Среди дикарей и пиратов

Уильям Кингстон, 1876

Молодой Годфрей Рэйнер поступает мичманом на английский военный корвет, который отправляется на поиски испанского судна, грабящего купеческие корабли и торгующего невольниками. Погоня за пиратами оборачивается началом долгой одиссеи, в которой абордажные схватки и кораблекрушения сменяются робинзонадой, полной экзотики и опасных приключений. За 30 лет своей литературной деятельности английский писатель Уильям Генри Джаилз Кингстон (1814–1880) создал более сотни романов, действие которых происходит во всех уголках земного шара.

Оглавление

Из серии: Морской авантюрный роман

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Среди дикарей и пиратов предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава II

Мы обходим мыс Горн. — Буря. — Попадаем в порт в Патагонии. — Посещение китоловного судна. — Романтическая история. — Потерянное дитя. — Молодая барышня. — Удобная пристань. — Мы поднимаемся на гору. — Избавление от опасности. — Вальпарайзо. — Коралловый остров. — Сношения с туземцами. — Увеличение нашего экипажа. — Дикки Попо за бортом. — Сандвичевы острова. — Мои товарищи по кораблю. — Осматриваем остров. — Находим Попо и белого мальчика. — Как был спасен Попо. — Сведения о белом мальчике Гарри.

Думал ли я полгода тому назад, сидя за письменным столом в конторе моего отца, что увижу мыс Горн? А теперь он подымался перед нами — мрачный, одинокий и величественный — высоко из океана, громадные волны которого разбивались у его подножия.

Мы плыли на всех парусах к западу, то поднимаясь на вершину стекловидной волны, то опускаясь в глубокую долину, то поднимаясь на водяную лестницу с противоположной стороны. Мы останавливались в Рио, чтобы забрать дров, воды и свежей провизии. Не стану описывать эту великолепную гавань, так как там не случилось с нами ничего необыкновенного.

— Что за чудный вид! — сказал я, стоя на палубе и смотря на скрывавшийся из виду громадный материк.

— Много еще увидите красивых видов, — заметил Питер Медж, не отличавшийся поэтичностью. — Что касается меня, то я всегда бываю рад, когда вижу в последний раз это место и благополучно выбираюсь в Тихий океан. Два раза нас приносило обратно сюда и носило между ледяными горами в продолжение больше шести недель при таком резком ветре, что отмерзали носы. Надеюсь, что этого не случится теперь с нами.

— Надеюсь, — ответил я. — Я думал, что мы скоро очутимся в тихих водах, озаряемых солнцем.

— Может быть, юноша, будем надеяться на лучшее, — сказал Медж. — Но когда перенесешь столько, сколько я перенес, то считаешь себя в безопасности, только когда находишься в гавани.

Однако на этот раз нам с Меджем не пришлось испытать разочарования, и вскоре мы плыли по водам Тихого океана. Мы направлялись к северу, держались к берегу ближе чем обыкновенно, пока не достигли 46 градусов южной широты. Тут наступил мертвый штиль. Мы только что увидели вдали парус. К востоку, в сорока или пятидесяти милях расстояния, возвышались величественные вершины Кордильеров, покрытые вечными снегами, или, вернее, южный конец той могучей цепи, которая, поднимаясь с Панамского перешейка, тянется вдоль всего континента.

Целыми днями мы стояли, причем мачты покачивались из стороны в сторону так, как будто хотели выскочить с корвета. Командиру хотелось поговорить с незнакомым судном. Может быть, оно пришло из Англии и может сообщить нам какие-нибудь новые известия. Он приказал приготовить шлюпку и отправить ее. Взглянув на барометр, капитан заметил, что давление падает. Гряда туч подымалась на северо-западе.

— Держитесь хорошенько, — сказал капитан, — буря может налететь прежде, чем вы успеете вернуться.

Бури не пришлось долго ждать, и через полчаса мы летели, кренясь от северо-западного ветра так, что вода заливала палубу с левой стороны.

Командир шлюпки, ранее бывавший на этом берегу, посоветовал войти в залив Пенас, где мы могли бы укрыться с подветренной стороны какого-нибудь острова или в какой-нибудь удобной гавани. Поэтому мы повернули нос нашей шлюпки к северо-западу. Замеченное нами парусное судно шло в том же направлении, вероятно с тем же намерением.

Медж был очень доволен, что мы решили идти по этому пути.

— Иначе нас могло бы унести обратно в Атлантический океан, — заметил он. — Но не всякий капитан решился бы идти, как мы, прямо к берегу. Нужно смотреть во все глаза и все время бросать лот, не то корабль может налететь на берег. Но, вероятно, то судно знает путь; мы пойдем за ним и будем надеяться, что без труда найдем убежище.

Мы быстро догнали незнакомое судно и по его строению убедились, что это китоловное судно, плавающее в южном море и, следовательно, хорошо знакомое с берегами. Перед нами тянулась от материка длинная цепь островов. Мало-помалу вырисовывались очертания отдельных величественных остроконечных вершин. Незнакомое судно продолжало идти вперед; следуя за ним, мы очутились, наконец, в большой бухте, совершенно защищенной от бури. Командир, считая благоразумным не идти дальше, приказал убрать паруса и приблизиться к китоловному судну, которое только что бросило якорь.

