Неточные совпадения
Ну тут уж и я рассмеялась, и
даже Патрикей Семеныч, на
что был человек серьезный,
так и он тоже на грудь лицо опустил и улыбнулся. А княгиня, разумеется, изо всего этого ясно усмотрела,
что она
такое есть эта Грайворона, и сейчас вышли на минуту с Патрикеем в другую комнату и спрашивают...
Мы сидим — я да вторая надо мною была горничная Феклуша, —
такую тишину блюдем,
что даже дыхание утаиваем, а Грайворона напился пьян и, набивши порохом старый мушкет, подкрался под княгинины окна и выпалил.
— Нет-с, уж
что тут, ваше сиятельство, глаза! Он долго и сестре ничего не хотел открыть; только когда мы с нею обе пред ним на коленки стали,
так тогда он открыл: «влюблен, говорит, и без нее
даже жить не могу».
Марья Николаевна, по женскому такту, никому об этой встрече не сказала, она думала: пусть Ольга Федотовна сделает как думает. Бабушке ровно ничего не было известно: она только замечала,
что Ольга Федотовна очень оживлена и деятельна и
даже три раза на неделе просилась со двора, но княгиня не приписывала это ничему особенному и ни в
чем не стесняла бедную девушку, которую невдалеке ожидало
такое страшное горе. Княгиня только беспокоилась: как ей открыть,
что богослов никогда ее мужем не будет.
Жена у него была
такая смирная,
что ее
даже никто не знал: она как будто была поражена величием мужа и «шла в тенях».
Русский язык был в
таком загоне,
что ей почти не с кем было на нем обращаться, кроме прислуги, а в институте
даже горничная, которой княгиня сделала подарки за услуги княжне, прося у бабушки руку для поцелуя, сказала...
Наш чудак
так обрадовался этой благодати,
что, закопавшись в пыльном архивном хламе, не мог
даже и видеть, чту вокруг него происходит: кто кого угнетает и кто от кого страждет.
Дон-Кихот же, тоже прогулявшись, хватил старины, от которой чуть не отвык, обабившись: и он и Зинка заметили,
что когда они ехали в церковь с «барыней Аксюткой» (
так ее звали крестьяне), то
даже лошади шли понуро и сам тарантас все бочил на левую сторону, где сидела крепкотелая Ингигерда; но когда Дон-Кихот, сразившись и отбив Грайворону, крикнул: «Зинобей!» — все сразу изменилось: одры запряли ушми и полетели, тарантас запрыгал, как скорлупочка по ветру, и сами Зинка и его барин вздохнули родною жизнью.
Бабушка никогда и никому не говорила о сделанном ей графом предложении, а графу, кажется, не могло прийти желания об этом рассказывать, но тем не менее Ольга Федотовна все это знала, и когда я ее спрашивала: откуда ей были известны
такие тайности? она обыкновенно только сердилась и раз
даже пригрозила мне,
что если я еще буду ей этим докучать, то она мне больше ничего не скажет.
Она тихо плечами поведет, а, наконец, раз
даже вслух проговорила: «
Что это за глупость
такая!» и послала к нему Патрикея узнать о его здоровье, и если он здоров, то велели просить его, чтобы заехал.
Gigot говорил целые дни, и когда он говорил, княгиня слышала какие-то слова, пожалуй,
даже интересные, иногда он
даже что-то объяснял, и довольно толково, но чуть только он кончал свою речь и княгине хотелось обдумать,
что такое он сказал, как она уже не находила во всем им сказанном никакого содержания.
Отношения Gigot к другим лицам бабушкиного штата были уже далеко не те,
что с Ольгою Федотовною: чинный Патрикей оказывал французу
такое почтение,
что Gigot
даже принимал его за обиду и вообще не имел никакой надежды сколько-нибудь с Патрикеем сблизиться, и притом же он совершенно не понимал Патрикея, и все,
что этот княжедворец воздавал Gigot, «для того, чтобы ему чести прибавить», сей последний истолковывал в обратную сторону.
Во время моего отрочества я слыхала похвалы Gigot
даже от
таких людей, которым, по-видимому, никакого и дела не могло быть до злополучного чужестранца, — Gigot хвалили дворовые и деревенские люди Протозанова, говоря в одно слово,
что он был «добрый и веселый», а дядя, князь Яков Львович, вспоминая свое детство, никогда не забывал вставлять следующее...
