Неточные совпадения
«Отвези в последний раз в Саймонстоун, — сказал я не без грусти, — завтра утром приезжай за нами». — «Yes, sir, — отвечал он, — а
знаете ли, — прибавил потом, — что пришло еще русское
судно?» — «Какое? когда?» — «Вчера вечером», — отвечал он.
Но это было нелегко, при качке, без Фаддеева, который где-нибудь стоял на брасах или присутствовал вверху, на ноках рей: он один
знал, где что у меня лежит. Я отворял то тот, то другой ящик, а ящики лезли вон и толкали меня прочь. Хочешь сесть на стул — качнет, и сядешь мимо. Я лег и заснул. Ветер смягчился и задул попутный;
судно понеслось быстро.
— Бог
знает, где лучше! — отвечал он. — Последний раз во время урагана потонуло до восьмидесяти
судов в море, а на берегу опрокинуло целый дом и задавило пять человек; в гонконгской гавани погибло без счета лодок и с ними до ста человек.
Но один потерпел при выходе какое-то повреждение, воротился и получил помощь от жителей: он был так тронут этим, что, на прощанье, съехал с людьми на берег, поколотил и обобрал поселенцев. У одного забрал всех кур, уток и тринадцатилетнюю дочь, у другого отнял свиней и жену, у старика же Севри, сверх того, две тысячи долларов — и ушел. Но прибывший вслед за тем английский военный корабль дал об этом
знать на Сандвичевы острова и в Сан-Франциско, и преступник был схвачен, с
судном, где-то в Новой Зеландии.
Узнав, что завтра наше
судно идет в море, они бегут к губернатору и торопятся привезти разрешение.
Но об этом
узнает вся Европа; и ни одно
судно не пойдет сюда, а в Едо — будьте уверены».
Японцы еще третьего дня приезжали сказать, что голландское купеческое
судно уходит наконец с грузом в Батавию (не
знаю, сказал ли я, что мы застали его уже здесь) и что губернатор просит — о чем бы вы думали? — чтоб мы не ездили на
судно!
Посьет, приехавший на этой шкуне, уж
знал, что ни шкипер, несмотря на свое звание матроса, да еще английского, ни команда его не имели почти никакого понятия об управлении
судном.
На последнее полномочные сказали, что дадут
знать о салюте за день до своего приезда. Но адмирал решил, не дожидаясь ответа о том, примут ли они салют себе, салютовать своему флагу, как только наши катера отвалят от фрегата. То-то будет переполох у них! Все остальное будет по-прежнему, то есть
суда расцветятся флагами, люди станут по реям и — так далее.
В другой раз к этому же консулу пристал губернатор, зачем он снаряжает
судно, да еще, кажется, с опиумом, в какой-то шестой порт, чуть ли не в самый Пекин, когда открыто только пять? «А зачем, — возразил тот опять, — у острова Чусана, который не открыт для европейцев, давно стоят английские корабли? Выгоните их, и я не пошлю
судно в Пекин». Губернатор
знал, конечно, зачем стоят английские корабли у Чусана, и не выгнал их. Так
судно американское и пошло, куда хотело.
Третьего дня корабль ушел; шкипер и миссионеры не
знали, как и благодарить начальство нашего
судна.
Другой переводчик, Эйноске, был в Едо и возился там «с людьми Соединенных Штатов». Мы
узнали, что эти «люди» ведут переговоры мирно; что их точно так же провожают в прогулках лодки и не пускают на берег и т. п. Еще
узнали, что у них один пароход приткнулся к мели и начал было погружаться на рейде; люди уже бросились на японские лодки, но пробитое отверстие успели заткнуть. Американцы в Едо не были, а только в его заливе, который мелководен, и на
судах к столице верст за тридцать подойти нельзя.
Вчера, 17-го, какая встреча: обедаем; говорят, шкуна какая-то видна. Велено поднять флаг и выпалить из пушки. Она подняла наш флаг. Браво! Шкуна «Восток» идет к нам с вестями из Европы, с письмами… Все ожило. Через час мы читали газеты,
знали все, что случилось в Европе по март. Пошли толки, рассуждения, ожидания. Нашим
судам велено идти к русским берегам. Что-то будет? Скорей бы добраться: всего двести пятьдесят миль осталось до места, где предположено ждать дальнейших приказаний.
Странно, однако ж, устроен человек: хочется на берег, а жаль покидать и фрегат! Но если б вы
знали, что это за изящное, за благородное
судно, что за люди на нем, так не удивились бы, что я скрепя сердце покидаю «Палладу»!
Около городка Симодо течет довольно быстрая горная речка: на ней было несколько джонок (мелких японских
судов). Джонки вдруг быстро понеслись не по течению, а назад, вверх по речке. Тоже необыкновенное явление: тотчас послали с фрегата шлюпку с офицером
узнать, что там делается. Но едва шлюпка подошла к берегу, как ее водою подняло вверх и выбросило. Офицер и матросы успели выскочить и оттащили шлюпку дальше от воды. С этого момента начало разыгрываться страшное и грандиозное зрелище.
Неточные совпадения
— Да так. Я дал себе заклятье. Когда я был еще подпоручиком, раз,
знаете, мы подгуляли между собой, а ночью сделалась тревога; вот мы и вышли перед фрунт навеселе, да уж и досталось нам, как Алексей Петрович
узнал: не дай господи, как он рассердился! чуть-чуть не отдал под
суд. Оно и точно: другой раз целый год живешь, никого не видишь, да как тут еще водка — пропадший человек!
В таком случае, когда нет возможности произвести дело гражданским образом, когда горят шкафы с <бумагами> и, наконец, излишеством лживых посторонних показаний и ложными доносами стараются затемнить и без того довольно темное дело, — я полагаю военный
суд единственным средством и желаю
знать мнение ваше.
Скоро после того случилось выехать
суду на следствие, по делу, случившемуся во владениях графа Трехметьева, которого, ваше превосходительство, без сомнения, тоже изволите
знать.
— Я уж
знала это: там все хорошая работа. Третьего года сестра моя привезла оттуда теплые сапожки для детей: такой прочный товар, до сих пор носится. Ахти, сколько у тебя тут гербовой бумаги! — продолжала она, заглянувши к нему в шкатулку. И в самом деле, гербовой бумаги было там немало. — Хоть бы мне листок подарил! а у меня такой недостаток; случится в
суд просьбу подать, а и не на чем.
Катерина. Э! Что меня жалеть, никто виноват — сама на то пошла. Не жалей, губи меня! Пусть все
знают, пусть все видят, что я делаю! (Обнимает Бориса.) Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского
суда? Говорят, даже легче бывает, когда за какой-нибудь грех здесь, на земле, натерпишься.