Неточные совпадения
Иные утверждали,
что он положительно сумасшедший, хотя и находили,
что в сущности это еще не
такой важный недостаток,
что многие из почетных членов города готовы всячески обласкать Александра Петровича,
что он мог бы
даже быть полезным, писать просьбы и проч.
Иные промышляли, например, одним перекупством, а продавались иногда
такие вещи,
что и в голову не могло бы прийти кому-нибудь за стенами острога не только покупать и продавать их, но
даже считать вещами.
Любопытно,
что при этом иногда
даже не было и ссоры: ростовщик молча и угрюмо возвращал,
что следовало, и
даже как будто сам ожидал,
что так будет.
Несмотря на то,
что те уже лишены всех своих прав состояния и вполне сравнены с остальными арестантами, — арестанты никогда не признают их своими товарищами. Это делается
даже не по сознательному предубеждению, а
так, совершенно искренно, бессознательно. Они искренно признавали нас за дворян, несмотря на то,
что сами же любили дразнить нас нашим падением.
Что же касается других, подобных ему, которых было у нас всех человек до пятнадцати, то
даже странно было смотреть на них; только два-три лица были еще сносны; остальные же все
такие вислоухие, безобразные, неряхи; иные
даже седые.
Вот человек, который в каторге чахнет, тает, как свечка; и вот другой, который до поступления в каторгу и не знал
даже,
что есть на свете
такая развеселая жизнь,
такой приятный клуб разудалых товарищей.
Улыбка его была
так доверчива,
так детски простодушна; большие черные глаза были
так мягки,
так ласковы,
что я всегда чувствовал особое удовольствие,
даже облегчение в тоске и в грусти, глядя на него.
Уважение к старшим в семействах горцев
так велико,
что мальчик не только не посмел, но
даже и не подумал спросить, куда они отправляются.
Арестанты смеялись над Сушиловым — не за то,
что он сменился (хотя к сменившимся на более тяжелую работу с легкой вообще питают презрение, как ко всяким попавшимся впросак дуракам), а за то,
что он взял только красную рубаху и рубль серебром: слишком уж ничтожная плата. Обыкновенно меняются за большие суммы, опять-таки судя относительно. Берут
даже и по нескольку десятков рублей. Но Сушилов был
так безответен, безличен и для всех ничтожен,
что над ним и смеяться-то как-то не приходилось.
Удивляются иногда начальники,
что вот какой-нибудь арестант жил себе несколько лет
так смирно, примерно,
даже десяточным его сделали за похвальное поведение, и вдруг решительно ни с того ни с сего, — точно бес в него влез, — зашалил, накутил, набуянил, а иногда
даже просто на уголовное преступление рискнул: или на явную непочтительность перед высшим начальством, или убил кого-нибудь, или изнасиловал и проч.
Но того,
что мне надо было узнать, — сообщить не мог и
даже не понимал, к
чему я
так особенно интересуюсь характерами окружающих нас и ближайших к нам каторжных, и слушал меня
даже с какой-то хитренькой улыбочкой, очень мне памятной.
— Шабаш — в просторечии — окончание работы, свободное от работы время.] нас вызывали для этого, поочередно, из острога в кордегардию (невыбрившийся уже сам отвечал за себя), и там цирюльники из батальонов мылили холодным мылом наши головы и безжалостно скребли их тупейшими бритвами,
так что у меня
даже и теперь мороз проходит по коже при воспоминании об этой пытке.
Я
даже и думать ни о
чем не мог иначе и уверен,
что так поступает всякий, лишенный на срок свободы.
Но он как-то
так умел сделать,
что вскоре его посещения
даже стали развлекать меня, несмотря на то,
что это был вовсе не особенно сообщительный и разговорчивый человек.
Я стал о нем справляться. М., узнавши об этом знакомстве,
даже предостерегал меня. Он сказал мне,
что многие из каторжных вселяли в него ужас, особенно сначала, с первых дней острога, но ни один из них, ни
даже Газин, не производил на него
такого ужасного впечатления, как этот Петров.