Мне никогда еще не приходилось видеть такой дикой местности: выходившие из моря темные утесы окаймляли берег; со всех сторон поднимались к небу мрачные горы; не было и следа человеческих существ. Осматривая в бинокли берег, мы заметили почти прямо перед нами глубокую выемку, похожую на заливчик или бухту. Нам хотелось исследовать ее, и мы надеялись получить разрешение на следующий день.

Вскоре после того как убрали паруса, командир приказал Питеру Меджу отправиться в четверке на китоловное судно и попросить у капитана каких-нибудь последних газет, которые найдутся у него.

— Да, можете ехать, Рэйнер, — сказал он мне. — А вы, мистер Медж, возьмите для капитана баранью ногу, которую вам положит буфетчик, и апельсинов, привезенных нами из Рио.

Вскоре мы очутились на палубе китоловного судна. Владелец судна, серьезный, средних лет, в длиннополом сюртуке и шляпе с широкими полями, непохожий по виду на моряка, принял нас очень вежливо и поблагодарил за подарок, который особенно будет приятен его жене, болезненной женщине. Он провел нас к ней в каюту. Это была милая, привлекательная женщина. Печальное выражение ее лица поразило меня. Капитан подал нам связку английских газет, вышедших после нашего отъезда. Мы очень обрадовались им.

— Останьтесь поужинать с нами, джентльмены, — сказал он, — сейчас подадут. Только боюсь, что я не могу предложить вам лучшего стола, чем ваш.

Медж ответил, что ему это совершенно безразлично и он рад отужинать с капитаном.

Мы сошли в каюту, а экипаж судна стал угощать наших людей.

Только что сели за стол, дверь каюты отворилась и вошла молодая девушка. Она скорее походила на фею, на ангела или на какое-нибудь небесное — во всяком случае не земное — существо. Так показалось мне в ту минуту. Медж и я встали и поклонились, она ответила нам улыбкой и легким наклонением головы. Хозяин не представил нас и вообще ничего не сказал о ней. Я сначала подумал, что это дочь капитана, но она не называла миссис Гудсон матерью и из некоторых замечаний молодой девушки я усомнился, что она дочь хозяйки. Она без малейшего стеснения сразу вступила в разговор; мне показалось, что она поддерживает его не для того, чтобы занимать нас, а для того, чтобы развлечь миссис Гудсон.

Ужин был непродолжителен, так что разговаривать пришлось немного. Голос молодой девушки показался мне очень нежным и мелодичным, а сама она совершеннейшим существом в мире. Конечно, не следует забывать, что я был только мичманом, мало что видавшим и уже почти год назад покинувшим Англию.

Наконец Медж вынул часы и заметил, что нам пора возвращаться на корвет. Он встал и сердечно простился с миссис Гудсон и молодой девушкой. Мне оставалось только последовать его примеру. Слезы выступили на глазах миссис Гудсон, когда она взяла меня за руку и прошептала:

— Да сохранит вас Бог от опасности в море. — Барышня очень мило улыбнулась, и мне захотелось еще раз побывать тут.

Шкипер проводил меня на палубу. Хозяин судна разговаривал с Меджем. Я отошел несколько в сторону, чтобы позвать наших матросов.

— У миссис Гудсон очень печальный вид, — заметил я шкиперу.

— Есть от чего, — ответил он. — Она никак не может оправиться после потери своего единственного сына несколько лет тому назад в этих морях. Грустное это было дело. Мальчик был такой славный, любимец всего экипажа. Однажды капитан со мной и с одним из моих помощников отправились на охоту за китом. Наша охота затянулась: кита убить было очень трудно. Когда мы вернулись, уже давно стемнело. Погода изменилась; дул сильный ветер, и море волновалось.

Мы нашли миссис Гудсон в полном отчаянии: ее сын пропал. Она лежала больная в каюте и ничего не знала. Когда мальчика хватились, его не оказалось на корабле. От остававшихся на борту узнали, что вскоре после нашего отъезда заметили другого кита, показавшегося на противоположной стороне. Спустили вторую шлюпку, в которую сел мой младший помощник. Один юнга признался, что видел маленького Гарри на руках помощника шкипера перед отправлением шлюпки, но его позвали вниз и он не мог сказать, что сталось с мальчиком. Мы сейчас же отправились в том направлении, куда поплыла шлюпка, зажгли фонари и стреляли из ружей. Погода становилась все хуже и хуже и шлюпке грозила немалая опасность.

Всю ночь мы проплавали, но не видели и признака шлюпки. Наутро мы продолжали поиски, но безуспешно. К полудню погода улучшилась, однако наш капитан не посылал шлюпок на охоту на кита и ни у кого из нас не хватило духа настаивать.

Большую часть недели мы провели в поисках шлюпки; наконец экипаж стал ворчать, и я счел своим долгом уговорить капитана отказаться от напрасных розысков и продолжать путь. Он согласился скрепя сердце. Бедная жена его медленно поправлялась. До сих пор они не напали на след своего ребенка. Вероятно, по неопытности помощника штурмана киту удалось разбить шлюпку или утащить ее.

— Очень печальная история, — заметил я. — Меня нисколько не удивляет грусть бедной миссис Гудсон. Но кто эта молодая девушка?

— Вот чего я не могу сказать вам, — ответил шкипер. — Она появилась у нас вечером накануне нашего отъезда; никто не слышал о ней раньше; ни хозяин, ни миссис Гудсон не сочли нужным объяснять нам, кто она. Сама же барышня хотя охотно болтает со мной за столом, почти ни с кем не разговаривает на палубе.

