Неточные совпадения
— Да я уже и жду! — спокойно
сказал длинный человек. Его спокойствие, мягкий
голос и простота лица ободряли мать. Человек смотрел на нее открыто, доброжелательно, в глубине его прозрачных глаз играла веселая искра, а во всей фигуре, угловатой, сутулой, с длинными ногами, было что-то забавное и располагающее к нему. Одет он был в синюю рубашку и черные шаровары, сунутые в сапоги. Ей захотелось спросить его — кто он, откуда, давно ли знает ее сына, но вдруг он весь покачнулся и сам спросил ее...
Хохол покачнулся на ногах и, широко улыбаясь, хотел что-то
сказать, но — вновь прозвучал раздражающий
голос Николая...
— А мой — десятый месяц! —
сказала старушка, и в
голосе ее Власова почувствовала что-то странное, похожее на гордость.
— Совершенно верно! —
сказал военный. — Безобразие! Нужно, чтобы раздался наконец твердый
голос — молчать! Вот что нужно. Твердый
голос.
— Щи, кашу, всякую Марьину стряпню и прочую пищу — Павел понял. Лицо у него задрожало от сдерживаемого смеха, он взбил волосы и ласково,
голосом, какого она еще не слышала от него,
сказал...
— Молчи! — сурово
сказал другой
голос. Мать широко развела руками…
Слезы зазвенели в ее
голосе, и, глядя на них с улыбкой в глазах, она
сказала...
— Что же, позовите! — ответила Софья. Рыбин взглянул на нее, прищурив глаза, и, понизив
голос,
сказал...
— Наступит день, когда рабочие всех стран поднимут головы и твердо
скажут — довольно! Мы не хотим более этой жизни! — уверенно звучал
голос Софьи. — Тогда рухнет призрачная сила сильных своей жадностью; уйдет земля из-под ног их и не на что будет опереться им…
Нервным движением поправив очки, Николай помог ей надеть кофту и, пожимая руку ее сухой, теплой рукой,
сказал вздрагивающим
голосом...
Она покраснела, опустилась на стул, замолчала. «Милая ты моя, милая!» — улыбаясь, думала мать. Софья тоже улыбнулась, а Николай, мягко глядя в лицо Саши, тихо засмеялся. Тогда девушка подняла голову, строго посмотрела на всех и, бледная, сверкнув глазами, сухо, с обидой в
голосе,
сказала...
Брови Саши нахмурились, лицо приняло обычное суровое выражение, и
голос звучал сухо. Николай подошел к матери, перемывавшей чашки, и
сказал ей...
Отворились ворота, на улицу вынесли крышку гроба с венками в красных лентах. Люди дружно сняли шляпы — точно стая черных птиц взлетела над их головами. Высокий полицейский офицер с густыми черными усами на красном лице быстро шел в толпу, за ним, бесцеремонно расталкивая людей, шагали солдаты, громко стуча тяжелыми сапогами по камням. Офицер
сказал сиплым, командующим
голосом...
Вошел Иван Данилович в жилете, с засученными рукавами рубашки, и на молчаливый вопрос Николая
сказал своим тонким
голосом...
Они говорили друг другу незначительные, ненужные обоим слова, мать видела, что глаза Павла смотрят в лицо ей мягко, любовно. Все такой же ровный и спокойный, как всегда, он не изменился, только борода сильно отросла и старила его, да кисти рук стали белее. Ей захотелось сделать ему приятное,
сказать о Николае, и она, не изменяя
голоса, тем же тоном, каким говорила ненужное и неинтересное, продолжала...
Когда приехали на станцию, он отпряг лошадей и
сказал матери безнадежным
голосом...
— Не надо! — раздался в толпе сильный
голос — мать поняла, что это говорил мужик с голубыми глазами. — Не допускай, ребята! Уведут туда — забьют до смерти. Да на нас же потом
скажут, — мы, дескать, убили! Не допускай!
«Что же это я? Ведь и меня схватят!» Мужик что-то
сказал Рыбину, тот тряхнул головой и вздрагивающим
голосом, но четко и бодро заговорил...
— Оттого и смел! —
сказала Татьяна низким, грудным
голосом. — Женатый такой дорогой не пойдет — забоится…
— С такими людьми можно идти народу, они на малом не помирятся, не остановятся, пока не одолеют все обманы, всю злобу и жадность, они не сложат рук, покуда весь народ не сольется в одну душу, пока он в один
голос не
скажет — я владыка, я сам построю законы, для всех равные!..
— Ваше мнение? —
сказал старичок. Лысоватый прокурор встал и, держась одной рукой за конторку, быстро заговорил, приводя цифры. В его
голосе не слышно было страшного.
Судьи зашевелились тяжело и беспокойно. Предводитель дворянства что-то прошептал судье с ленивым лицом, тот кивнул головой и обратился к старичку, а с другой стороны в то же время ему говорил в ухо больной судья. Качаясь в кресле вправо и влево, старичок что-то
сказал Павлу, но
голос его утонул в ровном и широком потоке речи Власова.
— Вы имеете
сказать что-нибудь по существу? — повышая
голос, спросил старичок. У него дрожала рука, и матери было приятно видеть, что он сердится. Но поведение Андрея не нравилось ей — оно не сливалось с речью сына, — ей хотелось серьезного и строгого спора.
Ей казалось, что все готовы понять ее, поверить ей, и она хотела, торопилась
сказать людям все, что знала, все мысли, силу которых чувствовала. Они легко всплывали из глубины ее сердца и слагались в песню, но она с обидою чувствовала, что ей не хватает
голоса, хрипит он, вздрагивает, рвется.
Сковородников, сидевший против Вольфа и всё время собиравший толстыми пальцами бороду и усы в рот, тотчас же, как только Бе перестал говорить, перестал жевать свою бороду и громким, скрипучим
голосом сказал, что, несмотря на то, что председатель акционерного общества большой мерзавец, он бы стоял за кассирование приговора, если бы были законные основания, но так как таковых нет, он присоединяется к мнению Ивана Семеновича (Бе), сказал он, радуясь той шпильке, которую он этим подпустил Вольфу.
Неточные совпадения
Хлестаков (
голосом вовсе не решительным и не громким, очень близким к просьбе).Вниз, в буфет… Там
скажи… чтобы мне дали пообедать.
Осклабился, товарищам //
Сказал победным
голосом: // «Мотайте-ка на ус!» // Пошло, толпой подхвачено, // О крепи слово верное // Трепаться: «Нет змеи — // Не будет и змеенышей!» // Клим Яковлев Игнатия // Опять ругнул: «Дурак же ты!» // Чуть-чуть не подрались!
«Отцы! —
сказал Клим Яковлич, // С каким-то визгом в
голосе, // Как будто вся утроба в нем, // При мысли о помещиках, // Заликовала вдруг.
«Поют они без
голосу, // А слушать — дрожь по волосу!» — //
Сказал другой мужик.
У столбика дорожного // Знакомый
голос слышится, // Подходят наши странники // И видят: Веретенников // (Что башмачки козловые // Вавиле подарил) // Беседует с крестьянами. // Крестьяне открываются // Миляге по душе: // Похвалит Павел песенку — // Пять раз споют, записывай! // Понравится пословица — // Пословицу пиши! // Позаписав достаточно, //
Сказал им Веретенников: // «Умны крестьяне русские, // Одно нехорошо, // Что пьют до одурения, // Во рвы, в канавы валятся — // Обидно поглядеть!»