Неточные совпадения
У англичан море — их почва: им
не по
чем ходить больше. Оттого в английском обществе есть множество женщин, которые бывали
во всех пяти частях света.
«Вот какое различие бывает
во взглядах на один и тот же предмет!» — подумал я в ту минуту, а через месяц, когда,
во время починки фрегата в Портсмуте, сдавали порох на сбережение в английское адмиралтейство, ужасно роптал,
что огня
не дают и
что покурить нельзя.
Теперь еще у меня пока нет ни ключа, ни догадок, ни даже воображения: все это подавлено рядом опытов, более или менее трудных, новых, иногда
не совсем занимательных, вероятно, потому,
что для многих из них нужен запас свежести взгляда и большей впечатлительности: в известные лета жизнь начинает отказывать человеку
во многих приманках, на том основании, на каком скупая мать отказывает в деньгах выделенному сыну.
Один — невозмутимо покоен в душе и со всеми всегда одинаков; ни
во что не мешается, ни весел, ни печален; ни от
чего ему ни больно, ни холодно; на все согласен,
что предложат другие; со всеми ласков до дружества, хотя нет у него друзей, но и врагов нет.
Барин помнит даже,
что в третьем году Василий Васильевич продал хлеб по три рубля, в прошлом дешевле, а Иван Иваныч по три с четвертью. То в поле чужих мужиков встретит да спросит, то напишет кто-нибудь из города, а
не то так, видно,
во сне приснится покупщик, и цена тоже. Недаром долго спит. И щелкают они на счетах с приказчиком иногда все утро или целый вечер, так
что тоску наведут на жену и детей, а приказчик выйдет весь в поту из кабинета, как будто верст за тридцать на богомолье пешком ходил.
Если еще при попутном ветре, так это значит мчаться
во весь дух на лихой тройке,
не переменяя лошадей!» Внизу, за обедом, потом за чашкой кофе и сигарой, а там за книгой, и забыли про океан… да
не то
что про океан, а забыли и о фрегате.
Едва станешь засыпать —
во сне ведь другая жизнь и, стало быть, другие обстоятельства, — приснитесь вы, ваша гостиная или дача какая-нибудь; кругом знакомые лица; говоришь, слушаешь музыку: вдруг хаос — ваши лица искажаются в какие-то призраки; полуоткрываешь сонные глаза и видишь,
не то
во сне,
не то наяву, половину вашего фортепиано и половину скамьи; на картине, вместо женщины с обнаженной спиной, очутился часовой; раздался внезапный треск, звон — очнешься —
что такое? ничего: заскрипел трап, хлопнула дверь, упал графин, или кто-нибудь вскакивает с постели и бранится, облитый водою, хлынувшей к нему из полупортика прямо на тюфяк.
Мы,
не зная, каково это блюдо, брали доверчиво в рот; но тогда начинались различные затруднения: один останавливался и недоумевал, как поступить с тем,
что у него
во рту; иной, проглотив вдруг, делал гримасу, как будто говорил по-английски; другой поспешно проглатывал и метался запивать, а некоторые, в том числе и барон, мужественно покорились своей участи.
Если обратишься с этим вопросом к курсу географии, получишь в ответ,
что пространство, занимаемое колониею, граничит к северу рекою Кейскамма, а в газетах, помнится, читал,
что граница с тех пор
во второй или третий раз меняет место и обещают,
что она
не раз отодвинется дальше.
Он, казалось, избегал путешественников и ни
во что не вмешивался, как человек,
не привыкший содержать трактир.
Два его товарища, лежа в своей лодке, нисколько
не смущались тем,
что она черпала,
во время шквала, и кормой, и носом; один лениво выливал воду ковшом, а другой еще ленивее смотрел на это.
Они
не знали, куда деться от жара, и велели мальчишке-китайцу махать привешенным к потолку,
во всю длину столовой, исполинским веером. Это просто широкий кусок полотна с кисейной бахромой; от него к дверям протянуты снурки, за которые слуга дергает и освежает комнату. Но, глядя на эту затею,
не можешь отделаться от мысли,
что это — искусственная, временная прохлада,
что вот только перестанет слуга дергать за веревку, сейчас на вас опять как будто наденут в бане шубу.
Верхушку ананаса срезывают здесь более, нежели на вершок, и бросают,
не потому, чтоб она была невкусна, а потому,
что остальное вкуснее; потом режут спиралью, срезывая лишнее, шелуху и щели; сок течет по ножу, и кусок ананаса тает
во рту.
Китайцам, конечно,
не грезилось, когда они, в 1842 году, по Нанкинскому трактату, уступали англичанам этот бесплодный камень вместо цветущего острова Чусана,
во что превратят камень рыжие варвары.
Где же Нагасаки? Города еще
не видать. А! вот и Нагасаки. Отчего ж
не Нангасаки? оттого,
что настоящее название — Нагасаки, а буква н прибавляется так, для шика, так же как и другие буквы к некоторым словам. «Нагасаки — единственный порт, куда позволено входить одним только голландцам», — сказано в географиях, и куда, надо бы прибавить давно, прочие ходят без позволения. Следовательно, привилегия ни в коем случае
не на стороне голландцев
во многих отношениях.
Но дело в том,
что эту провизию иногда есть нельзя: продавцы употребляют
во зло доверенность покупателей; а поверить их нельзя:
не станешь вскрывать каждый наглухо закупоренный и залитый свинцом ящик.
Они
не понимают,
что Россия
не была бы Россией, Англия Англией, в торговле, войне и
во всем, если б каждую заперли на замок.
Вон и все наши приятели: Бабa-Городзаймон например, его узнать нельзя: он, из почтения, даже похудел немного. Чиновники сидели, едва смея дохнуть, и так ровно, как будто
во фронте. Напрасно я хочу поздороваться с кем-нибудь глазами: ни Самбро, ни Ойе-Саброски, ни переводчики
не показывают вида,
что замечают нас.
