Неточные совпадения
Заманчиво мелькали мне издали сквозь древесную зелень красная крыша и белые трубы помещичьего дома, и я ждал нетерпеливо, пока разойдутся на обе стороны заступавшие его сады и он покажется весь с своею, тогда, увы! вовсе
не пошлою, наружностью; и по нем старался я угадать,
кто таков сам помещик, толст ли он, и сыновья ли
у него, или целых шестеро дочерей с звонким девическим смехом, играми и вечною красавицей меньшею сестрицей, и черноглазы ли они, и весельчак ли он сам или хмурен, как сентябрь в последних числах, глядит в календарь да говорит про скучную для юности рожь и пшеницу.
— А
кто это сказывал? А вы бы, батюшка, наплевали в глаза тому, который это сказывал! Он, пересмешник, видно, хотел пошутить над вами. Вот, бают, тысячи душ, а поди-тка сосчитай, а и ничего
не начтешь! Последние три года проклятая горячка выморила
у меня здоровенный куш мужиков.
Означено было также обстоятельно,
кто отец, и
кто мать, и какого оба были поведения;
у одного только какого-то Федотова было написано: «отец неизвестно
кто, а родился от дворовой девки Капитолины, но хорошего нрава и
не вор».
Один раз, возвратясь к себе домой, он нашел на столе
у себя письмо; откуда и
кто принес его, ничего нельзя было узнать; трактирный слуга отозвался, что принесли-де и
не велели сказывать от
кого.
Конечно, почтмейстер и председатель и даже сам полицеймейстер, как водится, подшучивали над нашим героем, что уж
не влюблен ли он и что мы знаем, дескать, что
у Павла Ивановича сердечишко прихрамывает, знаем,
кем и подстрелено; но все это никак его
не утешало, как он ни пробовал усмехаться и отшучиваться.
Шум и визг от железных скобок и ржавых винтов разбудили на другом конце города будочника, который, подняв свою алебарду, закричал спросонья что стало мочи: «
Кто идет?» — но, увидев, что никто
не шел, а слышалось только вдали дребезжанье, поймал
у себя на воротнике какого-то зверя и, подошед к фонарю, казнил его тут же
у себя на ногте.
Решено было еще сделать несколько расспросов тем,
у которых были куплены души, чтобы, по крайней мере, узнать, что за покупки, и что именно нужно разуметь под этими мертвыми душами, и
не объяснил ли он
кому, хоть, может быть, невзначай, хоть вскользь как-нибудь настоящих своих намерений, и
не сказал ли он кому-нибудь о том,
кто он такой.
Эх, тройка! птица тройка,
кто тебя выдумал? знать,
у бойкого народа ты могла только родиться, в той земле, что
не любит шутить, а ровнем-гладнем разметнулась на полсвета, да и ступай считать версты, пока
не зарябит тебе в очи.
Чуть замечал
у кого один кусок, подкладывал ему тут же другой, приговаривая: «Без пары ни человек, ни птица
не могут жить на свете».
— Ну, расспросите
у него, вы увидите, что… [В рукописи четыре слова
не разобрано.] Это всезнай, такой всезнай, какого вы нигде
не найдете. Он мало того что знает, какую почву что любит, знает, какое соседство для
кого нужно, поблизости какого леса нужно сеять какой хлеб.
У нас
у всех земля трескается от засух, а
у него нет. Он рассчитает, насколько нужно влажности, столько и дерева разведет;
у него все играет две-три роли: лес лесом, а полю удобренье от листьев да от тени. И это во всем так.
— Ведь я тебе на первых порах объявил. Торговаться я
не охотник. Я тебе говорю опять: я
не то, что другой помещик, к которому ты подъедешь под самый срок уплаты в ломбард. Ведь я вас знаю всех.
У вас есть списки всех,
кому когда следует уплачивать. Что ж тут мудреного? Ему приспичит, он тебе и отдаст за полцены. А мне что твои деньги?
У меня вещь хоть три года лежи! Мне в ломбард
не нужно уплачивать…
—
Кто родился с тысячами, воспитался на тысячах, тот уже
не приобретет:
у того уже завелись и прихоти, и мало ли чего нет!
Думал он также и о том, что надобно торопиться закупать,
у кого какие еще находятся беглецы и мертвецы, ибо помещики друг перед другом спешат закладывать имения и скоро во всей России может
не остаться и угла,
не заложенного в казну.
— Да, дождичка бы очень
не мешало, — сказал Чичиков, которому
не нужно было дождика, но как уже приятно согласиться с тем,
у кого миллион.
— Стало быть, вы молитесь затем, чтобы угодить тому, которому молитесь, чтобы спасти свою душу, и это дает вам силы и заставляет вас подыматься рано с постели. Поверьте, что если <бы> вы взялись за должность свою таким образом, как бы в уверенности, что служите тому,
кому вы молитесь,
у вас бы появилась деятельность, и вас никто из людей
не в силах <был бы> охладить.
— А зачем же так вы
не рассуждаете и в делах света? Ведь и в свете мы должны служить Богу, а
не кому иному. Если и другому
кому служим, мы потому только служим, будучи уверены, что так Бог велит, а без того мы бы и
не служили. Что ж другое все способности и дары, которые розные
у всякого? Ведь это орудия моленья нашего: то — словами, а это делом. Ведь вам же в монастырь нельзя идти: вы прикреплены к миру,
у вас семейство.
Неточные совпадения
А уж Тряпичкину, точно, если
кто попадет на зубок, берегись: отца родного
не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько
у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим,
кто кого!
Анна Андреевна. Ну, скажите, пожалуйста: ну,
не совестно ли вам? Я на вас одних полагалась, как на порядочного человека: все вдруг выбежали, и вы туда ж за ними! и я вот ни от
кого до сих пор толку
не доберусь.
Не стыдно ли вам? Я
у вас крестила вашего Ванечку и Лизаньку, а вы вот как со мною поступили!
Трудись!
Кому вы вздумали // Читать такую проповедь! // Я
не крестьянин-лапотник — // Я Божиею милостью // Российский дворянин! // Россия —
не неметчина, // Нам чувства деликатные, // Нам гордость внушена! // Сословья благородные //
У нас труду
не учатся. //
У нас чиновник плохонький, // И тот полов
не выметет, //
Не станет печь топить… // Скажу я вам,
не хвастая, // Живу почти безвыездно // В деревне сорок лет, // А от ржаного колоса //
Не отличу ячменного. // А мне поют: «Трудись!»
У батюшки,
у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К
кому оно привяжется, // До смерти
не избыть!
Г-жа Простакова. Я, братец, с тобою лаяться
не стану. (К Стародуму.) Отроду, батюшка, ни с
кем не бранивалась.
У меня такой нрав. Хоть разругай, век слова
не скажу. Пусть же, себе на уме, Бог тому заплатит,
кто меня, бедную, обижает.