Неточные совпадения
Случалось, посмотришь сквозь щели забора на свет божий: не увидишь ли хоть чего-нибудь? — и
только и увидишь, что краешек неба да высокий земляной вал, поросший бурьяном, а взад и вперед по валу день и ночь расхаживают часовые, и тут же подумаешь, что пройдут целые годы, а ты точно
так же пойдешь смотреть сквозь щели забора и увидишь тот же вал,
таких же часовых и тот же маленький краешек неба, не того неба, которое над острогом, а другого, далекого, вольного неба.
«Фу, как не славно! — закричала она, — и серого сукна недостало, и черного сукна недостало!» Были и
такие, у которых вся куртка была одного серого сукна, но
только рукава были темно-бурые.
Иные промышляли, например, одним перекупством, а продавались иногда
такие вещи, что и в голову не могло бы прийти кому-нибудь за стенами острога не
только покупать и продавать их, но даже считать вещами.
И уже
только впоследствии, уже довольно долго пожив в остроге, осмыслил я вполне всю исключительность, всю неожиданность
такого существования и все более и более дивился на него.
Самая работа, например, показалась мне вовсе не
так тяжелою, каторжною, и
только довольно долго спустя я догадался, что тягость и каторжность этой работы не столько в трудности и беспрерывности ее, сколько в том, что она — принужденная, обязательная, из-под палки.
Мне пришло раз на мысль, что если б захотели вполне раздавить, уничтожить человека, наказать его самым ужасным наказанием,
так что самый страшный убийца содрогнулся бы от этого наказания и пугался его заранее, то стоило бы
только придать работе характер совершенной, полнейшей бесполезности и бессмыслицы.
У
таких людей остается, в виде капитала, в целости одна
только спина; она может еще служить к чему-нибудь, и вот этот-то последний капитал промотавшийся гуляка и решается пустить в оборот.
Впрочем,
только один Сироткин и был из всех своих товарищей
такой красавчик.
Что же касается других, подобных ему, которых было у нас всех человек до пятнадцати, то даже странно было смотреть на них;
только два-три лица были еще сносны; остальные же все
такие вислоухие, безобразные, неряхи; иные даже седые.
Другого бы не решились
так бить:
так бить — значило убить, но
только не Газина.
А бывают и
такие, которые нарочно делают преступления, чтоб
только попасть в каторгу и тем избавиться от несравненно более каторжной жизни на воле.
Народ продувной, ловкий, всезнающий; и вот он смотрит на своих товарищей с почтительным изумлением; он еще никогда не видал
таких; он считает их самым высшим обществом, которое
только может быть в свете.
Но
так как все ему подобные, посылаемые в острог для исправления, окончательно в нем балуются, то обыкновенно и случается
так, что они, побыв на воле не более двух-трех недель, поступают снова под суд и являются в острог обратно,
только уж не на два или на три года, а во «всегдашний» разряд, на пятнадцать или на двадцать лет.
Так-то случалось и в каждой казарме, в каждом остроге, и
только что составлялся майдан, [Майдан (тюрк.) — базарная площадь в станице; на воровском жаргоне — карточная игра.] один из
таких немедленно являлся прислуживать.
Уважение к старшим в семействах горцев
так велико, что мальчик не
только не посмел, но даже и не подумал спросить, куда они отправляются.
Таким образом, они проносили табак, кирпичный чай, говядину, калачи и проч. и проч., кроме
только разве одного вина.
Арестанты смеялись над Сушиловым — не за то, что он сменился (хотя к сменившимся на более тяжелую работу с легкой вообще питают презрение, как ко всяким попавшимся впросак дуракам), а за то, что он взял
только красную рубаху и рубль серебром: слишком уж ничтожная плата. Обыкновенно меняются за большие суммы, опять-таки судя относительно. Берут даже и по нескольку десятков рублей. Но Сушилов был
так безответен, безличен и для всех ничтожен, что над ним и смеяться-то как-то не приходилось.
Было ли в семействе у ней какое-нибудь подобное же несчастье, или кто-нибудь из особенно дорогих и близких ее сердцу людей пострадал по
такому же преступлению, но
только она как будто за особое счастье почитала сделать для нас всё, что
только могла.
Она
так и глядела нам в глаза, смеялась, когда мы смеялись, спешила соглашаться со всем, что бы мы ни сказали; суетилась угостить нас хоть чем-нибудь, чем
только могла.
Но я знал тоже, что ведь это
только афоризм, а передо мной все-таки явится самая неожиданная практика.
— Да я, братцы, ничего, — отговаривался озадаченный, — я
только так…
Только было принялись вынимать первую, самую маленькую кокору, — оказалось, что она ломается, «сама ломается», как принесено было в оправдание приставу; следственно,
так нельзя было работать, а надо было приняться как-нибудь иначе.
И вдруг какой-нибудь подлец каторжный, и сметь его звать майором, мне в глаза, в моем присутствии!..»
Только А-в мог уживаться с
таким человеком.
Так эта работа в продолжение нескольких лет и оставалась за нами, если
только приходилось что-нибудь точить.
Любопытно, что
такие же отношения продолжались между нами не
только в первые дни, но и в продолжение нескольких лет сряду и почти никогда не становились короче, хотя он действительно был мне предан.
