Неточные совпадения
Да и вообще
в те
времена и крестьяне
так говорили. Бывало, спросишь...
Кружок ссыльных
в августе месяце, когда наши жили
в деревне, собирался
в нашем глухом саду при квартире. Я
в августе жил
в городе,
так как начинались занятия. Весело проводили
в этом саду
время, пили пиво, песни пели, особенно про Стеньку Разина я любил; потом играли
в городки на дворе, боролись, возились. Здесь я чувствовал себя
в своей компании, отличался цирковыми акробатическими штуками, а
в борьбе легко побеждал бородатых народников, конечно, пользуясь приемами, о которых они не имели понятия.
Молодой ум вечно кипел сомнениями. Учишь
в Законе Божием, что кит проглотил пророка Иону, а
в то же
время учитель естественной истории Камбала рассказывает, что у кита
такое маленькое горло, что он может глотать только мелкую рыбешку. Я к отцу Николаю. Рассказываю.
— Родители!.. Хм… Никаких родителей! Недаром же мы песни пели: «Наши сестры — сабли востры»… И матки и батьки — все при нас
в казарме… Так-то-с. А рассказываю вам затем, чтобы вы, молодые люди, помнили да и детям своим передали, как
в николаевские
времена солдат выколачивали… Вот у меня теперь офицерские погоны, а розог да палок я съел — конца-краю нет…
И он
такую же школу прошел, основанную
в аракчеевские
времена.
Так звали
в те
времена народный клуб, убежище холодных и голодных — кабак.
— Рождеством я заболел, — рассказывал Улан, — отправили меня с завода
в больницу, а там конвойный солдат признал меня, и попал я
в острог как бродяга.
Так до сего
времени и провалялся
в тюремной больнице, да и убежал оттуда из сада, где больные арестанты гуляют… Простое дело — подлез под забор и драла… Пролежал
в саду до потемок, да
в Будилов, там за халат эту сменку добил. Потом на завод узнать о Репке — сказали, что
в больнице лежит. Сторож Фокыч шапчонку да штаны мне дал… Я
в больницу вчера.
— Ну да, он записался
так и все
время так жил… Бородищу во какую отрастил — ни
в жисть не узнать, допрежь одни усы носил.
Степь да небо. И мнет зеленую траву полудикий сын этой же степи, конь калмыцкий. Он только что взят из табуна и седлался всего
в третий раз… Дрожит, боится, мечется
в стороны, рвется вперед и тянет своей мохнатой шеей повод,
так тянет, что моя привычная рука устала и по
временам чувствуется боль…
В половине мая стараются закончить сенокос — и на это
время оживает голая степь косцами, стремящимися отовсюду на короткое
время получить огромный заработок… А с половины мая яркое солнце печет невыносимо, степь выгорает, дождей не бывает месяца по два — по три, суховей, северо-восточный раскаленный ветер,
в несколько дней выжигает всякую растительность, а комары, мошкара, слепни и оводы тучами носятся и мучат табуны, пасущиеся на высохшей траве. И
так до конца августа…
По приходе на зимовник я первое
время жил
в общей казарме, но скоро хозяева дали мне отдельную комнату; обедать я стал с ними, и никто из товарищей на это не обижался, тем более что я все-таки от них не отдалялся и большую часть
времени проводил
в артели —
в доме скучно мне было.
Дверь мне отпер старый-престарый, с облезлыми рыжими волосами и
такими же усами отставной солдат, сторож Григорьич, который, увидя меня
в бурке, черкеске и папахе, вытянулся по-военному и провел
в кабинет, где Далматов — он жил
в это
время один — пил чай и разбирался
в бумагах.
Я пользовался общей любовью и, конечно, никогда ни с кем не ссорился, кроме единственного случая за все
время, когда одного франта резонера, пытавшегося совратить с пути молоденькую актрису, я отвел
в сторону и прочитал ему
такую нотацию, с некоторым обещанием, что на другой день он не явился
в театр, послал отказ и уехал из Пензы.
Оторвался паровоз и первый вагон, оторвались три вагона
в хвосте, и вся средина поезда, разбитого вдребезги,
так как машинист, во
время крушения растерявшись, дал контрпар, разбивший вагоны, рухнула вместе с людьми на дно пещеры, где их и залило наплывшей жидкой глиной и засыпало землей, перемешанной тоже с обломками вагонов и трупами погибших людей.
Смутно помнится после ужасов Кукуевки все то, что
в другое
время не забылось бы. Единственное, что поразило меня на веки вечные,
так это столетний сад, какого я ни до, ни после никогда и нигде не видел, какого я и представить себе не мог. Одно можно сказать: если Тургенев, описывая природу русских усадеб, был
в этом неподражаемо велик —
так это благодаря этому саду,
в котором он вырос и которым он весь проникся.
И все это у меня выходило очень просто, все уживалось как-то, несмотря на то, что я состоял репортером «Московского листка», дружил с Пастуховым и его компанией. И
в будущем
так всегда было, я печатался одновременно
в «Русской мысли» и
в «Наблюдателе»,
в «Русских ведомостях» и «Новом
времени»… И мне, одному только мне, это не ставилось
в вину, да я и сам не признавал
в этом никакой вины, и даже разговоров об этом не было. Только как-то у Лаврова Сергей Андреевич Юрьев сказал мне...
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и
в то же
время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он
такое и
в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но
в это
время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. Ведь оно, как ты думаешь, Анна Андреевна, теперь можно большой чин зашибить, потому что он запанибрата со всеми министрами и во дворец ездит,
так поэтому может
такое производство сделать, что со
временем и
в генералы влезешь. Как ты думаешь, Анна Андреевна: можно влезть
в генералы?
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали
таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком:
в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить
время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка
такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится
такая жизнь.
— Во
времена досюльные // Мы были тоже барские, // Да только ни помещиков, // Ни немцев-управителей // Не знали мы тогда. // Не правили мы барщины, // Оброков не платили мы, // А
так, когда рассудится, //
В три года раз пошлем.
Пошли за Власом странники; // Бабенок тоже несколько // И парней с ними тронулось; // Был полдень,
время отдыха, //
Так набралось порядочно // Народу — поглазеть. // Все стали
в ряд почтительно // Поодаль от господ…