— Это самый решительный, самый бесстрашный из всех каторжных, — говорил М. — Он на все способен; он ни перед
чем не остановится, если ему придет каприз. Он и вас зарежет, если ему это вздумается,
так, просто зарежет, не поморщится и не раскается. Я
даже думаю, он не в полном уме.
Он слушал, не раздражаясь,
даже очень смирно; соглашался,
что Библия очень полезная книга, искренно жалел,
что ее у меня теперь нет, но вовсе не сожалел о том,
что украл ее; он глядел с
такою самоуверенностью,
что я тотчас же и перестал браниться.
Казалось мне еще,
что про меня он решил, не ломая долго головы,
что со мною нельзя говорить, как с другими людьми,
что, кроме разговора о книжках, я ни о
чем не пойму и
даже не способен понять,
так что и беспокоить меня нечего.
Он мне сам сказал один раз, как-то нечаянно,
что я уже «слишком доброй души человек» и «уж
так вы просты,
так просты,
что даже жалость берет».
— А вот горох поспеет — другой год пойдет. Ну, как пришли в К-в — и посадили меня туда на малое время в острог. Смотрю: сидят со мной человек двенадцать, всё хохлов, высокие, здоровые, дюжие, точно быки. Да смирные
такие: еда плохая, вертит ими ихний майор, как его милости завгодно (Лучка нарочно перековеркал слово). Сижу день, сижу другой; вижу — трус народ. «
Что ж вы, говорю,
такому дураку поблажаете?» — «А поди-кась сам с ним поговори!» —
даже ухмыляются на меня. Молчу я.
Его действительно все как будто
даже любили и никто не обижал, хотя почти все были ему должны. Сам он был незлобив, как курица, и, видя всеобщее расположение к себе,
даже куражился, но с
таким простодушным комизмом,
что ему тотчас же это прощалось. Лучка, знавший на своем веку много жидков, часто дразнил его и вовсе не из злобы, а
так, для забавы, точно
так же, как забавляются с собачкой, попугаем, учеными зверьками и проч. Исай Фомич очень хорошо это знал, нисколько не обижался и преловко отшучивался.
Петров помог мне
даже раздеваться, потому
что по непривычке я раздевался долго, а в передбаннике было холодно, чуть ли не
так же, как на дворе.
А
что он, хорош?» — «Нет, говорит, пожилой
такой, с длинным носом…»
Даже сама рассмеялась.
Предварительных хлопот по устройству, вероятно, было много, но актеры взяли все на себя,
так что все мы, остальные, и не знали: в каком положении дело?
что именно делается?
даже хорошенько не знали,
что будет представляться.
Это был плотный, коренастый парень лет двадцати восьми, большой плут и законник, очень неглупый, чрезвычайно развязный и самонадеянный малый, до болезни самолюбивый, пресерьезно уверивший самого себя,
что он честнейший и правдивейший человек в свете и
даже вовсе ни в
чем не виноватый, и
так и оставшийся навсегда с этой уверенностью.
Арестанты с наслаждением казнили их,
так что когда под толстым, неуклюжим арестантским ногтем щелкнет, бывало, казненный зверь, то
даже по лицу охотника можно было судить о степени полученного им удовлетворения.
Больные привыкли к этому и
даже считали,
что так и надо, да и самые порядки к особенной чистоте не располагали.
И уж, разумеется, они понимали,
что больному, кто бы он ни был, арестант ли, нет ли, нужен
такой же, например, свежий воздух, как и всякому другому больному,
даже самого высшего чина.
Иногда он и сам замечал,
что больной ничем не болен; но
так как арестант пришел отдохнуть от работы или полежать на тюфяке вместо голых досок и, наконец, все-таки в теплой комнате, а не в сырой кордегардии, где в тесноте содержатся густые кучи бледных и испитых подсудимых (подсудимые у нас почти всегда, на всей Руси, бледные и испитые — признак,
что их содержание и душевное состояние почти всегда тяжелее,
чем у решеных), то наш ординатор спокойно записывал им какую-нибудь febris catarhalis [катаральная лихорадка (лат.).] и оставлял лежать иногда
даже на неделю.
