Неточные совпадения
— Это я-с, —
сказал твердый и приятный женский
голос, и из-за двери высунулось строгое рябое лицо Матрены Филимоновны, нянюшки.
— Долли!—
сказал он тихим, робким
голосом. Он втянул голову в плечи и хотел иметь жалкий и покорный вид, но он всё-таки сиял свежестью и здоровьем.
— Что вам нужно? —
сказала она быстрым, не своим, грудным
голосом.
— Я помню про детей и поэтому всё в мире сделала бы, чтобы спасти их; но я сама не знаю, чем я спасу их: тем ли, что увезу от отца, или тем, что оставлю с развратным отцом, — да, с развратным отцом… Ну,
скажите, после того… что было, разве возможно нам жить вместе? Разве это возможно?
Скажите же, разве это возможно? — повторяла она, возвышая
голос. — После того как мой муж, отец моих детей, входит в любовную связь с гувернанткой своих детей…
— Ну что же ты
скажешь мне? —
сказал Левин дрожащим
голосом и чувствуя, что на лице его дрожат все мускулы. — Как ты смотришь на это?
— Хорошо доехали? —
сказал сын, садясь подле нее и невольно прислушиваясь к женскому
голосу из-за двери. Он знал, что это был
голос той дамы, которая встретилась ему при входе.
— Нет, нет, —
сказала Кити дрожащим от слез
голосом.
— Кого нужно? — сердито
сказал голос Николая Левина.
— Да, — продолжала Анна. — Ты знаешь, отчего Кити не приехала обедать? Она ревнует ко мне. Я испортила… я была причиной того, что бал этот был для нее мученьем, а не радостью. Но, право, право, я не виновата, или виновата немножко, —
сказала она, тонким
голосом протянув слово «немножко».
— Да, как видишь, нежный муж, нежный, как на другой год женитьбы, сгорал желанием увидеть тебя, —
сказал он своим медлительным тонким
голосом и тем тоном, который он всегда почти употреблял с ней, тоном насмешки над тем, кто бы в самом деле так говорил.
— Только не изменяйте ничего. Оставьте всё как есть, —
сказал он дрожащим
голосом. — Вот ваш муж.
— Я хочу предостеречь тебя в том, —
сказал он тихим
голосом, — что по неосмотрительности и легкомыслию ты можешь подать в свете повод говорить о тебе. Твой слишком оживленный разговор сегодня с графом Вронским (он твердо и с спокойною расстановкой выговорил это имя) обратил на себя внимание.
— Но, Анна, —
сказал Вронский убедительным, мягким
голосом, стараясь успокоить ее, — всё-таки необходимо
сказать ему, а потом уж руководиться тем, что он предпримет.
— Браво! —
сказал чей-то один
голос.
— Ах, многое важнее, — отвечала Варенька, не зная, что
сказать. Но в это время из окна послышался
голос княгини...
— Как же ты послала
сказать княжне, что мы не поедем! — потеряв
голос, раздражительно прошептал он ей.
— Как же ты послала
сказать княжне, что мы не поедем? — хрипло прошептал ещё раз живописец ещё сердитее, очевидно раздражаясь ещё более тем, что
голос изменяет ему и он не может дать своей речи того выражения, какое бы хотел.
— Что с тобой? Что ты такая красная? —
сказали ей мать и отец в один
голос.
— Ты видишь, что это за человек, —
сказала она дрожащим
голосом, — он…
Эти слова не имеют для меня смысла, —
сказала она дрожащим
голосом.
— Вот, я приехал к тебе, —
сказал Николай глухим
голосом, ни на секунду не спуская глаз с лица брата. — Я давно хотел, да всё нездоровилось. Теперь же я очень поправился, — говорил он, обтирая свою бороду большими худыми ладонями.
Эти два человека были так родны и близки друг другу, что малейшее движение, тон
голоса говорил для обоих больше, чем всё, что можно
сказать словами.
— Неужели это правда? —
сказал он наконец глухим
голосом. — Я не могу верить, что ты любишь меня!
— Дайте же льду скорее! —
сказал из спальни повелительный
голос доктора.
Алексей Александрович прошел в ее кабинет. У ее стола боком к спинке на низком стуле сидел Вронский и, закрыв лицо руками, плакал. Он вскочил на
голос доктора, отнял руки от лица и увидал Алексея Александровича. Увидав мужа, он так смутился, что опять сел, втягивая голову в плечи, как бы желая исчезнуть куда-нибудь; но он сделал усилие над собой, поднялся и
сказал...
— Кити! я мучаюсь. Я не могу один мучаться, —
сказал он с отчаянием в
голосе, останавливаясь пред ней и умоляюще глядя ей в глаза. Он уже видел по ее любящему правдивому лицу, что ничего не может выйти из того, что он намерен был
сказать, но ему всё-таки нужно было, чтоб она сама разуверила его. — Я приехал
сказать, что еще время не ушло. Это всё можно уничтожить и поправить.
— Оставь меня в покое, ради Бога! — воскликнул со слезами в
голосе Михайлов и, заткнув уши, ушел в свою рабочую комнату за перегородкой и запер за собою дверь. «Бестолковая!»
сказал он себе, сел за стол и, раскрыв папку, тотчас о особенным жаром принялся за начатый рисунок.
