Тихими ночами мне больше нравилось ходить по городу,
из улицы в улицу, забираясь в самые глухие углы. Бывало, идешь — точно на крыльях несешься; один, как луна в небе; перед тобою ползет твоя тень, гасит искры света на снегу, смешно тычется в тумбы, в заборы. Посредине улицы шагает ночной сторож, с трещоткой в руках, в тяжелом тулупе, рядом с ним — трясется собака.
Я еду с хозяином на лодке по улицам ярмарки, среди каменных лавок, залитых половодьем до высоты вторых этажей. Я — на веслах; хозяин, сидя на корме, неумело правит, глубоко запуская в воду кормовое весло; лодка неуклюже юлит, повертывая
из улицы в улицу по тихой, мутно задумавшейся воде.
Неточные совпадения
Было что-то неприятно-собачье
в этой безмолвной беседе глазами,
в медленном, обреченном движении женщин мимо мужчины, — казалось, что любая
из них, если только мужчина повелительно мигнет ей, покорно свалится на сорный песок
улицы, как убитая.
Я наткнулся на него лунною ночью,
в ростепель, перед масленицей;
из квадратной форточки окна, вместе с теплым паром, струился на
улицу необыкновенный звук, точно кто-то очень сильный и добрый пел, закрыв рот; слов не слышно было, но песня показалась мне удивительно знакомой и понятной, хотя слушать ее мешал струнный звон, надоедливо перебивая течение песни.
Я быстро обежал кругом квартала, снова воротился под окно, но
в доме уже не играли,
из форточки бурно вытекал на
улицу веселый шум, и это было так не похоже на печальную музыку, точно я слышал ее во сне.
Из пояснений к рисункам я знал, что
в Праге, Лондоне, Париже нет среди города оврагов и грязных дамб
из мусора, там прямые, широкие
улицы, иные дома и церкви.
Сумрачно и скучно
в узкой галерее, тесно заваленной шерстью, овчинами, пенькой, канатом, валяным сапогом, торным товаром. От панели ее отделяют колонны
из кирпича; неуклюжие толстые, они обглоданы временем, обрызганы грязью
улицы. Все кирпичи и щели между ними, наверное, мысленно пересчитаны тысячи раз и навсегда легли
в памяти тяжкой сетью своих уродливых узоров.
Я был убежден
в этом и решил уйти, как только бабушка вернется
в город, — она всю зиму жила
в Балахне, приглашенная кем-то учить девиц плетению кружев. Дед снова жил
в Кунавине, я не ходил к нему, да и он, бывая
в городе, не посещал меня. Однажды мы столкнулись на
улице; он шел
в тяжелой енотовой шубе, важно и медленно, точно поп, я поздоровался с ним; посмотрев на меня из-под ладони, он задумчиво проговорил...
Высадив его на одной
из улиц слободы, тоже утопленной половодьем, я возвращаюсь ярмаркой на Стрелку, зачаливаю лодку и, сидя
в ней, гляжу на слияние двух рек, на город, пароходы, небо.
Он жил задумчиво; идет по пустым
улицам ярмарки и вдруг, остановясь на одном
из мостов Обводного канала, долго стоит у перил, глядя
в воду,
в небо, вдаль за Оку. Настигнешь его, спросишь...
По праздникам я частенько спускался
из города
в Миллионную
улицу, где ютились босяки, и видел, как быстро Ардальон становится своим человеком
в «золотой роте». Еще год тому назад — веселый и серьезный, теперь Ардальон стал как-то криклив, приобрел особенную, развалистую походку, смотрел на людей задорно, точно вызывая всех на спор и бой, и все хвастался...
Был у меня
в ту пору ядовитый враг, дворник одного
из публичных домов Малой Покровской
улицы.
Выйдя от Луковникова, Галактион решительно не знал, куда ему идти. Раньше он предполагал завернуть к тестю, чтобы повидать детей, но сейчас он не мог этого сделать. В нем все точно повернулось. Наконец, ему просто было совестно. Идти на квартиру ему тоже не хотелось. Он без цели шел
из улицы в улицу, пока не остановился перед ссудною кассой Замараева. Начинало уже темнеть, и кое-где в окнах мелькали огни. Галактион позвонил, но ему отворили не сразу. За дверью слышалось какое-то предупреждающее шушуканье.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Да
из собственного его письма. Приносят ко мне на почту письмо. Взглянул на адрес — вижу: «
в Почтамтскую
улицу». Я так и обомлел. «Ну, — думаю себе, — верно, нашел беспорядки по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал.
Ранним утром выступил он
в поход и дал делу такой вид, как будто совершает простой военный променад. [Промена́д (франц.) — прогулка.] Утро было ясное, свежее, чуть-чуть морозное (дело происходило
в половине сентября). Солнце играло на касках и ружьях солдат; крыши домов и
улицы были подернуты легким слоем инея; везде топились печи и
из окон каждого дома виднелось веселое пламя.
Из наук преподавать три: а) арифметику, как необходимое пособие при взыскании недоимок; б) науку о необходимости очищать
улицы от навоза; и
в) науку о постепенности мероприятий.
На
улице царили голодные псы, но и те не лаяли, а
в величайшем порядке предавались изнеженности и распущенности нравов; густой мрак окутывал
улицы и дома; и только
в одной
из комнат градоначальнической квартиры мерцал далеко за полночь зловещий свет.
Все дома окрашены светло-серою краской, и хотя
в натуре одна сторона
улицы всегда обращена на север или восток, а другая на юг или запад, но даже и это упущено было
из вида, а предполагалось, что и солнце и луна все стороны освещают одинаково и
в одно и то же время дня и ночи.