Но случается, бывает не только добрый, но
даже и великодушный человек в начальниках; и
что ж? — все не любят его, а над иным
так, смотришь, и просто смеются.
Дело в том,
что Смекалов умел как-то
так сделать,
что все его у нас признавали за своего человека, а это большое уменье или, вернее сказать, прирожденная способность, над которой и не задумываются
даже обладающие ею.
Поручик Смекалов, как уже и сказал я, иной раз и больно наказывал, но он как-то
так умел сделать,
что на него не только не злобствовали, но
даже, напротив, теперь, в мое время, как уже все давно прошло, вспоминали о его штучках при сечении со смехом и с наслаждением.
Да и сам Смекалов знает,
что арестант это знает; знает,
что даже и солдаты, которые стоят с поднятыми розгами над лежащей жертвой, об этой самой штуке тоже давно уж наслышаны, и все-таки он повторяет ее опять, —
так она ему раз навсегда понравилась, может быть, именно потому,
что он ее сам сочинил, из литературного самолюбия.
Если назначенное по преступлению число ударов большое,
так что арестанту всего разом не вынести, то делят ему это число на две,
даже на три части, судя по тому,
что скажет доктор во время уже самого наказания, то есть может ли наказуемый продолжать идти сквозь строй дальше, или это будет сопряжено с опасностью для его жизни.
Говорили тоже,
что он может ударить со всего размаха по самой спине преступника, но
так,
что даже самого маленького рубчика не вскочит после удара, и преступник не почувствует ни малейшей боли.
Он ссорился, дрался, визжал, пел песни,
даже ночью, делал поминутно
такие отвратительные выходки,
что всех начинало просто тошнить.
Вообще это можно было сравнить с тем, когда иной человек, твердый и
даже спокойный в каком-нибудь серьезном деле, хандрит и капризничает дома, когда нечего делать, не ест,
что подают, бранится и ругается; всё не по нем, все ему досаждают, все ему грубят, все его мучают, — одним словом, с жиру бесится, как говорят иногда о
таких господах, встречающихся, впрочем, и в простонародии; а в нашем остроге, при взаимном всеобщем сожитии,
даже слишком часто.
О
чем бы, кажется, тут
так особенно хлопотать иному арестанту, и арестанту-то какому-нибудь
так себе, смиренному, забитому, который
даже перед иным из своих же арестантов пикнуть не смеет!
До того зашло это любованье козлом,
что иным из них приходила
даже в голову, словно детям, мысль: «Не вызолотить ли рога Ваське?» Но только
так поговорили, а не исполнили.
И вдруг приходит случайно минута, в которую душа его невольным порывом открывается наружу, и вы видите в ней
такое богатство, чувство, сердце,
такое яркое пониманье и собственного и чужого страдания,
что у вас как бы глаза открываются, и в первую минуту
даже не верится тому,
что вы сами увидели и услышали.
Я сказал уже,
что был в
таком состоянии духа,
что даже не мог оценить и отличить тех из каторжных, которые могли бы любить меня, которые и любили меня впоследствии, хоть и никогда не сходились со мною на равную ногу.
Их слепая уверенность в успехе соблазняет
даже самых закоренелых скептиков, несмотря на то,
что иногда эта уверенность имеет
такие шаткие,
такие младенческие основания,
что дивишься вчуже, как это за ними пошли.
Во-вторых, если б
даже и ничего не было,
так что все бы тотчас же одумались и разошлись, то и тогда бы унтер-офицер немедленно должен был доложить о всем происходившем начальству.
В остроге, как и во всяком
таком месте, где люди сбираются в кучу не волею, а насильно, мне кажется, скорее можно поссориться и
даже возненавидеть друг друга,
чем на воле.
Даже вино продолжало продаваться у нас точно
так же и на тех же основаниях, как и прежде, несмотря на то,
что вместо прежних инвалидов настали унтер-офицеры.