Неточные совпадения
Бесспорно,
что и он некоторое время принадлежал к знаменитой плеяде иных прославленных деятелей нашего прошедшего поколения, и одно время, — впрочем, всего только одну самую маленькую минуточку, — его имя многими тогдашними торопившимися людьми произносилось
чуть не наряду с именами Чаадаева, Белинского, Грановского и только
что начинавшего тогда за границей Герцена.
Не знаю, верно ли, но утверждали еще,
что в Петербурге было отыскано в то же самое время какое-то громадное, противоестественное и противогосударственное общество, человек в тринадцать, и
чуть не потрясшее здание.
О господине Ставрогине вся главная речь впереди; но теперь отмечу, ради курьеза,
что из всех впечатлений его, за всё время, проведенное им в нашем городе, всего резче отпечаталась в его памяти невзрачная и
чуть не подленькая фигурка губернского чиновничишка, ревнивца и семейного грубого деспота, скряги и процентщика, запиравшего остатки от обеда и огарки на ключ, и в то же время яростного сектатора бог знает какой будущей «социальной гармонии», упивавшегося по ночам восторгами пред фантастическими картинами будущей фаланстеры, в ближайшее осуществление которой в России и в нашей губернии он верил как в свое собственное существование.
— Но теперь уже не enfant, а женщина, и женщина с характером. Благородная и пылкая, и люблю в ней,
что матери не спускает, доверчивой дуре. Тут из-за этого кузена
чуть не вышла история.
Вообще говоря, если осмелюсь выразить и мое мнение в таком щекотливом деле, все эти наши господа таланты средней руки, принимаемые, по обыкновению, при жизни их
чуть не за гениев, — не только исчезают
чуть не бесследно и как-то вдруг из памяти людей, когда умирают, но случается,
что даже и при жизни их,
чуть лишь подрастет новое поколение, сменяющее то, при котором они действовали, — забываются и пренебрегаются всеми непостижимо скоро.
Про Кармазинова рассказывали,
что он дорожит связями своими с сильными людьми и с обществом высшим
чуть не больше души своей.
— Извозчики? извозчики всего ближе отсюда… у собора стоят, там всегда стоят, — и вот я
чуть было не повернулся бежать за извозчиком. Я подозреваю,
что он именно этого и ждал от меня. Разумеется, я тотчас же опомнился и остановился, но движение мое он заметил очень хорошо и следил за мною всё с тою же скверною улыбкой. Тут случилось то,
чего я никогда не забуду.
Мне вспомнился в это мгновение рассказ о том,
что она была
чуть не больна, когда ее увезли одиннадцати лет в Петербург; в болезни будто бы плакала и спрашивала Степана Трофимовича.
Этот Маврикий Николаевич был артиллерийский капитан, лет тридцати трех, высокого росту господин, красивой и безукоризненно порядочной наружности, с внушительною и на первый взгляд даже строгою физиономией, несмотря на его удивительную и деликатнейшую доброту, о которой всякий получал понятие
чуть не с первой минуты своего с ним знакомства. Он, впрочем, был молчалив, казался очень хладнокровен и на дружбу не напрашивался. Говорили потом у нас многие,
что он недалек; это было не совсем справедливо.
— Это всё равно, — ответил он тихо, с покойною гордостью,
чуть не с презрением. — Мне жаль,
что вы как будто смеетесь, — прибавил он через полминуты.
— Проиграете! — захохотал Липутин. — Влюблен, влюблен как кошка, а знаете ли,
что началось ведь с ненависти. Он до того сперва возненавидел Лизавету Николаевну за то,
что она ездит верхом,
что чуть не ругал ее вслух на улице; да и ругал же! Еще третьего дня выругал, когда она проезжала, — к счастью, не расслышала, и вдруг сегодня стихи! Знаете ли,
что он хочет рискнуть предложение? Серьезно, серьезно!
У ней какие-то припадки нервные,
чуть не ежедневные, и ей память отбивают, так
что она после них всё забывает,
что сейчас было, и всегда время перепутывает.
Прибавлю, наконец,
что все мы, находившиеся в гостиной, не могли особенно стеснить нашим присутствием обеих подруг детства, если бы между ними возгорелась ссора; мы считались людьми своими и
чуть не подчиненными.