— Как романтично! — невольно проговорил я, более чем когда-либо заинтересованный молодой девушкой.

Мы простились с капитаном Гудсоном и отчалили. Отплыв несколько, мы увидели молодую девушку. Она стояла на корме и смотрела вслед нам. Я снял фуражку; в ответ она махнула мне платком.

Рассказы о ней и о жене капитана возбудили общее любопытство.

На следующее утро буря продолжалась, и несколько человек решили сойти на берег. То были младший лейтенант, штурман, Питер Медж, Томми Пекк и я. Мы стали грести к замеченной мною бухте, которая оказалась гораздо дальше, чем я думал. Наконец мы вошли в узкий проход между утесами, совершенно лишенными деревьев. Но мало-помалу проход расширился, и мы очутились в большом бассейне, берега которого были покрыты роскошной растительностью. Среди деревьев, росших на склонах гор, выглядывали темные голые скалы; вдали над ними возвышались остроконечные вершины, покрытые блестящим снегом. Вода в этом месте была так глубока, что самое большое судно могло бы стать на якорь и быть в безопасности в то время, как в океане бушевала самая сильная буря.

Мы пробовали сойти на берег, чтобы подняться на гору, но это оказалось невозможным. Человеческая нога, по-видимому, не бывала еще в этих лесах. Не слышно было щебетания птиц, не видно никакого признака жизни. Кругом царило безмолвие и уединение. Вся почва была устлала полусгнившими стволами, покрытыми мохом и папоротниками, среди которых гордо поднимались зеленые, цветущие деревья.

— Не будем останавливаться! — крикнул штурман. — Как-нибудь да проберемся через лес! — и нос шлюпки уткнулся в мягкий берег. — За мной! — прибавил он, спрыгивая на пень. — Ну вот и отлично! Теперь делайте то, что я буду делать. — Но в следующее мгновение он упал и скрылся из виду.

Мы вытащили его за ноги; голова и плечи его ушли глубоко в сырой мох. Его синий костюм превратился в зеленый — как раз подходивший к лесу, в котором ему хотелось побродить. Нисколько не смущенный, он пошел дальше, то и дело проваливаясь. Томми пошел за ним, но чуть было не захлебнулся в болоте, и мы с трудом вытащили его. Штурман принужден был вернуться, ворча на нашу трусость.

Мы снова сели в шлюпку и отправились отыскивать места, где можно было бы подняться на гору. У истока бассейна мы увидели втекающую в него речку, по ней мы добрались до каменистой гряды, по которой прежде пролегал путь потока. Дальше идти было нельзя, так как в некотором отдалении виднелся водопад, поэтому мы пристали к гряде и попробовали взобраться на гору. Идти пришлось по такой же почве, как в первой местности, только полоса мыса, отделявшая нас от каменистого склона горы, была гораздо уже, и потому мы решили подниматься здесь.

Мы поднимались все выше и выше, цепляясь за корни и ветви деревьев, которые становились все мельче. Мы вышли из лесу, прошли по покрытому мохом пространству и наконец очутились на талом снегу, который становился все крепче и плотнее по мере того, как мы подымались наверх. Глазам нашим было больно от ярких лучей солнца, падавших на снег, — в особенности после мрака, царившего в лесу. Несколько времени мы шли почти по ровному пространству, затем поднялись и спустились в неглубокую долину, с другой стороны которой подымался, как нам показалось, небольшой склон горы. Добравшись до вершины, мы надеялись полюбоваться великолепным видом на море с одной стороны и в глубь страны — с другой.

Измученные, задыхающиеся, с головной болью, добрались мы до вершины, где встретила нас снежная метель, скрывшая все от наших глаз. Оставаться — значило погибнуть, и мы начали спускаться. Наши следы были занесены, и мы вскоре убедились, что сбились с пути. Я шел несколько вперед и вдруг увидел небольшой склон, покрытый снегом. Я вообразил, что легко будет скатиться по нему до долины, и привел свое намерение в исполнение.

— Очень приятно и легко! — крикнул я товарищам. — Спускайтесь и вы.

Я спустился на несколько ярдов. Погода разъяснилась, и я вдруг увидел перед собой перпендикулярный утес на другой стороне глубокой пропасти, в которую я, по-видимому, катился. Если бы я не остановился, то разбился бы насмерть. Я запустил в снег руки и ноги, но все продолжал катиться. Я услышал какое-то восклицание и, взглянув наверх, увидел Томми. С веселым смехом он катился вниз, не подозревая о грозившей ему опасности. Я крикнул, чтобы он остановился; он не понял моих слов. Я катился все ниже и ниже; передо мной не было видно ни дерева, ни камня, за который можно было бы уцепиться. Пропасть была уже ярдах в пятидесяти. Отчаянным усилием я утоптал снег и остановился на каком-то камне. Томми продолжал спускаться, за ним еще некоторые из нашей партии. Когда Томми летел мимо меня, я схватил его за ногу и остановил.

— Зачем ты это сделал? — крикнул он еще не сознавая, что находится на краю пропасти. Поняв, наконец, в чем дело, он стал кричать вместе со мной, указывая нашим спутникам налево, где склон был не так крут. Мы подползли к ним на четвереньках, и все, двигаясь с большой осторожностью, наконец добрались до каменистой гряды, откуда спустились в долину.

Опасность миновала, но мы страшно утомились, пока вернулись на шлюпку.

