Этот деревенский дипломат осыпал меня вопросами, рассказывал о тайных намерениях своего правительства, о поголовном восстании храбрых немцев, о
русских казаках, о прусском ландштурме [ополчении (нем.)] и объявил мне, между прочим, что Пруссия ожидает к себе одного великого гостя.
Неточные совпадения
Но в то же время целые пуки воткнутых в землю дротиков и
казаки, стоящие на часах по опушке леса, доказывали, что на этой поляне расположены были биваки одного из летучих
русских отрядов.
Наши приятели, распростясь с начальником отряда, отправились в дорогу и, догнав в четверть часа пленных, были свидетелями восторгов кирасирского офицера. Покрывая поцелуями портрет своей любезной, он повторял: «Боже мой, боже мой! кто бы мог подумать, чтоб этот
казак, этот варвар имел такую душу!.. О, этот
русской достоин быть французом! Il est Francais dans l'вame!» [Он француз в душе! (франц.)]
Остальную часть дня и всю ночь пленные, под прикрытием тридцати
казаков и такого же числа вооруженных крестьян, шли, почти не отдыхая. Перед рассветом Зарецкой сделал привал и послал в ближайшую деревню за хлебом; в полчаса крестьяне навезли всяких съестных припасов. Покормив и своих и неприятелей, Зарецкой двинулся вперед. Вскоре стали им попадаться наши разъезды, и часу в одиннадцатом утра они подошли, наконец, к аванпостам
русского авангарда.
— Я очень рад, — отвечал
русской генерал, — что
казаки в точности исполняют мои приказания; мне также весьма приятно слышать из уст вашего величества, что крестьяне наши показывают себя достойными имени
русских.
Ух! какая свинцовая гора свалилась с моего сердца! Я бросился обнимать
казака, перекрестился, захохотал как сумасшедший, потом заплакал как ребенок, отдал
казаку последний мой талер и пустился бегом по валу. В несколько минут я добежал до рощи; между деревьев блеснули
русские штыки: это были мои солдаты, которые, построясь для смены, ожидали меня у самого аванпоста. Весь тот день я чувствовал себя нездоровым, на другой слег в постелю и схлебнул такую горячку, что чуть-чуть не отправился на тот свет.
Вдали стояли
русские часовые и разъезжали
казаки.
Вся толпа кинулась вперед; но к нам подскакал
казак и объявил, что нас не велено пропускать на
русскую сторону.
Когда они подошли к Лангфуртскому предместью, то господин Дольчини, в виду ваших
казаков, распрощавшись очень вежливо с Рено, сказал ему: «Поблагодарите генерала Раппа за его ласку и доверенность; да не забудьте ему сказать, что я не итальянский купец Дольчини, а
русской партизан…» Тут назвал он себя по имени, которое я никак не могу выговорить, хотя и тысячу раз его слышал.
Он хотел казаться спокойным, но между тем смущение проникло в его душу. Он вспомнил, что все гаданья, произведенные по его повелению шаманами, предвещали одно дурное с самого того момента, когда дошла до него первая весть о появлении за Каменным поясом
русских казаков. Все шаманы в один голос предсказывали Кучуму гибель его царства. Троих из них он велел утопить в Иртыше, но это не смягчило впечатления от их предсказаний.
Неточные совпадения
— Народ у нас смиренный, он сам бунтовать не любит, — внушительно сказал Козлов. — Это разные господа, вроде инородца Щапова или казачьего потомка Данилы Мордовцева, облыжно приписывают
русскому мужику пристрастие к «политическим движениям» и враждебность к государыне Москве. Это — сущая неправда, — наш народ
казаки вовлекали в бунты.
Казак Москву не терпит. Мазепа двадцать лет служил Петру Великому, а все-таки изменил.
Ее разоружили, то есть сняли с нее пушки, порох, такелаж — все, что можно было снять, а ветхий остов ее был оставлен под надзором моряков и
казаков, составлявших наш пост в этой бухте, с тем чтобы в случае прихода туда французов и англичан его затопили, не давая неприятелю случая похвастаться захватом
русского судна.
По-якутски почти никто не говорит, и станции пошли
русские; есть старинные названия, данные, конечно,
казаками при занятии Сибири.
У
казаков про Табандо ходят нехорошие слухи. Это постоянный притон хунхузов. Они поджидают тут китайцев, направляющихся на Уссури, и обирают их дочиста. Хунхузы не дают спуска и
русским, если судьба случайно занесет их сюда без охраны.
Потесненные
русскими, они ушли на Уссури, а оттуда, под давлением
казаков, перекочевали на реку Улахе. Теперь их осталось только 12 человек: 3 мужчин, 5 женщин и 4 детей.