Что касается до лежанья на полу, до неподвижности и комической важности, какую сохраняют они в торжественных случаях, то, вероятно, это если
не комедия, то балет в восточном вкусе,
во всяком случае спектакль, представленный для нас.
Мы
не лгали: нам в самом деле любопытно было видеть губернатора, тем более
что мы месяц
не сходили с фрегата и
во всяком случае видели в этом развлечение.
Он рассердился и сказал, чтоб они об этом вперед
не спрашивали;
что они
во зло употребляют наше снисхождение.
Я еще
не был здесь на берегу —
не хочется, во-первых, лазить по голым скалам, а во-вторых,
не в
чем: сапог нет, или, пожалуй, вон их целый ряд, но ни одни нейдут на ногу.
Там
не знаешь,
что делается на другом конце, по нескольку дней с иным и
не увидишься;
во всем порядок, чистота.
Очевидно,
что губернатору велено удержать нас, и он ждал высших лиц, чтобы сложить с себя ответственность
во всем,
что бы мы ни предприняли. Впрочем, положительно сказать ничего нельзя: может быть, полномочные и действительно тут — как добраться до истины? все средства к обману на их стороне. Они могут сказать нам,
что один какой-нибудь полномочный заболел в дороге и
что трое
не могут начать дела без него и т. п., — поверить их невозможно.
Чего не было за столом! Мяса решительно все и
во всех видах, живность тоже; зелени целый огород, между прочим кукуруза с маслом. Но фруктов мало:
не сезон им.
Музыканты все тагалы: они очень способны к искусствам вообще. У них отличный слух: в полках их учат будто бы без нот.
Не знаю, сколько правды
во всем этом, но знаю только,
что игра их сделала бы честь любому оркестру где бы то ни было — чистотой, отчетливостью и выразительностью.
Но прежде надо зайти на Батан, дать знать шкуне, чтоб она
не ждала фрегата там, а шла бы далее, к северу. Мы все лавировали к Батану; ветер воет
во всю мочь, так
что я у себя
не мог спать: затворишься — душно, отворишь вполовину дверь — шумит как в лесу.
Снялись на другой день, 7-го апреля, в 3 часа пополудни, а 9-го,
во втором часу, бросили якорь на нагасакском рейде. Переход был отличный, тихо, как в реке. Японцы верить
не хотели,
что мы так скоро пришли; а тут всего 180 миль расстояния.
Тунгусы — охотники, оленные промышленники и ямщики. Они возят зимой на оленях, но, говорят, эта езда вовсе
не так приятна, как на Неве, где какой-то выходец из Архангельска катал публику: издали все ведь кажется или хуже, или лучше, но
во всяком случае иначе, нежели вблизи. А здесь езда на оленях даже опасна, потому
что Мая становится неровно, с полыньями, да, кроме того, олени падают
во множестве,
не выдерживая гоньбы.
«
Чего не поспеть, поспеете! — заметил смотритель и опять спросил перевозчиков по-якутски,
во сколько времени они перевезут меня через реку.
«Скоро ли же будет Лена?» — спрашивал я, все ожидая,
что река к нагорному берегу будет глубже, следовательно островов
не имеет, и откроется
во всей красе и величии.
Но кто бы ожидал,
что в их скромной и, по-видимому, неподвижной жизни было
не меньше движения и трудов, нежели
во всяких путешествиях?
Чукчи держат себя поодаль от наших поселенцев, полагая,
что русские придут и перережут их, а русские думают — и гораздо с большим основанием, —
что их перережут чукчи. От этого происходит то,
что те и другие избегают друг друга, хотя живут рядом,
не оказывают взаимной помощи в нужде
во время голода,
не торгуют и того гляди еще подерутся между собой.
Слава Богу, да, слава Богу,
не во гнев автору,
что якуты теперь едят хлеб, а
не кору, носят русское сукно, а
не сырую звериную кожу!
Чуть ли
не грезилось мне тогда
во сне,
что мы дальше
не пошли, а так на мели и остались,
что морское начальство в Петербурге соскучилось ждать, когда мы сдвинемся, и отложило экспедицию и
что мы все воротились домой безмятежно спать на незыблемых ложах.
Неточные совпадения
Городничий.
Что, Анна Андреевна? а? Думала ли ты что-нибудь об этом? Экой богатый приз, канальство! Ну, признайся откровенно: тебе и
во сне
не виделось — просто из какой-нибудь городничихи и вдруг; фу-ты, канальство! с каким дьяволом породнилась!
Городничий. И
не рад,
что напоил. Ну
что, если хоть одна половина из того,
что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и
не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь
не прилгнувши
не говорится никакая речь. С министрами играет и
во дворец ездит… Так вот, право,
чем больше думаешь… черт его знает,
не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
О! я шутить
не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да
что в самом деле? Я такой! я
не посмотрю ни на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде.
Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть
не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Так как я знаю,
что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому
что ты человек умный и
не любишь пропускать того,
что плывет в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «то советую тебе взять предосторожность, ибо он может приехать
во всякий час, если только уже
не приехал и
не живет где-нибудь инкогнито…
Пришел солдат с медалями, // Чуть жив, а выпить хочется: // — Я счастлив! — говорит. // «Ну, открывай, старинушка, // В
чем счастие солдатское? // Да
не таись, смотри!» // — А в том, во-первых, счастие, //
Что в двадцати сражениях // Я был, а
не убит! // А во-вторых, важней того, // Я и
во время мирное // Ходил ни сыт ни голоден, // А смерти
не дался! // А в-третьих — за провинности, // Великие и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!