Мы собирались навестить капитана Гудсона, но было уже поздно и нам нужно было возвратиться на корвет. Я был очень огорчен: мне так хотелось повидать молодую девушку, наружность которой сильно поразила меня. Я утешился тем, что решил отправиться на следующий день.

Ночью буря улеглась. Наутро, когда я вышел на палубу, я увидел, что китобойное судно под парусами уже вышло из гавани. Мы пошли было за ним, но не могли приблизиться настолько, чтобы вступить в переговоры. Через несколько времени мы снялись с якоря и продолжали наш путь на север.

Я часто вспоминал прекрасную молодую девушку. Мы с Меджем говорили иногда о жене капитана; он сочувствовал ее горю.

Вершины Кордильеров снова показались перед нами на расстоянии стапятидесяти миль — задолго до того, как стали видны подножия этих величественных гор. Одна из них — Аконкауа — возвышается на 23 000 футов над поверхностью океана. Мы приставали в Вальпарайзо. Эта местность, может быть, является раем для мух, но не для людей с развитым вкусом. Климат, без сомнения, хороший, но местность бесплодна и однообразна; вся растительность на горах состоит из полузасохших кактусов, хотя в долинах и на равнинах слева от города видны фруктовые деревья и цветущие кустарники. На трех горах разбросаны белые домики.

Однажды — по отплытии из Вальпарайзо — я услышал крик:

— Земля!

Я взглянул вперед, но не заметил ничего похожего на землю.

— Мы увидим скоро с палубы, если будем внимательны, — заметил Медж.

Наш корвет то поднимался, то опускался на волнах океана; когда он поднялся, я увидел нечто, напоминавшее флотилию судов, стоящих на якоре. В следующее мгновение суда эти исчезли; когда я снова увидел то, что казалось мачтами, я убедился, что это были высокие кокосовые деревья, или панданусы. Когда мы приблизились, то увидели белый отлогий берег; над ним возвышалась узкая полоса земли, окружавшая тихую лагуну красивого синего цвета; а с наружной стороны этой полосы прилив разбивался о землю со страшной силой. Высшая точка берега поднималась на 10–12 футов над уровнем моря. Мы рассчитали, что полоса земли между морем и лагуной была шириной около 700 футов. Почва здесь состояла из остатков кораллов и растительных веществ. Кроме пальм было только несколько небольших кустов. Весь остров был около восьми миль длины и от полутора до двух миль ширины.

— Не особенное удовольствие плыть по морю, покрытому такими островами, — невольно заметил я. — Если не смотреть во все глаза, то можно наскочить на них.

— Да, вы правы, мой мальчик, — ответил Медж. — А так как коралловые острова тянутся на добрые две тысячи миль, то счастливы мы будем, если наш киль не познакомится с некоторыми из них, когда командиру вздумается идти среди этих островов.

Корвет подошел к подветренной стороне острова; спустили шлюпку. Старший лейтенант, Медж и я были отправлены на землю, чтобы попробовать завязать сношения с туземцами. Мы взяли с собой бусы, маленькие зеркальца и другие безделушки, захваченные с родины, чтобы обменяться ими с туземцами или подарить им для приобретения их симпатий. При нашем приближении показалось множество местных жителей, вооруженных длинными копьями и дубинами, они грозно размахивали оружием, как будто желая помешать нам высадиться на берег. Мы взяли с собой Дикки Попо в расчете, что, увидя с нами человека более темной кожи, чем мы, они больше доверятся нам, хотя мы не думали, чтобы он мог понять их язык.

Так как туземцы продолжали угрожать нам, лейтенант показал им нитку бус и другие мелочи. Избегая риска натолкнуться на коралловый берег, мы осторожно подъехали возможно ближе. Лейтенант бросил на берег свои товары. Дикари набросились на них; но, по-видимому, они сомневались в наших дружеских намерениях и продолжали отмахиваться от нас, крича самым неистовым образом. Однако они не бросали в нас копьями и не обнаруживали враждебных намерений; мы оставались на недалеком расстоянии от берега в надежде, что подарки приведут их в лучшее настроение духа.

Что мы ни делали, чтобы приобрести доверие дикарей, но как только мы подплывали несколько ближе, они снова начинали жестикулировать, видимо не желая допустить нас высадиться на берег.

Вдали виднелась еще группа людей, с видимым интересом следившая за нами. Они удерживали какого-то человека, который употреблял все усилия, чтобы вырваться из их рук. По цвету кожи, по костюму — или, вернее, по отсутствию костюма — он мало отличался от остальных. Поэтому мы решили, что это сумасшедший; впрочем, может быть, была и какая-нибудь другая причина, по которой его не хотели допустить к нам. Так как командир отдал приказание ни в каком случае не сходить на берег против желания туземцев, то лейтенант, считая, что мы не добьемся толку, повернул шлюпку. Мы отплыли от берега, как вдруг человек, которого мы видели раньше, вырвался из рук державших его людей, бросился в воду и быстро поплыл к нам. Вдогонку полетело несколько стрел. Мистер Уорзи снова повернул шлюпку, чтобы вытащить из воды незнакомца.

— Рад, что я среди вас, — к великому нашему удивлению, сказал он на порядочном английском языке, влезая в шлюпку.

— Кто вы, друг мой? — спросил мистер Уорзи.

— Я — Канака, — ответил он; по этому ответу мы поняли, что он житель Сандвичевых островов.

