Неточные совпадения
Сейчас, выпив
стакан молока, положив за щеку кусок
сахара, разглаживая пальцем негустые, желтенькие усики так, как будто хотел сковырнуть их, Диомидов послушал беседу Дьякона с Маракуевым и с упреком сказал...
— Дайте
стакан воды, с вареньем, если найдется, а то — кусочек
сахару.
— Он еще есть, — поправил доктор, размешивая
сахар в
стакане. — Он — есть, да! Нас, докторов, не удивишь, но этот умирает… корректно, так сказать. Как будто собирается переехать на другую квартиру и — только. У него — должны бы мозговые явления начаться, а он — ничего, рассуждает, как… как не надо.
К таким голосам из углов Самгин прислушивался все внимательней, слышал их все более часто, но на сей раз мешал слушать хозяин квартиры, — размешивая
сахар в
стакане очень крепкого чая, он пророчески громко и уверенно говорил...
Неточные совпадения
— Благодарим, — отвечал старик, взял
стакан, но отказался от
сахара, указав на оставшийся обгрызенный им комок. — Где же с работниками вести дело? — сказал он. — Раззор один. Вот хоть бы Свияжсков. Мы знаем, какая земля — мак, а тоже не больно хвалятся урожаем. Всё недосмотр!
— Скорей (я перевожу, а он ей говорил по-французски), у них там уж должен быть самовар; живо кипятку, красного вина и
сахару,
стакан сюда, скорей, он замерз, это — мой приятель… проспал ночь на снегу.
Смотритель выпил три
стакана и крошечный оставшийся у него кусочек
сахару положил опять на блюдечко, что человеком моим было принято как тонкий знак уменья жить.
Он взял самый маленький кусочек и на мое приглашение положить
сахару в
стакан отвечал, что никогда этого не делает, — сюрприз для моего человека, и для меня также: у меня наутро оставался в запасе
стакан чаю.
Кипяток в семь часов разливали по
стаканам без блюдечек, ставили
стаканы на каток, а рядом — огромный медный чайник с заваренным для колера цикорием. Кухарка (в мастерских ее звали «хозяйка») подавала по куску пиленого
сахара на человека и нарезанный толстыми ломтями черный хлеб. Посуду убирали мальчики. За обедом тоже служили мальчики. И так было во всей Москве — и в больших мастерских, и у «грызиков».