Неточные совпадения
Когда человек пять таких тузов отправил он в госпиталь, все начали чистить, мыть, перестраивать и кормить рабочих и служащих свежей пищей в чистых столовых. В
две недели Нижнего стало
не узнать: чистота на улицах и на дворах.
Не успел я ответить, как из-за угла выскочили
два бешено мчавшихся всадника — офицер и казак.
Я
не любил работать в редакции — уж очень чинно и холодно среди застегнутых черных сюртуков, всех этих прекрасных людей, больших людей, но скучных. То ли дело в типографии! Наборщики — это моя любовь. Влетаешь с известием, и сразу все смотрят: что-нибудь новое привез! Первым делом открываю табакерку. Рады оторваться от скучной ловли букашек. Два-три любителя — потом я их развел много — подойдут, понюхают табаку и чихают. Смех, веселье! И метранпаж рад — после минутного веселого отдыха лучше работают.
Я соскочил с фуры:
не пускают. Всемогущий корреспондентский билет дает право прохода. Я иду первым делом к наружной линии будок, которые на берегу рва, я их видел издали утром из-под насыпи.
Две снесены, у одной сорвана крыша. А кругом — трупы… трупы…
В
два часа я уже был в редакции, пришел в корректорскую и сел писать, затворив дверь. Мне никто
не мешал. Закончив, сдал метранпажу в набор. Меня окружили наборщики с вопросами и заставили прочитать. Ужас был на всех лицах. У многих слезы. Они уже знали кое-что из слухов, но все было туманно. Пошли разговоры.
В Москве шла только розница. Москвичам были интереснее фельетоны Збруева в «Современных известиях» и «Московский листок» Н.И. Пастухова. Эти
два издания начали глумиться над «Русским курьером», называя его
не иначе, как «кислощейной газетой», а самого Н.П. Ланина — липовым редактором.
Газета в первые годы шла слабо, печаталось
две тысячи экземпляров, объявлений платных почти
не было, кредита никакого, бумагу покупали иногда на один номер, а назавтра опять выворачивайся, опять занимай деньги на бумагу.
— Ну и прозевали. Абрам Яковлевич
два раза все обобрал. Я говорила,
не зевайте, вот и позавтракали! У нас знают, когда угостить!
— Вот что я тебе, Абрам, скажу по-дружески: послушайся меня и, если исполнишь мой совет, то будешь ты опять богат. Вот у тебя хлыст в руках, прикажи сейчас же отпереть все конюшни и всех до одной лошадей выгони в поле, ворота запри, а сам на поезд на
два месяца в Крым. Иди и
не оглядывайся!
Перед ним первый оттиск газеты из машины. Он хохочет и, ничего
не говоря, тычет пальцем в напечатанную на первом месте крупным шрифтом телеграмму в
две строки...
Только года через
два, объехав еще
не раз ужасный спичечный район, я начал свою кампанию против ужасного производства в «Русских ведомостях» и в петербургских газетах.
Меня вопросы об аукционах
не интересовали, а если у меня пропадала породистая собака, что было
два раза в моей жизни, то я прямо шел на Грачевку, в трактир Павловского, разыскивал Александра Игнатьева, атамана шайки собачьих воров, — и он мне приводил мою собаку.
Распространение газеты зависело от энергии участкового пристава и характера участка, которым пристав этот ведал. Так, в Арбатской и Пречистенской частях этой газеты и
не увидишь, хотя каждый домовладелец обязан был на нее подписываться. Эти
два участка были населены дворянством, которое гнало полицейских, приходивших с подписной книгой на газету. Зато в некоторых более подходящих участках были приставы, ревностно заботившиеся о доходах газеты, причем, конечно,
не забывали и о своем кармане.
— Надоел он ему. Задарма отдает, только подписчиков за
два месяца удовлетворить, с 1 ноября. Только гляди, чтоб дешево, дорогих сотрудников
не надо. Вот Кузьмича возьми. Он и недорог и писуч! Роман ему огулом за сотню на полгода закажем. Идет?
Не говоря никому ни слова, В.Э. Миллер выхлопотал для развития своего коммерческого дела разрешение издавать
два раза в неделю «Русский справочный листок» с куцей программой.
У Я.А. Фейгина явились деньги, захотелось славы редактора политической газеты, но все-таки издавать одному большую газету ему было
не под силу, и он составил компанию, в которую вошли
два присяжных поверенных — И.Д. Новик, Е.З. Коновицер — и
два брата Алексеевых, молодые люди купеческого рода, получившие богатое наследство.
Живя в Москве широкой жизнью, вращаясь в артистическом и литературном мире, задавая для своих друзей обеды, лет через десять В.М. Лавров понял, что московская жизнь ему
не под силу. В 1893 году он купил в восьми верстах от городка Старая Руза, возле шоссе, клочок леса между
двумя оврагами, десятин двадцать, пустошь Малеевку, выстроил в этом глухом месте дом, разбил сад и навсегда выехал из Москвы, посещая ее только по редакционным делам в известные дни,
не больше раза в неделю.
В 1885 году, 1 января, выползли на свет
две газетки, проползли сколько могли и погибли тоже почти одновременно, незаметно, никому
не нужные. Я помню, что эти газетки были — и только, мне было
не до них. Я с головой ушел в горячую работу в «Русских ведомостях», мешать эти газетки мне
не могли, настолько они были пусты и безжизненны.
Лучшие из них получали 50 копеек в день, причем эти деньги им платились в
два раза: 30 копеек в полдень, а вечером остальные 20, чтобы
не запили днем.
Газету выпустили в день десятилетия смерти Щедрина, и в ней огромный, в полстраницы портрет его с автографом, стихотворением Елены Буланиной и избранных,
не без риска получить для первого номера цензурную кару,
две полосы незабвенных строк автора из его «забытых слов».
Налоги на содержание короля возросли, Наталья денег
не давала, и Милан стал ее врагом. В королевстве образовались
две партии — Милана и Натальи. Милан окончательно запутался в долгах и ухитрился заложить почти все свое королевство в австрийских банках.
Прошло
два года. Я вел репортерскую работу, редактировал «Журнал спорта» по зимам, чуть ли
не каждую пятницу выезжал в Петербург на «пятницы К.К. Случевского», где собирались литераторы, издававшие журнал «Словцо», который составлялся тут же на пятницах, и было много интересных, талантливых людей из литературного общества столицы, и по осеням уезжал в южнорусские степи на Дон или Кавказ.
На другой день,
не успел я еще встать, в номер вошли
два приятеля-душановца и испуганным голосом советовали мне уехать, намекая, что Милану выгодно обвинить в участии в покушении кого-нибудь из русских.
Во время таких поездок мне приходилось встречать двух-трех человек, знакомых по моей бродяжной жизни. Но никому из них
не приходило в голову, что я и есть бывший табунщик Леша!
Старик вынул из бумажника фотографию. В кресле сидит мужчина средних лет, гладко причесанный, елейного вида, с правильными чертами лица, окаймленного расчесанной волосок к волоску
не широкой и
не узкой бородой. Левая рука его покоится на
двух книгах, на маленьком столике, правая держится за шейную часовую цепочку, сбегающую по бархатному жилету под черным сюртуком.
— Еще до свадьбы, когда я
две недели как-то по зиме жил в Ростове, она просила меня сделать его на портмоне. Потом брошку уж жених подарил, сердце из рубинов, а стрела бриллиантовая. Кроме никогда ничего
не носит.