Есть основание предположить,
что в детстве, через какую-то благодетельницу, она
чуть было не получила воспитания.
Именно: говорили иные, хмуря брови и бог знает на каком основании,
что Николай Всеволодович имеет какое-то особенное дело в нашей губернии,
что он чрез графа К. вошел в Петербурге в какие-то высшие отношения,
что он даже, может быть, служит и
чуть ли не снабжен от кого-то какими-то поручениями.
— Знаете, вы не кричите, — очень серьезно остановил его Николай Всеволодович, — этот Верховенский такой человечек,
что, может быть, нас теперь подслушивает, своим или чужим ухом, в ваших же сенях, пожалуй. Даже пьяница Лебядкин
чуть ли не обязан был за вами следить, а вы, может быть, за ним, не так ли? Скажите лучше: согласился теперь Верховенский на ваши аргументы или нет?
— Если б я и был шпион, то кому доносить? — злобно проговорил он, не отвечая прямо. — Нет, оставьте меня, к черту меня! — вскричал он, вдруг схватываясь за первоначальную, слишком потрясшую его мысль, по всем признакам несравненно сильнее,
чем известие о собственной опасности. — Вы, вы, Ставрогин, как могли вы затереть себя в такую бесстыдную, бездарную лакейскую нелепость! Вы член их общества! Это ли подвиг Николая Ставрогина! — вскричал он
чуть не в отчаянии.
Еще в детстве его, в той специальной военной школе для более знатных и богатых воспитанников, в которой он имел честь начать и кончить свое образование, укоренились в нем некоторые поэтические воззрения: ему понравились замки, средневековая жизнь, вся оперная часть ее, рыцарство; он
чуть не плакал уже тогда от стыда,
что русского боярина времен Московского царства царь мог наказывать телесно, и краснел от сравнений.
—
Что вам надо? — ответил тот,
чуть не съерзнув с лошади, вскочившей на дыбы.
— Все. То есть, конечно, где же их прочитать? Фу, сколько ты исписал бумаги, я думаю, там более двух тысяч писем… А знаешь, старик, я думаю, у вас было одно мгновение, когда она готова была бы за тебя выйти? Глупейшим ты образом упустил! Я, конечно, говорю с твоей точки зрения, но все-таки ж лучше,
чем теперь, когда
чуть не сосватали на «чужих грехах», как шута для потехи, за деньги.
Лямшин, почти бывший свидетелем дела, потому
что на свадьбе запьянствовал и остался в доме ночевать,
чуть свет утром обежал всех с веселым известием.
Но от шампанского опьянел, от сигары его стошнило, так
что до внесенных кушаний и не притронулся, а улегся спать
чуть не без памяти.
Старушка извещала в Москву
чуть не каждый день о том, как он почивал и
что изволил скушать, а однажды отправила телеграмму с известием,
что он, после званого обеда у градского головы, принужден был принять ложку одного лекарства.
— Однако же позвольте заметить,
что вы меня не уважаете; если я и не мог докончить мысль, то это не оттого,
что у меня нет мыслей, а скорее от избытка мыслей… —
чуть не в отчаянии пробормотал гимназист и окончательно спутался.
— То есть мы знаем, например,
что предрассудок о боге произошел от грома и молнии, — вдруг рванулась опять студентка,
чуть не вскакивая глазами на Ставрогина, — слишком известно,
что первоначальное человечество, пугаясь грома и молнии, обоготворило невидимого врага, чувствуя пред ним свою слабость. Но откуда произошел предрассудок о семействе? Откуда могло взяться само семейство?
Манера Юлии Михайловны состояла в презрительном молчании, на час, на два, на сутки, и
чуть ли не на трое суток, — в молчании во
что бы ни стало,
что бы он там ни говорил,
что бы ни делал, даже если бы полез в окошко броситься из третьего этажа, — манера нестерпимая для чувствительного человека!
Объявив,
что меры приняты, Лембке круто повернулся и быстро пошел из комнаты, но с двух шагов запнулся за ковер, клюнулся носом вперед и
чуть было не упал.