Его, казалось, все занимало, но как-то
так случалось, что ко всему он по большей части оставался равнодушен и
только так слонялся по острогу без дела, метало его туда и сюда.
Над
такими людьми, как Петров, рассудок властвует
только до тех пор, покамест они чего не захотят.
«
Только вы, Александр Петрович, не примите в обиду, — прибавил он через минуту, — я ведь
так от души сказал».
«Да, вот как», — говорю; да как кинусь на него вдруг да в самый живот ему так-таки весь нож и впустил. Ловко пришлось. Покатился, да
только ногами задрыгал. Я нож бросил.
Луиза и по-русски говорила хорошо, а
только так, как будто картавила, — этакая то есть милушка, что я и не встречал еще
такой никогда.
Я было сначала того да сего, а она мне: «Нет, этого не моги, Саша, потому я хочу всю невинность свою сохранить, чтоб тебе же достойной женой быть», и
только ласкается, смеется таково звонко… да чистенькая
такая была, я уж и не видал
таких, кроме нее.
и
так далее.
Только у нас произносили не «капитал», а «копитал», производя капитал от слова «копить»; пелись тоже заунывные. Одна была чисто каторжная, тоже, кажется, известная...
— А я опять скажу:
такое кислое оправданье, милый друг, составляет
только стыд твоей голове! — тоненьким и вежливым голоском возражает писарь, — а лучше согласись, милый друг, все это пьянство через твое собственное непостоянство…
У генерала Абросимова было раз, говорят, представление и еще будет; ну,
так, может,
только костюмами и возьмут, а насчет разговору,
так еще кто знает перед нашими-то!
Впрочем, надо признаться, и тут арестанты умели себя выдержать и достоинство соблюсти: восторгались выходками Баклушина и рассказами о будущем театре или
только самый молодой и желторотый народ, без выдержки, или
только самые значительные из арестантов, которых авторитет был незыблемо установлен,
так что им уж нечего было бояться прямо выражать свои ощущения, какие бы они ни были, хотя бы самого наивного (то есть, по острожным понятиям, самого неприличного) свойства.
Только уж в последнее время, в самый почти день представления, все начали интересоваться: что-то будет? как-то наши? что плац-майор? удастся ли
так же, как в запрошлом году? и проч.
Стоит
только снять наружную, наносную кору и посмотреть на самое зерно повнимательнее, поближе, без предрассудков — и иной увидит в народе
такие вещи, о которых и не предугадывал.
Третий просто прищелкнет языком и пальцами и не может смирно устоять на месте; а
так как некуда идти, то
только переминается с ноги на ногу.
Палат было много, но арестантских всего
только две, всегда очень наполненных, но особенно летом,
так что приходилось часто сдвигать кровати.
Он было хотел продолжать, но страшно закашлялся на несколько минут, выплевывая кровью. Скоро холодный, изнурительный пот выступил на узеньком лбу его. Кашель мешал ему, а то бы он всё говорил; по глазам его видно было, как хотелось ему еще поругаться; но в бессилии он
только отмахивался рукою…
Так что Чекунов под конец уж и позабыл его.
Прочихавшись, он тотчас же развертывал платок, внимательно рассматривал обильно накопившуюся в нем мокроту и немедленно смазывал ее на свой бурый казенный халат,
так что вся мокрота оставалась на халате, а платок
только что разве оставался сыренек.
Меня же
так и покоробило в ту минуту, и я тотчас же с омерзением и любопытством невольно начал осматривать
только что надетый мною халат.
К тому же в арестантские палаты очень часто являлись
только что наказанные шпицрутенами, с израненными спинами; их лечили примочками, и потому халат, надевавшийся прямо на мокрую рубашку, никаким образом не мог не портиться:
так все на нем и оставалось.
Только лицо как будто всё изменится, побледнеет: глаза горят; взгляд рассеянный, беспокойный, губы трясутся,
так что бедняга нарочно прикусывает их, бывало, чуть не до крови зубами.
Если я сказал теперь, что арестант и в болезни нес свое наказание, то, разумеется, не предполагал и не предполагаю, что
такой порядок устроен был именно
только для одного наказания.
Ножные кандалы решительно ни от чего не предостерегают; а если
так, если назначаются они решеному каторжному
только для одного наказания, то опять спрашиваю: неужели ж наказывать умирающего?
Вспоминаю
только, что у него были прекрасные глаза, и, право, не знаю, почему он мне
так отчетливо вспоминается.
Так меня еще два раза потом выводили, и уж злились они, очень на меня злились, а я их еще два раза надул; третью тысячу
только одну прошел, обмер, а как пошел четвертую,
так каждый удар, как ножом по сердцу, проходил, каждый удар за три удара шел,
так больно били!
Эта-то вот скаредная последняя тысяча (чтоб ее!..) всех трех первых стоила, и кабы не умер я перед самым концом (всего палок двести
только оставалось), забили бы тут же насмерть, ну да и я не дал себя в обиду: опять надул и опять обмер; опять поверили, да и как не поверить, лекарь верит,
так что на двухстах-то последних, хоть изо всей злости били потом,
так били, что в другой раз две тысячи легче, да нет, нос утри, не забили, а отчего не забили?
Но случается, бывает не
только добрый, но даже и великодушный человек в начальниках; и что ж? — все не любят его, а над иным
так, смотришь, и просто смеются.