как должно совершиться все определенное высшими судьбами.