Говела она не всегда в Великий пост, а как ей вздумается, раза по два и по три в год, не затрудняясь употребленьем скоромной пищи, если была нездорова; терпеть не могла монахов и монахинь, и никогда
черный клобук или черная камилавка не смели показываться ей на глаза.
В своих
черных клобуках и широких рясах, освещенные сумеречным дневным светом, падавшим на них из узкого, затемненного железною решеткою окна, они были в каком-то полумраке и пели складными, тихими басами, как бы напоминая собой первобытных христиан, таинственно совершавших свое молебствие в мрачных пещерах.
У постели, на которой он лежал, стояла коленопреклоненная монашенка:
черный клобук с длинною вуалью указывал на полнейшее отречение ее от мира, и этот мрачный головной убор, как и вся черная одежда, рельефно оттеняли ее худое, далеко не старое и когда-то, видимо, отличавшееся недюжинною красотою лицо с выразительным профилем и большими, полными еще далеко не потухшего огня, глазами.
Неточные совпадения
Монахиня в
клобуке, с развевающимся вуалем и тянущимся за ней
черным шлейфом, сложив белые с очищенными ногтями руки, в которых она держала топазовые четки, вышла из кабинета и прошла к выходу.
Кончился молебен. Начался завтрак. Архиерей в
черной рясе и
клобуке занял самое почетное место, лицом к часам и завешенной ложе.
Подходя к самому монастырю, путники наши действительно увидели очень много монахов в поле; некоторые из них в рубашках, а другие в худеньких
черных подрясниках — пахали; двое севцов сеяло, а рыжий монах, в
клобуке и подряснике поновее, должно быть, казначей, стоял у телеги с семянами.
Когда первая суматоха прошла, хватились Охони, которой и след простыл. Все сестры сразу поняли, куда девались ряска и
клобук черного попа Пафнутия: проклятая девка выкрала их из игуменской кельи, нарядилась монахом, да и вышла из обители, благо темно было.
Воевода вскочил на ноги и наступал на игумена все ближе. Теперь он видел в нем простого
черного попа. Игумен понял его настроение, надел мантию и
клобук и проговорил: