Неточные совпадения
Но в это время глаза мельника устремляются на плотину — и он цепенеет от ужаса: плотины как не бывало; вода гуляет через все снасти… Вот тебе и мастак-работник, вот тебе и парень на все руки! Со всем
тем, боже сохрани, если недовольный хозяин начнет упрекать Акима: Аким ничего, правда, не скажет в ответ, но уж зато с этой минуты бросает работу, ходит как словно обиженный, живет как вон глядит; там кочергу швырнет, здесь ногой пихнет, с хозяином и хозяйкой
слова не молвит, да вдруг и перешел в другой дом.
— Что ж так? Секал ты его много, что ли?.. Ох, сват, не худо бы, кабы и ты тут же себя маненько,
того… право
слово! — сказал, посмеиваясь, рыбак. — Ну, да бог с тобой! Рассказывай, зачем спозаранку, ни свет ни заря, пожаловал, а? Чай, все худо можется, нездоровится… в людях тошно жить… так стало
тому и быть! — довершил он, заливаясь громким смехом, причем верши его и все туловище заходили из стороны в сторону.
Она не на шутку обрадовалась своему гостю: кроме родственных связей, существовавших между нею и дядей Акимом — связей весьма отдаленных, но
тем не менее дорогих для старухи, он напоминал ей ее детство, кровлю, под которой жила она и родилась, семью —
словом, все
те предметы, которые ввек не забываются и память которых сохраняется даже в самом зачерствелом сердце.
Между
тем Петр и Василий, встречавшиеся уже не в первый раз с Акимом, вступили,
слово за
словом, в разговор.
Из
слов его оказалось, что свет переродился и люди стали плохи с
того самого времени, как он лишился имущества и вынужден был наниматься батраком.
В настоящее утро лицо и одежда рыбака достаточно подтверждали всегдашние
слова его: несмотря на довольно сильный мороз, он был в одной рубашке; в наружности его трудно было сыскать малейший признак принуждения или
того недовольного, ворчливого выражения, какое является обыкновенно, когда недоспишь против воли.
— Вижу, за водой, — сказал он, посмеиваясь, — вижу. Ну, а сноха-то что ж? А? Лежит
тем временем да проклажается, нет-нет да поохает!.. Оно что говорить: вестимо, жаль сердечную!.. Ну, жаль не жаль, а придется ей нынче самой зачерпнуть водицы… Поставь ведра, пойдем: надо с тобой
слова два перемолвить.
Во время завтрака веселье рыбака не прерывалось ни на минуту. Со всем
тем он не коснулся ни одного пункта, имевшего какое-нибудь отношение к разговору с хозяйкой; ни взглядом, ни
словом не выдал он своих намерений. С окончанием трапезы, как только Петр и Василий покинули избу, а жена Петра и тетка Анна, взяв вальки и коромысла, отправились на реку, Глеб обратился к Акиму...
— И-и-и, батюшка, куды! Я чай, он теперь со страху-то забился в уголок либо в лукошко и смигнуть боится. Ведь он это так только… знамо, ребятеночки!.. Повздорили за какое
слово, да давай таскать… А
то и мой смирен, куда
те смирен! — отвечал дядя Аким, стараясь, особенно в эту минуту, заслужить одобрение рыбака за свое усердие, но со всем
тем не переставая бросать беспокойные взгляды в
ту сторону, где находился Гришутка.
Это обстоятельство мгновенно, как ножом, отрезало беспокойство старика. Всю остальную часть дня работал он так же усердно, как утром и накануне. О случившемся не было и помину. Выходка Гришки, как уже сказано, нимало не изменила намерений старого рыбака; и хотя он ни
словом, ни взглядом не обнадеживал Акима,
тем не менее, однако ж, продолжал оставлять его каждое утро у себя в доме.
Ну, а теперь совсем не
то: ходит — набок голову клонит, как словно кто обидел его или замысел какой на душе имеет;
слова не вызовешь: все опостыло ему, опостыла даже и самая скворечница.
Он оставался на вид все
тем же полудиким, загрубелым мальчиком, продолжал по-прежнему глядеть исподлобья и ни
слова не произносил, особенно в присутствии Глеба.
Словом, он представлял
тот благородный, откровенный, чистый тип славянского племени, который так часто встречается в нашем простонародье, но который, к сожалению, редко достигает полного своего развития.
Одним
словом, Нефед с первого взгляда давал знать, что принадлежит к
тем общипанцам, которых в простонародье величают обыкновенно «голудвою кабацкой».
Всего замечательнее было
то, что хотя в поступках и
словах Нефеда не было ничего особенно забавного или острого, почти все следовали примеру молодого детины.
Он выглядывал до
того времени из толпы товарищей, как страус между индейками; говорил он глухим, гробовым голосом, при каждом
слове глубокомысленно закрывал глаза, украшенные белыми ресницами, и вообще старался сохранить вид человека рассудительного, необычайно умного и даже, если можно, ученого.
Он сам не мог бы растолковать, за что так сильно ненавидел
того, который, пользуясь всеми преимуществами любимого сына в семействе, был
тем не менее всегда родным братом для приемыша и ни
словом, ни делом, ни даже помыслом не дал повода к злобному чувству.
В эту самую минуту за спиною Глеба кто-то засмеялся. Старый рыбак оглянулся и увидел Гришку, который стоял подле навесов, скалил зубы и глядел на Ваню такими глазами, как будто подтрунивал над ним. Глеб не сказал, однако ж, ни
слова приемышу — ограничился
тем только, что оглянул его с насмешливым видом, после чего снова обратился к сыну.
При этом Глеб лукаво покосился в
ту сторону, где находился приемыш. Гришка стоял на
том же месте, но уже не скалил зубы. Смуглое лицо его изменилось и выражало на этот раз столько досады, что Глеб невольно усмехнулся; но старик по-прежнему не сказал ему ни
слова и снова обратился к сыну.
Во все время, как они переезжали реку, старик не переставал подтрунивать над молодым парнем.
Тот хоть бы
слово. Не знаю, стало ли жаль Глебу своего сына или так, попросту, прискучило ему метать насмешки на безответного собеседника, но под конец и он замолк.
— Нет, Глеб Савиныч, не надыть нам: много денег, много и греха с ними! Мы довольствуемся своим добром; зачем нам! С деньгами-то забот много; мы и без них проживем. Вот я скажу тебе на это какое
слово, Глеб Савиныч: счастлив
тот человек, кому и воскресный пирожок в радость!
Тяжело было старику произнести
слово —
слово, которое должно было разлучить его с дочерью; но, с другой стороны, он знал, что этого не избегнешь, что рано или поздно все-таки придется расставаться. Он давно помышлял о Ване: лучшего жениха не найдешь, да и не требуется; это ли еще не парень! Со всем
тем старику тяжко было произнести последнее
слово; но сколько птице ни летать по воздуху, как выразился Глеб, а наземь надо когда-нибудь сесть.
Никто, может статься, не смыкал глаз в клетушках и сенях, но со всем
тем было так тихо, что муж и жена говорили шепотом; малейшая оплошность с их стороны,
слово, произнесенное мало-мальски громко, легко могло возбудить подозрение домашних и направить их к задним воротам, чего никак не хотелось Глебу.
Но тут он остановился; голос его как словно оборвался на последнем
слове, и только сверкающие глаза, все еще устремленные на дверь, силились, казалось, досказать
то, чего не решался выговорить язык. Он опустил сжатые кулаки, отступил шаг назад, быстрым взглядом окинул двор, снова остановил глаза на двери крыльца и вдруг вышел за ворота, как будто воздух тесного двора мешал ему дышать свободно.
Год без малого не мог он
слова добиться от парня, и вот теперь
тот сам к нему приступает.
— Выслушай меня, батюшка, — продолжал сын
тем же увещевательным, но твердым голосом, —
слова мои, может статься, батюшка, горькими тебе покажутся… Я, батюшка, во веки веков не посмел бы перед тобою
слова сказать такого; да нужда, батюшка, заставила!..
Последние
слова сына, голос, каким были они произнесены, вырвали из отцовского сердца последнюю надежду и окончательно его сломили. Он закрыл руками лицо, сделал безнадежный жест и безотрадным взглядом окинул Оку, лодки, наконец, дом и площадку. Взгляд его остановился на жене… Первая мысль старушки, после
того как прошел страх, была отыскать Ванюшу, который не пришел к завтраку.
Испуганная мать бросилась к сыну.
Тот опустил голову и молчал. Глеб в коротких, отрывистых
словах передал жене намерение Вани.
Товар сказывается сам собою: тут ничего не может быть, кроме орехов, стручков —
словом, всего
того, чем молодые бабы и девки любят зубки позабавить.
Сонливый, безжизненный Герасим не пропускал, однако ж,
слова из
того, что говорилось под кровлею «Расставанья», все мотал на ус и, зная, следовательно, в совершенстве все, что предполагалось или делалось в околотке, извлекал из этого свои выгоды.
Не лишним будет сказать прежде всего несколько
слов о
том, что такое фабричная жизнь и какие элементы вносит она в крестьянское семейство: этим способом мы сделаем половину дела.
— Погоди, Гришка, дай наперед задобрим хозяина. Я нарочно прикидываюсь смирнячком, — говорил Захар в оправдание
того противоречия, которое усматривал приемыш между
словами и поступками товарища, — сначатия задобрим, а там покажем себя! Станет ходить по-нашенски, перевернем по-своему!
Возвратясь домой после объяснения с дедушкой Кондратием, Глеб
слова не промолвил приемышу; а между
тем куда как хотелось ему проучить негодяя!
С первых же
слов тетушка Анна пришла в неописанное волнение; она всплескивала руками, мотала головою, охала и стонала в одно и
то же время.