Многие из среднего класса, как оказалось потом, заложили к этому дню всё, даже семейное белье, даже простыни и
чуть ли не тюфяки нашим жидам, которых, как нарочно, вот уже два года ужасно много укрепилось в нашем городе и наезжает
чем дальше, тем больше.
Наконец началась и «кадриль литературы». В городе в последнее время,
чуть только начинался где-нибудь разговор о предстоящем бале, непременно сейчас же сводили на эту «кадриль литературы», и так как никто не мог представить,
что это такое, то и возбуждала она непомерное любопытство. Опаснее ничего не могло быть для успеха, и — каково же было разочарование!
— Всё поджог! Это нигилизм! Если
что пылает, то это нигилизм! — услышал я
чуть не с ужасом, и хотя удивляться было уже нечему, но наглядная действительность всегда имеет в себе нечто потрясающее.
Обнаружился один странный факт: совсем на краю квартала, на пустыре, за огородами, не менее как в пятидесяти шагах от других строений, стоял один только
что отстроенный небольшой деревянный дом, и этот-то уединенный дом загорелся
чуть не прежде всех, при самом начале пожара.
Один из слушателей как-то заметил ему,
что он напрасно «представляется»;
что он ел, пил,
чуть не спал в доме Юлии Михайловны, а теперь первый же ее и чернит, и
что это вовсе не так красиво, как он полагает.
За иными вещами приходилось сбегать к Кириллову.
Чуть только Шатов повернулся идти, она тотчас стала неистово звать его назад и успокоилась лишь тогда, когда опрометью воротившийся с лестницы Шатов разъяснил ей,
что уходит лишь на минуту, за самым необходимым, и тотчас опять воротится.
Виргинский отправился с Эркелем. Эркель, сдавая Лямшина Толкаченке, успел подвести его к Петру Степановичу и заявить,
что тот опомнился, раскаивается и просит прощения и даже не помнит,
что с ним такое было. Петр Степанович отправился один, взяв обходом по ту сторону прудов мимо парка. Эта дорога была самая длинная. К его удивлению,
чуть не на половине пути нагнал его Липутин.
Хотя он и вышел уже при дневном свете, когда нервный человек всегда несколько ободряется (а майор, родственник Виргинского, так даже в бога переставал веровать,
чуть лишь проходила ночь), но я убежден,
что он никогда бы прежде без ужаса не мог вообразить себя одного на большой дороге и в таком положении.
Извозчики подвезли их прямо к большой избе в четыре окна и с жилыми пристройками на дворе. Проснувшийся Степан Трофимович поспешил войти и прямо прошел во вторую, самую просторную и лучшую комнату дома. Заспанное лицо его приняло самое хлопотливое выражение. Он тотчас же объяснил хозяйке, высокой и плотной бабе, лет сорока, очень черноволосой и
чуть не с усами,
что требует для себя всю комнату «и чтобы комнату затворить и никого более сюда не впускать, parce que nous avons а parler».
Та никак не могла ее успокоить и,
чуть лишь стало светать, побежала за самой Ариной Прохоровной, уверив больную,
что та знает, где ее муж и когда он воротится.
Закончил он о Ставрогине, тоже спеша и без спросу, видимо нарочным намеком,
что тот
чуть ли не чрезвычайно важная птица, но
что в этом какой-то секрет;
что проживал он у нас, так сказать, incognito,
что он с поручениями и
что очень возможно,
что и опять пожалует к нам из Петербурга (Лямшин уверен был,
что Ставрогин в Петербурге), но только уже совершенно в другом виде и в другой обстановке и в свите таких лиц, о которых, может быть, скоро и у нас услышат, и
что всё это он слышал от Петра Степановича, «тайного врага Николая Всеволодовича».
А между тем он даже в самых строгих судьях возбудил к себе некоторую симпатию — своею молодостью, своею беззащитностью, явным свидетельством,
что он только фанатическая жертва политического обольстителя; а более всего обнаружившимся поведением его с матерью, которой он отсылал
чуть не половину своего незначительного жалованья.
Теперь, три месяца спустя, общество наше отдохнуло, оправилось, отгулялось, имеет собственное мнение и до того,
что даже самого Петра Степановича иные считают
чуть не за гения, по крайней мере «с гениальными способностями».