Когда мы вернулись на корвет, незнакомец рассказал нам, что служил на корабле; во время кораблекрушения он упал с борта, и так как никто не пытался спасти его, то он плавал всю ночь; на следующее утро ему удалось добраться до острова, что мог сделать только житель Сандвичевых островов. К счастью, туземцы увидели его только тогда, когда силы вернулись к нему. Он смело явился к ним и так, как они могли понять его, сумел внушить доверие; в противном случае, как он думал, они немедленно убили бы его. Дикари относились к нему с уважением, потому что он знал многое, неизвестное им, и так как он и научил их многому, то они не хотели отпустить его.

— Глупые дикари, — заметил он со взглядом, полным презрения. Но, за исключением того, что он говорил немного по-английски, мы не думали, чтобы он был значительно выше их по степени цивилизации.

Лейтенант спросил, какого рода был корабль, с борта которого его смыло в воду. Канака покачал головой и, выразив презрение на лице, ответил:

— Нехорошего.

Расспрашивая дикаря, лейтенант пришел к заключению, что этот корабль принадлежал или пиратам, или экипажу, занимавшемуся похищением туземцев, которых увозили в Перу для работы на копях. О таких кораблях мы слышали в Вальпарайзо. Канака служил несколько времени на китобойном судне; тут он и подучился английскому языку. Он дезертировал в одной из гаваней Перу и поступил на корабль, который направлялся к его родному острову.

Его звали Тамаку. Он скоро подружился с Дикки Попо, и оба они были чрезвычайно полезны нам. Тамаку мог оказать нам большую услугу как переводчик в Полинезии; язык жителей Сандвичевых островов мало отличается от наречий других темнокожих племен, обитающих на многочисленных островах Полинезии. Поэтому жителей Сандвичевых островов понимают всюду.

Веселый, услужливый Тамаку скоро стал любимцем всего экипажа. Мы надеялись, что он останется у нас и после того, как мы побываем на Сандвичевых островах.

Мы были очень рады, когда выбрались из Нижнего архипелага, где нам угрожала постоянная опасность наткнуться на бесчисленные подводные коралловые рифы. Приходилось также наблюдать за появлением судов вроде того, на котором служил Тамаку. Нашему командиру очень хотелось поймать подобное судно.

Однажды ночью, когда тучи заволокли небо и мы шли при очень сильном ветре, вдруг раздались крики: «Земля! Земля с правой стороны!» А затем раздался другой крик: «Земля впереди!» Неизвестно было, на какой риф мы могли налететь.

— Брасопить реи! Все наверх!

Корвет кренило так сильно, что нужно было немедленно убавить паруса. Вдруг раздался сильный удар. Грот-мачта погнулась, и нижний конец паруса хлестал со страшной силой.

В то же мгновение до моего слуха донесся отчаянный крик и вслед за ним голос с кормы крикнул:

— Человек за бортом!

Увы! Никто из нас не мог помочь тонувшему: все наши усилия были направлены к тому, чтобы обогнуть землю. Один из моих товарищей, Томми Пекк, бросил ему спасательный пояс.

Наступило несколько минут тревожного ожидания. Корвет пробивал себе путь в темном море, которое разбивалось массой пены у каменистого берега с подветренной стороны.

Наконец постепенно показался открытый океан, но командир не решался изменить курс, не зная, как далеко тянется риф. Поставили парус, но корвет, несшийся по бушующим волнам, не мог еще справиться с бурей, и я каждое мгновение ожидал, что он опрокинется. Вода вливалась через люки и затопляла палубу. С величайшим облегчением услышал я приказание повернуть руль налево и поставить реи поперек корабля.

И снова мы летели под ветром, оставив за собой мрачную землю. Океан, казалось, внезапно успокоился, так быстро мы могли подвигаться по его поверхности.

Все стремились узнать, кто упал за борт. Сделали перекличку. Отвечали все, пока очередь не дошла до Дикки Попо. Очевидно, он был тот несчастный, который погиб в волнах. Тамаку громко застонал от горя.

— О, Попо! Попо! Зачем ты упал с борта? — кричал он. — Ты не плаваешь, как Канака, не то добрался бы до берега. А теперь ты на дне моря.

Грустно было думать, что мы не могли помочь бедняге, когда он упал. Теперь было уже поздно разыскивать его, и Тамаку был прав, говоря, что он уже давно погиб.

Наконец мы добрались до Сандвичевых островов и стали на якорь на высоте Гонолулу, на острове Оагу. Острова эти были описаны так часто, что я не пробовал описывать их; скажу только, что их одиннадцать и самый большой — Гавайи, в 88 миль длины и в 68 ширины. На нем две величественные горы, каждая больше 13 тысяч футов в вышину, — Мауна Неа и Мауна Лоа. Последняя постоянно выбрасывает огонь и распространяет громадную тень над океаном.

Покинув Гонолулу, мы стали на якоре в бухте Кеплакеакуа, известной тем, что здесь погиб капитан Кук. При входе в бухту мы увидели вдали грозную вершину Мауна Лоа. Все вокруг носило ясный отпечаток вулканического происхождения почвы; отдельные утесы подымаются вокруг бухты, на северной стороне которой каменная гряда представляет собой очень удобное место для пристани. Тут был убит капитан Кук, когда пробовал пробраться к своей шлюпке. В нескольких ярдах от воды стоит кокосовое дерево, у подножия которого, как говорят, он испустил дух. «Имогена» увезла верхушку дерева, а ее капитан прикрепил к его стволу медную доску, нижняя часть которой была сильно просмолена, чтобы сохранить ее от действия воды. На доске крест и надпись: «Вблизи этого места пал капитан Джеймс Кук, знаменитый кругосветный мореплаватель, открывший эти острова, 1778 года от Р. Х.».