Графиня Антонида всегда соединяла «веру с наградой», и это в
такой степени прямо относилось к главным заботам ее жизни,
что она
даже хлопотала об учреждении в России особого знака отличия за веру и удивлялась холодности, с какою в высших инстанциях отклоняли ее представления об ордене верных.
Сам граф во весь этот промежуток, по-видимому, был
так далек от всей затеи, как только можно было себе представить: он
даже реже,
чем прежде, бывал теперь у Хотетовой, но зато чаще посещал княгиню Варвару Никаноровну, которая с пылким восторгом поверяла ему свои радости, заключавшиеся в открытии ею Червева.
Княгиня и в эти минуты высшего раздражения нашла в себе столько справедливости,
что, взвесив поступок бедного француза, простила его и
даже запретила ему представлять доказательство, кем он был склонен к этому. Но зато тот, кто всему этому был причиною, мог ожидать себе хорошей встречи, и он ее
таки и дождался.
Она приняла несколько человек, приехавших ее поздравить, и ко всем она была ласкова и приветлива,
так что прием ее дышал
даже особенною тихостью и теплотою; она, по-видимому, ни в чьих словах не слыхала никакой иронии и насмешки и всех только сдерживала на сокращении благожеланий...
Бабушка поняла,
что эти дамы, при участии которых подносится подарок, тоже здесь для ширм, для того, чтобы всем этим многолюдством защититься от бабушкиной резкости. Княгине это
даже стало смешно, и бродившие у нее по лицу розовые пятна перестали двигаться и стали на месте. Теперь она сходилась лицом к лицу с этой женщиной, которая нанесла ей
такой нестерпимый удар.
Эти гости были здесь
так оживлены и веселы,
что им показалось, будто княгиня Варвара Никаноровна просидела со своею гостьею у дочери всего одну минуту, но зато при возвращении их никто бы не узнал: ни эту хозяйку, ни эту гостью, —
даже ассистентки графини сморщились, как сморчки, и летели за графинею, которая пронеслась стремглав и, выкатив за порог гостиной, обернулась, обшаркнула о ковер подошву и сказала...
— Ни слова добрый человек не говорит о том,
что ему заплатить…
даже гнушается этим, — значит дело любит, а не деньги…
Такие люди редки: бог мне в нем неслыханное счастье посылает.
Последнее обстоятельство казалось не только несколько странным, но
даже почти невероятным, потому
что новорожденный был наследник обширных имений, оставленных ему предками и умноженных его матерью, княгинею Варварою Никаноровною Протозановою; но тем не менее все были уверены,
что всё непременно случится
так, как было выведено в гороскопе.
Я прошу у вас прощения, если я вас напрасно побеспокоил моими чувствами к дочери инспектора: ей действительно оказалось всего двенадцать лет, и
даже неполных,
так что ее отвезли в институт и она, по слухам, оказалась мне неверною, потому
что обожает учителя математики, по предмету, который мне кажется всех более противен; а позвольте мне лучше считать своею невестою Иванову Оленьку, из городских барышень, которая тогда была у инспектора на вечере».
Отвращаясь от всего сколько-нибудь грубого и жестокого, Яков Львович не уважал патриархов жизнеописания, которых в юности своей прочел в библии, и с тех пор не любил весь еврейский род, и считал себя сыном Завета Нового, и находил,
что из Ветхого Завета ему нечем руководиться,
даже не исключая десяти заповедей,
так как в Новом Завете была одиннадцатая, заключавшая в себе все десять старых.
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает
даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья.
Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это
такой народ,
что на жизнь мою готовы покуситься.
Городничий. И
так даже напугал: говорил,
что застрелится. «Застрелюсь, застрелюсь!» — говорит.
Артемий Филиппович. Вот и смотритель здешнего училища… Я не знаю, как могло начальство поверить ему
такую должность: он хуже,
чем якобинец, и
такие внушает юношеству неблагонамеренные правила,
что даже выразить трудно. Не прикажете ли, я все это изложу лучше на бумаге?
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали
таких тюфяков и перин?
даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка
такая,
что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится
такая жизнь.
Иной городничий, конечно, радел бы о своих выгодах; но, верите ли,
что,
даже когда ложишься спать, все думаешь: «Господи боже ты мой, как бы
так устроить, чтобы начальство увидело мою ревность и было довольно?..» Наградит ли оно или нет — конечно, в его воле; по крайней мере, я буду спокоен в сердце.