Неточные совпадения
Откладывать свое дело я не решился, так
как не
знаю, когда
вы поднимете якорь, и подумал, что завтра могу уже не застать
вас.
— Хорошо! — вскричал Бутлер, бывший,
как я угадал, старшим помощником Геза. — Прекрасные
вы говорите слова!
Вам ли выступать в роли опекуна, когда даже околевшая кошка
знает, что
вы представляете собой по всем кабакам — настоящим, прошлым и будущим?! Могу тратить свои деньги,
как я желаю.
— Да, но что? — ответил я. — Я не
знаю. Я,
как вы, любитель догадываться. Заниматься этим теперь было бы то же, что рисовать в темноте с натуры.
— Я не
знаю,
какое вам дело до капитана Геза, но я — а
вы видите, что я не начальство, что я такой же матрос,
как этот горлан, — он презрительно уставил взгляд в лицо опешившему оратору, — я утверждаю, что капитан Гез, во-первых, настоящий моряк, а во-вторых, отличнейший и добрейшей души человек.
Советую
вам быть с ним настороже, так
как никогда нельзя
знать,
как он поступит.
— Что же это? — сказал он. — Я поверил по-настоящему, только когда увидел на корме ваши слова и — теперь —
вас; я окончательно убедился. Но трудно сказать, в чем сущность моего убеждения. В этой коробке лежат карты для пасьянсов и шоколад, более ничего. Я
знаю, что
вы любите пасьянсы,
как сами говорили об этом: «Пирамида» и «Красное-черное».
—
Вы нанесли мне оскорбление, — медленно произнес Гез. — Еще никто…
Вы высказали мне презрение, и я
вас предупреждаю, что оно попало туда, куда
вы метили. Этого я
вам не прощу. Теперь я хочу
знать:
как вы представляете наши отношения дальше?! Хотел бы я
знать, да! Не менее тридцати дней продлится мой рейс. Даю слово, что
вы раскаетесь.
— Я
знаю,
как вас зовут; скажу
вам и свое имя: Фрези Грант.
Надо
вам сказать, что, когда я раньше излагал эту знаменательную историю, Дэзи всячески старалась
узнать, в
какой должности был жених-джентльмен, и если не спрашивает теперь…
—
Знаете ли
вы, — сказал он, — о Вильямсе Гобсе и его странной судьбе? Сто лет назад был здесь пустой,
как луна, берег, и Вильямс Гобс, в силу предания которому верит, кто хочет верить, плыл на корабле «Бегущая по волнам» из Европы в Бомбей.
Какие у него были дела с Бомбеем, есть указания в городском архиве.
—
Вы знаете, есть примета. Надо ее попросить… — остальное прозвучало,
как «…а?! О?! Неужели!»
— Биче Сениэль! — тихо сказал я, первый раз произнеся вслух эти слова. — Лисс, гостиница «Дувр». Там остановились
вы дней восемь тому назад. Я в странном положении относительно
вас, но верю, что
вы примете мои объяснения просто,
как все просто во мне. Не
знаю, — прибавил я, видя, что она отступила, уронила руки и молчит, молчит всем существом своим, — следовало ли мне
узнавать ваше имя в гостинице.
— Фу, фу! — сказал он наконец, отирая под козырьком лоб тылом руки. — Я весь дрожу!
Как я рад,
как счастлив, что
вы живы! Я не виноват, клянусь! Это — Гез. Ради бога, выслушайте, и
вы все
узнаете!
Какая это была безумная ночь! Будь проклят Гез; я первый буду вашим свидетелем, потому что я решительно ни при чем!
— Здесь, — говорил Синкрайт, — то есть когда
вы уже сели в лодку, Бутлер схватил Геза за плечи и стал трясти, говоря: «Опомнитесь! Еще не поздно. Верните его!» Гез стал
как бы отходить. Он еще ничего не говорил, но уже стал слушать. Может быть, он это и сделал бы, если бы его крепче прижать. Но тут явилась дама, —
вы знаете…
Но после всего случившегося он стал так пить,
как я еще не видал, и твердил, что
вы все подстроили с умыслом, который он
узнает когда-нибудь.