Эта же молодая и попрощалась-то совсем не так, как другие девки: как повалилась спервака отцу в ноги, так тут и осталась, и не
то чтобы причитала, как водится по обычаю, —
слова не вымолвит, только убивается; взвыла на весь двор, на всю избу, ухватила старика своего за ноги, насилу отняли: водой отливали!
Конечно, все это были лишь пустые
слова, действия разгоряченного не в меру мозга —
слова, над которыми всякий другой посмеялся бы вдоволь, пожалуй, еще намял бы ему хорошенько бока; но
тем не менее
слова эти поразили молоденькую женщину страшным, неведомым до
того горем.
Лучше всего предоставить его самому себе, дать ему полную волю наплакаться; время, тишина и покой — лучшие утешители;
слова утешения в этих случаях часто разъясняют нам всю цену
того, что мы потеряли и что оплакиваем.
— За что тогда осерчала на меня? — сказал он при случае Дуне. — Маленечко так… посмеялся… пошутил… а тебе и невесть что, примерно, показалось! Эх, Авдотья Кондратьевна! Ошиблась ты во мне! Не
тот, примерно, Захар человек есть: добрая душа моя! Я не токмо тебя жалею: живучи в одном доме, все узнаешь; мужа твоего добру учу, через эвто больше учу, выходит, тебя жалею… Кабы не я, не
слова мои, не
те бы были через него твои слезы! — заключил Захар с неподражаемым прямодушием.
— Нет, рыбы не видал: платили деньгами; да все ведь одно… Ну, право же
слово, не годится он тебе, не
тот человек… Я говорил тогда… Право, не годится; он и парня-то твоего споит! — усердствовал племянник мельника.
Речь его, сначала суровая и отрывистая, заметно смягчалась, по мере
того как он, истощив жестокие, укорительные
слова, коснулся воспоминаний детства приемыша.
— Вот то-то, отец родной, говорила я тебе об этом… все: нет да нет… Что ждать-то, право-ну!.. Сходи-кась завтра в Сосновку, отвори кровь-то; право
слово, отпустит… А
то ждешь, ждешь; нонче нет, завтра нет… ну, что хорошего? Вестимо, нет тебе от нее спокою… Полно, кормилец… право-ну, сходи!..
— Вот что, дружище, — сказал Захар, когда они очутились в крытой галерее, — ты меня обожди минутку на улице. Признаться, малость задолжал нонче вечером Гараське: думал, Севка выручит. Надо
слова два перемолвить с Герасимом; без
того, жид, не выпустит… Духом выйду к тебе…
— Словно сердце мое чуяло! — сказала тетушка Анна, тоскливо качая головою (это были почти первые
слова ее после смерти мужа). —
Тому ли учил его старик-ат… Давно ли, касатка… о-ох!.. Я и тогда говорила: на погибель на свою связался он с этим Захаром!.. Добре вот кого жаль, — заключила она, устремляя тусклые, распухшие глаза свои на ребенка, который лежал на руках Дуни.
К полудню по широкому раздолью Оки, которая сделалась уже какого-то желтовато-бурого цвета, шумно гулял «белоголовец». За версту теперь слышался глухой гул, производимый плеском разъяренных волн о камни и края берега. Голос бури заглушал человеческий голос. Стоя на берегу, рыбаки кричали и надрывались без всякой пользы.
Те, к кому обращались они, слышали только смешанный рев воды, или «хлоповень» —
слово, которое употребляют рыболовы, когда хотят выразить шум валов.
— Чего тут?.. Вишь, половину уж дела отмахнули!.. Рази нам впервака: говорю, как жил этта я в Серпухове, у Григорья Лукьянова — бывало, это у нас вчастую так-то пошаливали… Одно
слово: обделаем — лучше быть нельзя!.. Смотри, только ты не зевай, делай, как, примерно, я говорил; а уж насчет,
то есть, меня не сумневайся: одно
слово — Захар! Смотри же, жди где сказано: духом буду… Ну что ж на дожде-то стоять?.. Качай! — заключил Захар, оправляя мокрые волосы, которые хлестали его по лицу.
Захар не счел нужным сообщить Гришке о
том, что товарищи гуртовщиков находились, быть может, шагах в двадцати: дрожащий голос ясно обличал, что приемыш и без
того уже струхнул порядком. Не обращая внимания на неприязненные
слова приемыша и делая вид, как будто не замечает его робости, Захар подхватил дружеским, но торопливо-озабоченным голосом...
По мере
того как
слова являлись на бумаге, Ермил произносил их во всеуслышание.
При всем
том во все продолжение пути он
слова не сказал Захару.
Отвечая на каждое ее
слово скоморошной какой-нибудь выходкой, он нередко в
то же время обращался к Дуне, которая изредка выглядывала из-за люльки и подымала кроткий, дрожащий голос, стараясь уговорить старушку.
Надо думать, однако ж, что в некоторых случаях мимика выразительна не меньше
слов: с первым же движением Василия Дуня испустила раздирающий крик и как помешанная бросилась к
тому месту, где стояли братья.