Тамаку позволили оставаться на берегу во все время нашего пребывания у острова. Он добровольно явился к нам и выразил готовность остаться на корвете.

Мы снова направились к югу. Командир должен был посетить архипелаги западной части Тихого океана, но он хотел сначала осмотреть остров, на который мы чуть было не налетели во время бури.

Между прочим, до сих пор я очень мало говорил о моих товарищах по службе, за исключением мистера Уорзи, Питера Меджа (ментора моего, как, впрочем, и всей молодежи) и моего приятеля Томми Пекка. Был у меня еще один товарищ — Альфред Стэнфорд, чрезвычайно приличный, симпатичный молодой человек. Кроме них за столом у нас обедали врач, помощник штурмана и клерки капитана и судового комиссара. Среди матросов моим главным другом был старый Дик Тилльярд, к которому я обращался за всеми сведениями по морскому делу и всегда получал их. Всю свою жизнь он провел на море и едва ли пробыл когда-нибудь целый месяц сплошь на суше. По-своему он был философ, и философия его была самая хорошая, потому что опиралась на безусловную веру в Провидение. Если случалось что-нибудь неладное, он неизменно говорил: «Это наша ошибка, а не Того, Кто правит нами; веруйте в Него, молодцы, веруйте, и Он уладит все».

О младшем лейтенанте, штурмане, враче, судовом комиссаре я мало что могу сказать. Насколько я знаю, это были люди, не отличавшиеся особым умом, но почтенные и очень дружные. В общем наш корвет можно было считать счастливым в этом отношении.

Нельзя обойти вниманием нашего лоцмана, довольно важную личность на корабле. По крайней мере так думал мистер Флетчер Ялопп. Он любил, чтобы его называли этим полным именем, что мы, младшие, всегда и делали, когда нам бывало нужно что-нибудь от него. Командир и офицеры звали его просто «мистер Ялопп». Если же кто-нибудь из матросов называл его «мистер Ялопп», то он неизменно замечал:

— Меня зовут мистер Флетчер Ялопп, запомни хорошенько; прошу всегда звать меня как следует, не то твоя спина познакомится с кнутом.

Однажды он поведал мне, в чем дело:

— Видите ли, мистер Рэйнер, я рассчитываю получить со временем наследство. Мне приятно, чтобы меня звали «мистер Флетчер Ялопп». Когда я бываю не в духе, я подбодряю себя мыслью, что Флетчер Ялопп, эсквайр, должен быть достоин своего положения в рядах знати. Может быть, я буду еще и членом парламента, говорю я себе и успокаиваюсь. По правде сказать (только не рассказывайте, мистер Рэйнер), я могу стать баронетом. Я с дрожью проглядываю всякую газету: не получил ли звание баронета тот, чьим наследником я состою.

Я спросил мичмана, на чем основаны его надежды.

— Это секрет, мистер Рэйнер, — ответил он. — Но я уверен, что вы не усомнитесь в моих словах, и пока этого достаточно. Пожалуйста, не говорите никому из ваших товарищей о том, что я рассказал вам. Они не поймут моих чувств так, как понимаете вы.

Оказалось, однако, что мистер Ялопп рассказал то же, все по секрету, Томми Пекку. Мы с Томми пришли к заключению, что лоцман страдает навязчивой идеей, но согласились, что раз эта идея безвредна и доставляет ему удовольствие, то нам следует оставить его в покое. Моряк и лоцман он был отличный, хотя очень строг с юнгами и матросами. Широкоплечий, высокий, с громадными черными усами, с орлиным взглядом, загорелым, обветренным лицом, он на вид был лишен всякой романтичности, но сердце у него было самое нежное.

Ничего важного не случилось, пока мы не двинулись от острова, на который чуть было не налетели раньше. Мы стали на якорь в большой бухте, защищенной высоким мысом с одной стороны и рифом — с другой. Капитану захотелось осмотреть остров; погода была хорошая, и он велел приготовить гичку; к великому моему удовольствию, в числе других он велел приготовиться и мне. Мы взяли с собой провизии на день, так как рассчитывали вернуться только поздно вечером.

Старший лейтенант и штурман исследовали бухту и ближайший берег, а мы отправились на противоположную сторону острова. До сих пор мы еще не встречали туземцев, но так как на берегу росли кокосовые деревья, мы решили, что на нем есть обитаемые места. В центре острова была довольно высокая гора, по-видимому, вулканического происхождения, хотя из нее не показывалось ни огня, ни дыма.

Мы гребли около трех-четырех часов, держась вдали от острова, чтобы не налететь на окружавшие его рифы, и только что обогнули косу, как увидали прямо перед собой, вблизи от берега, маленькую лодку с развевавшимся на носу флагом. Командир велел матросам налечь на весла; он боялся, что туземцы, увидя нас, могут уйти, а ему хотелось добыть от них какие-нибудь сведения с помощью Тамаку, взятого с нами переводчиком. В лодке, стоявшей на якоре, казалось, никого не было, но когда мы подплыли ближе, показалась голова человека, по-видимому, только что заметившего наше приближение. Он с удивлением, молча, не подымая тревоги, смотрел на нашу гичку.