— Это — все? — сказал комиссар, записывая ее слова. — Или, может быть, подумав,
вы пожелаете что-нибудь прибавить?
Как вы видите, произошло убийство или самоубийство; мы пока что не
знаем.
Вас видели спрыгнувшей из окна комнаты на площадку наружной лестницы. Поставьте себя на мое место в смысле отношения к вашим действиям.
Вот эта барышня; извините, не
знаю,
как вас зовут.
После того
как произошел скандал, о котором
вы уже
знаете, и, несмотря на мои уговоры, человека бросили в шлюпку миль за пятьдесят от Дагона, а вмешаться
как следует — значило потерять все, потому что Гез, взбесившись, способен на открытый грабеж, — я за остальные дни плавания начал подозревать капитана в намерении увильнуть от честной расплаты.
— Я не люблю рисовать, — сказала она и, забавляясь, провела быструю, ровную,
как сделанную линейкой черту. — Нет. Это для меня очень легко. Если
вы охотник, могли бы
вы находить удовольствие в охоте на кур среди двора? Так же и я. Кроме того, я всегда предпочитаю оригинал рисунку. Однако хочу с
вами посоветоваться относительно Брауна.
Вы знаете его,
вы с ним говорили. Следует ли предлагать ему деньги?
—
Вы правы. Так будет приятнее и ему и мне. Хотя… Нет,
вы действительно правы. У нас есть план, — продолжала Биче, устраняя озабоченную морщину, игравшую между тонких бровей, меняя позу и улыбаясь. — План вот в чем: оставить пока все дела и отправиться на «Бегущую». Я так давно не была на палубе, которую
знаю с детства! Днем было жарко. Слышите,
какой шум? Нам надо встряхнуться.
— Не
знаю, — сказал я совершенно искренне, так
как такая мысль о Дэзи мне до того не приходила в голову, но теперь я подумал о ней с странным чувством нежной и тревожной помехи. — Биче, от
вас зависит, — я хочу думать так, — от
вас зависит, чтобы нарушенное мною обещание не обратилось против меня!
— Потом поговорим, — сказал Ботвель и,
как лодка остановилась у ступеней каменного схода набережной, прибавил: — Чертовски неприятная история — все это вместе взятое. Но Биче неумолима. Я
вас хорошо
знаю, Биче!
— Непоправимо права. Гарвей, мне девятнадцать лет. Вся жизнь для меня чудесна. Я даже еще не
знаю ее
как следует. Уже начал двоиться мир благодаря
вам: два желтых платья, две «Бегущие по волнам» и — два человека в одном! — Она рассмеялась, но неспокоен был ее смех. — Да, я очень рассудительна, — прибавила Биче, задумавшись, — а это, должно быть, нехорошо. Я в отчаянии от этого!
— Филатр! — вскричал я, подскакивая и вставая. — Я
знал, что встреча должна быть! Я
вас потерял из виду после тех трех месяцев переписки, когда
вы уехали,
как мне говорили, — не то в Салер, не то в Дибль. Я сам провел два года в разъездах.
Как вы нас разыскали?
Неточные совпадения
Купцы. Так уж сделайте такую милость, ваше сиятельство. Если уже
вы, то есть, не поможете в нашей просьбе, то уж не
знаем,
как и быть: просто хоть в петлю полезай.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул!
какого туману напустил! разбери кто хочет! Не
знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если
вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не
знаю, однако ж, зачем
вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня
вы не смеете высечь, до этого
вам далеко… Вот еще! смотри ты
какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
Городничий (запальчиво).
Как ни се ни то?
Как вы смеете назвать его ни тем ни сем, да еще и черт
знает чем? Я
вас под арест…
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж и
вы! не нашли другого места упасть! И растянулся,
как черт
знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)