Вронский и Анна тоже что-то говорили тем тихим
голосом, которым, отчасти чтобы не оскорбить художника, отчасти чтобы не
сказать громко глупость, которую так легко
сказать, говоря об искусстве, обыкновенно говорят на выставках картин.
— Друг мой! —
сказала она прерывающимся от волнения
голосом. — Вы не должны отдаваться горю. Горе ваше велико, но вы должны найти утешение.
— Надо знать все подробности, —
сказал он тонким
голосом.
Она хотела что-то
сказать, но
голос отказался произнести какие-нибудь звуки; с виноватою мольбой взглянув на старика, она быстрыми легкими шагами пошла на лестницу. Перегнувшись весь вперед и цепляясь калошами о ступени, Капитоныч бежал за ней, стараясь перегнать ее.
— О чем же ты плачешь, мама? —
сказал он, совершенно проснувшись. — Мама, о чем ты плачешь? — прокричал он плаксивым
голосом.
Но ласки матери и сына, звуки их
голосов и то, что они говорили, — всё это заставило его изменить намерение. Он покачал головой и, вздохнув, затворил дверь. «Подожду еще десять минут»,
сказал он себе, откашливаясь и утирая слезы.
— Чувство мое не может измениться, вы знаете, но я прошу не ездить, умоляю вас, —
сказал он опять по-французски с нежною мольбой в
голосе, но с холодностью во взгляде.
— А! —
сказал Левин, более слушая звук ее
голоса, чем слова, которые она говорила, всё время думая о дороге, которая шла теперь лесом, и обходя те места, где бы она могла неверно ступить.
И вдруг совершенно неожиданно
голос старой княгини задрожал. Дочери замолчали и переглянулись. «Maman всегда найдет себе что-нибудь грустное»,
сказали они этим взглядом. Они не знали, что, как ни хорошо было княгине у дочери, как она ни чувствовала себя нужною тут, ей было мучительно грустно и за себя и за мужа с тех пор, как они отдали замуж последнюю любимую дочь и гнездо семейное опустело.
— Ну что за охота спать! —
сказал Степан Аркадьич, после выпитых за ужином нескольких стаканов вина пришедший в свое самое милое и поэтическое настроение. — Смотри, Кити, — говорил он, указывая на поднимавшуюся из-за лип луну, — что за прелесть! Весловский, вот когда серенаду. Ты знаешь, у него славный
голос, мы с ним спелись дорогой. Он привез с собою прекрасные романсы, новые два. С Варварой Андреевной бы спеть.
— Ах, какая ночь! —
сказал Весловский, глядя на видневшиеся при слабом свете зари в большой раме отворенных теперь ворот край избы и отпряженных катков. — Да слушайте, это женские
голоса поют и, право, недурно. Это кто поет, хозяин?
— Однако как сильно пахнет свежее сено! —
сказал Степан Аркадьич, приподнимаясь. — Не засну ни за что. Васенька что-то затеял там. Слышишь хохот и его
голос? Не пойти ли? Пойдем!
Он слышал, как его лошади жевали сено, потом как хозяин со старшим малым собирался и уехал в ночное; потом слышал, как солдат укладывался спать с другой стороны сарая с племянником, маленьким сыном хозяина; слышал, как мальчик тоненьким голоском сообщил дяде свое впечатление о собаках, которые казались мальчику страшными и огромными; потом как мальчик расспрашивал, кого будут ловить эти собаки, и как солдат хриплым и сонным
голосом говорил ему, что завтра охотники пойдут в болото и будут палить из ружей, и как потом, чтоб отделаться от вопросов мальчика, он
сказал: «Спи, Васька, спи, а то смотри», и скоро сам захрапел, и всё затихло; только слышно было ржание лошадей и каркание бекаса.
— Так выпотроши же дичь, —
сказал он дрожащим
голосом Филиппу, стараясь не смотреть на Васеньку, — и наложи крапивы. А мне спроси хоть молока.
— Было, —
сказала она дрожащим
голосом. — Но, Костя, ты не видишь разве, что не я виновата? Я с утра хотела такой тон взять, но эти люди… Зачем он приехал? Как мы счастливы были! — говорила она, задыхаясь от рыданий, которые поднимали всё ее пополневшее тело.
— Да, если возможно, —
сказала Анна вдруг совершенно другим, тихим и грустным
голосом.
— А если так, —
сказала Анна вдруг изменившимся
голосом, — то ты тяготишься этою жизнью… Да, ты приедешь на день и уедешь, как поступают…
— Мама, правда? —
сказал голос Кити.
— Я вас познакомила с ним как с Landau, —
сказала она тихим
голосом, взглянув на Француза и потом тотчас на Алексея Александровича, — но он собственно граф Беззубов, как вы, вероятно, знаете. Только он не любит этого титула.
— Да, он едет в Париж. Он вчера слышал
голос, —
сказала графиня Лидия Ивановна, глядя на Степана Аркадьича.
Он очнулся в ту минуту, как
голос графини Лидии Ивановны
сказал: «он спит».
— Я хотела съездить к Вильсон. Мне ей свезти платья. Так решительно завтра? —
сказала она веселым
голосом; но вдруг лицо ее изменилось.
— Я повторяю свою просьбу не говорить неуважительно о матери, которую я уважаю, —
сказал он, возвышая
голос и строго глядя на нее.