Неточные совпадения
По праздникам, от обеда до девяти часов, я уходил гулять, а вечером сидел в трактире на Ямской улице; хозяин трактира, толстый и всегда потный человек, страшно любил
пение, это знали певчие почти всех
церковных хоров и собирались у него; он угощал их за песни водкой, пивом, чаем.
Певчие — народ пьяный и малоинтересный; пели они неохотно, только ради угощения, и почти всегда
церковное, а так как благочестивые пьяницы считали, что
церковному в трактире не место, хозяин приглашал их к себе в комнату, а я мог слушать
пение только сквозь дверь.
Все уездные любители
церковного пения обыкновенно сходились в собор к ранней обедне, ибо Никон Родионович всегда приходили помолиться за ранней, и тут пели певчие. Поздней обедни Никон Родионович не любили и ядовито замечали, что к поздней обедне только ходят приказничихи хвастаться, у кого новые башмаки есть.
— Вот ведь тоже стряпает! — произнес, показав вслед ему головой, Петр Петрович. — А разве так, как мой покойный Поликарп Битое Рыло… Два только теперича у меня удовольствия в жизни осталось, — продолжал он, — поесть и выпить хорошенько, да
церковное пение еще люблю.
Неточные совпадения
И взошедший месяц долго еще видел толпы музыкантов, проходивших по улицам с бандурами, турбанами, круглыми балалайками, и
церковных песельников, которых держали на Сечи для
пенья в церкви и для восхваленья запорожских дел.
«Вероятно, Уповаева хоронят», — сообразил он, свернул в переулок и пошел куда-то вниз, где переулок замыкала горбатая зеленая крыша церкви с тремя главами над нею. К ней опускались два ряда приземистых, пузатых домиков, накрытых толстыми шапками снега. Самгин нашел, что они имеют некоторое сходство с людьми в шубах, а окна и двери домов похожи на карманы. Толстый слой серой, холодной скуки висел над городом. Издали доплывало унылое
пение церковного хора.
Но спрашивал он мало, а больше слушал Марину, глядя на нее как-то подчеркнуто почтительно. Шагал по улицам мерным, легким шагом солдата, сунув руки в карманы черного, мохнатого пальто, носил бобровую шапку с козырьком, и глаза его смотрели из-под козырька прямо, неподвижно, не мигая. Часто посещал
церковные службы и, восхищаясь
пением, говорил глубоким баритоном:
— «Чей стон», — не очень стройно подхватывал хор. Взрослые пели торжественно, покаянно, резкий тенорок писателя звучал едко, в медленной песне было нечто
церковное, панихидное. Почти всегда после
пения шумно танцевали кадриль, и больше всех шумел писатель, одновременно изображая и оркестр и дирижера. Притопывая коротенькими, толстыми ногами, он искусно играл на небольшой, дешевой гармонии и ухарски командовал:
Так они шептались, наклоняясь друг к другу, охваченные мрачной шутливостью пьяного безумия. А из столовой в это время доносились смягченные, заглушенные стенами и оттого гармонично-печальные звуки
церковного напева, похожего на отдаленное погребальное
пение.