— У него удивительно белая кожа для туземца, — заметил капитан. — Я уверен, что это европеец.

Мальчик, очень юный с виду, поднял что-то со дна лодки и, когда мы приблизились, с умоляющим видом встал на колени и протянул руку по направлению к нам. Командир, не желая пугать мальчика, велел дать задний ход и, спокойно подплыв, встал и нагнулся, чтобы рассмотреть предмет, который держал мальчик. Как раз в эту минуту с наружной стороны носа лодки поднялась другая голова, черная как смола, и я увидел изумленное лицо Дикки Попо; его белые зубы ярко сверкали из растянутого до ушей рта.

— О, капитан — и вы, масса Рэйнер, — откуда вы явились? — вскрикнул он, опираясь локтями на борт лодки, чтобы взобраться в нее.

Капитан был так заинтересован видом белого мальчика (даже прекрасный жемчуг в руке мальчика меньше заинтересовал капитана), что не сразу узнал Попо.

— Кто ты и откуда явился? — спросил командир.

Мальчик только покачал головой, как будто не понимая его слов, и продолжал протягивать руку с жемчугом.

— Он не говорит по-английски, — сказал Попо на своем ломаном английском языке.

— А, Дикки Попо, — крикнул командир, — ты здесь, малый!

Я с восторгом пожал руку Попо.

— Да, масса капитан, я не утонул, — ответил Попо.

— Очевидно, — заметил капитан. — Мне очень хочется узнать, как тебе удалось спастись. Но прежде всего мне хочется успокоить бедного мальчика. Скажи ему, что мы друзья и не сделаем ему ничего дурного; он не понимает моих слов.

Попо больше жестами, чем словами, быстро успокоил мальчика.

— Кто он? — спросил командир. — Цвет кожи у него такой же белый, как у нас, и мне не верится, чтобы это был туземец.

— Он не говорит, кто он, — ответил Попо. — Может быть, потом разговорится.

— Ну, будем ждать, — сказал командир. — Спроси его, согласен ли он отправиться с нами; если согласен, мы возьмем тебя и его в гичку, а лодку привяжем к корме.

После нескольких жестов и непонятных нам слов, которыми обменялись Попо и белый мальчик, оба сели в гичку. Мальчик снова протянул жемчуг капитану, который в этот раз взял жемчуг, рассмотрел его и положил в карман. Лодку привязали к гичке, и мы продолжали плавание вокруг острова. А я немедленно принялся расспрашивать Попо о том, как он спасся и что знает о белом мальчике.

Он рассказал мне, что, падая с борта корабля, увидел спасательный пояс, брошенный Пекком. Так как Попо хорошо плавает, то доплыл до пояса и надел его. С ужасом заметил он, что корабль продолжает идти вперед, но не пришел в отчаяние, так как через несколько времени увидел, что течение несет его к земле. Он помнил, впрочем, что течение может нанести его и на скалы, в таком случае он разобьется вдребезги. Однако он продолжал надеяться на лучшее и крепко держался за пояс.

Он отвязал ремни круга и уже собирался сбросить его и поплыть к земле, когда увидел на берегу нескольких туземцев и среди них белого мальчика.

Туземцы смотрели на него и не старались ему помочь; мальчик поспешно спустил лодку, лежавшую на берегу, вскочил в нее и, усердно работая веслом, поплыл к Попо. Уверенный в дружеских чувствах мальчика, Попо скинул пояс, быстро добрался до лодки и вскарабкался в нее. Мальчик сейчас же повернул лодку и благополучно добрался до берега. Туземцы, такие же смуглые, как те, которых он видел раньше, собрались вокруг Попо и с любопытством разглядывали цвет его кожи. Потом они поставили рядом с ним белого мальчика и, смеясь, любовались контрастом между ними, очевидно довольные, что представляют собой середину.

Попо был очень голоден и знаками показывал, что ему хочется спать. Его новый друг быстро вошел в хижину и вернулся с пищей. Дикари не мешали ему. Однако Попо скоро убедился, что хотя он останется жив, но будет таким же невольником, как и белый мальчик.

Дикари повели его в свое селение, состоявшее из маленьких хижин. Женщины приготовляли утреннюю трапезу; после этого некоторые мужчины ушли на охоту на птиц, а другие стали работать на плантации за селением. Белый друг Попо, у которого глаза смыкались от усталости, увел его в хижину, разостлал циновку и знаками показал, чтобы он лег спать. Попо заснул мгновенно.

На следующий день погода была лучше, и многие из туземцев отправились в лодках; вождь племени взял с собой Попо и его друга. Попо увидел, что они занялись ловлей жемчуга. Белый мальчик оказался одним из лучших ловцов. Он бесстрашно бросился с лодки с сеткой и топориком; сетка была привязана к лодке веревкой; когда сетку подымали, она всегда бывала полна жемчужными раковинами. Вождь знаками показал Попо, что он должен делать то же. Попо хорошо плавал, но не умел нырять; белый мальчик научил его, и вскоре он нырял и добывал жемчуг почти так же хорошо, как и его приятель.

С тех пор, что он жил тут, к берегу приставало три корабля с покупателями жемчуга; в таких случаях его и белого мальчика уводили дальше от берега, чтобы они не могли иметь сношений с экипажами кораблей. После каждого посещения покупателей жемчуга туземцы напивались; два первых раза Попо и его друг бежали со страху и спрятались, но им не удалось избегнуть за это наказания. Попо научился языку своего товарища, отличному от языка туземцев, и они могли разговаривать друг с другом.

Покупатель жемчуга уехал накануне того дня, как мы приплыли к острову, и поэтому все жители селения были пьяны. Старый вождь, придя в себя, обыкновенно бил Попо и его товарища за то, что они не наловили для него жемчуга; поэтому они решили отправиться на лодке самостоятельно и, когда мы увидели их, занимались ловлей жемчуга.

Все время, пока мы разговаривали, мальчик пристально смотрел на меня, как будто стараясь понять, что мы говорим.

— А ты рад, что избавился от дикарей, Попо? — спросил я.

— Рад, масса, — ответил Попо.

— А как ты думаешь, рад твой товарищ? — прибавил я, смотря на мальчика.

— Да, да, — ответил мальчик, взглядывая на меня.

— Да ты, вероятно, англичанин; ты понял, что я сказал, — воскликнул я.

— Я так же думаю, — заметил Попо.

Командир, прислушивавшийся к нашему разговору, велел позвать Тамаку и приказал ему поговорить с белым мальчиком, который, казалось, испугался и не говорил ни слова. Тамаку стал предлагать ему вопросы, на которые он отвечал свободно на том же языке, но с несколько иным произношением.

— Не можешь ли ты узнать, как он попал к туземцам? — спросил командир, когда Тамаку и мальчик замолчали.

— Он мало что знает, — ответил Канака, коверкая английские слова. — Давно с ними — говорит, что они нашли его в лодке на море, привезли сюда и сделали невольником.

— Попробуй узнать его имя, — сказал командир, — Том, Дик, Джек или Гарри.

Только что он назвал последнее имя, мальчик крикнул:

— Гарри, Гарри — это мое имя! — При звуке этого имени он, видимо, пришел в сильное волнение.

— Ну, Гарри, мой мальчик, не можешь ли ты сказать еще что-нибудь по-английски? Вот ты помнишь свое имя; не можешь ли ты рассказать нам про своих отца и мать или про каких-нибудь друзей, — продолжал командир.

— Отца, мать, — повторил мальчик с довольным видом, как будто это были некогда знакомые слова.

— Отлично, мой мальчик, — сказал командир, довольный результатом своего опыта. — Когда ты пробудешь у нас на корабле несколько времени, ты мало-помалу припомнишь и другие слова. — Мы не заедем с визитом к твоим пьяным друзьям.

Трудно сказать, понял ли мальчик слова командира, но его ласковый голос успокоительно подействовал на бедняжку и он казался довольным и счастливым.

У нас оставалось ровно столько времени, чтобы обогнуть остров, и потому командир нигде не велел сходить на берег. К тому же он считал безрассудным идти к туземцам, так как наш отряд был слишком мал, а они могли отнестись к нам враждебно, в особенности если бы увидели, что мы похитили их невольников. Попо и белый мальчик были очень довольны этим решением; последний, очевидно, долюбливал тех, среди кого он прожил так долго.

В продолжение дня мы часто слышали, как мальчик повторял про себя:

— Да, да — Гарри — отец, мать, — как бы наслаждаясь звуком этих давно забытых слов. Мне почти наверно послышалось, что он бормотал про себя какую-то детскую молитву, но слова были неясны.

Он внимательно прислушивался к каждому новому слову и по временам повторял их за нами.

— Я полагаю, что через несколько дней он будет в состоянии рассказать больше о себе, — заметил капитан, — а пока не будем надоедать ему.

Мы вернулись на корабль, когда стемнело. Экипаж горячо приветствовал Попо; Гарри, как стали называть белого мальчика, возбудил большое любопытство; всем хотелось знать, кто он такой и как попал в руки дикарей. Через несколько минут его уже вырядили в рубашку, штаны, куртку, повязали ему на шею галстук, а на голову надели широкополую шляпу. Он не сопротивлялся, когда на него надевали этот костюм, очень шедший к нему. Дик Тилльярд, изображавший лакея, заметил, что, наверно, его наряжали так не впервые.

На следующий день командир сошел на берег с сильно вооруженным отрядом; он взял с собой Тамаку, чтобы добиться каких-нибудь сведений от дикарей, которые, по-видимому, привыкли видеть белых людей. Дикари спрашивали, где их невольники, и требовали их обратно. Тамаку ответил, что один из них принадлежит экипажу судна, а другой желает остаться на корабле, так что их нельзя отдать, но английский командир согласен сделать дикарям какой-нибудь подарок, если ему скажут, как попал к ним белый мальчик. После этого, по словам Тамаку, между ними поднялись долгие разговоры, пока не выступил старый вождь. Он объявил, что готов сказать правду: лет семь тому назад он со своими людьми подплывал в большой лодке к этому острову и встретил английскую лодку, которую несло течением. На ней было несколько человек и маленький мальчик. Взрослые были уже мертвы; а маленького мальчика они взяли к себе и заботились о нем с тех пор.

Тамаку подозревал, что взрослые были убиты; однако не стоило говорить об этом с вождем, так как он, наверно, стал бы отрицать это.

Командир окончил обзор острова и узнал все, что можно было, о мальчике, и мы снова направились к западу.

Оглавление

Из серии: Морской авантюрный роман

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Среди дикарей и пиратов предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я