Неточные совпадения
В Тамбов я попал из Воронежа с нашим цирком, ехавшим
в Саратов. Цирк с лошадьми и возами обстановки грузился
в товарный поезд, который должен был отойти
в два часа ночи. Окончив погрузку часов около десяти вечера, я пошел
в город поужинать и зашел
в маленький ресторанчик Пустовалова
в нижнем этаже большого кирпичного неоштукатуренного здания
театра.
Здесь он недурно исполнял роли благородных отцов и окончил мирно свое земное странствие
в Москве, каким-то путем попав на небольшие роли
в Малый театр. Иногда
в ресторане Вельде или «Альпийской розе» он вспоминал свое прошлое, как он из бедного еврейского местечка на Волыни убежал от родителей с труппой бродячих комедиантов, где-то на ярмарке попал к Григорьеву и прижился у него на десятки лет.
В Кружке он также пил чаек с изюмом и медом, бывал на всех спектаклях и репетициях Кружка, на всех премьерах
Малого театра, но
в тот сезон сам не выступал на сцене: страдал астмой.
Ее любимицей была старшая Соня,
в полном смысле красавица, с великолепным голосом, который музыкальная мачеха, хорошая певица, развила
в ней сама, и
маленькая девочка стала вскоре
в подходящих ролях выступать
в театре отца, а Вася стал помощником режиссера.
Впоследствии Селиванов, уже будучи
в славе, на московском съезде сценических деятелей
в 1886 году произнес с огромным успехом речь о положении провинциальных актеров. Только из-за этого смелого, по тогдашнему времени, выступления он не был принят
в Малый театр, где ему был уже назначен дебют, кажется,
в Чацком Селиванову отказали
в дебюте после его речей...
На Масленице Изорин выступал еще два раза
в Карле Мооре. Когда
в Тамбове кончился сезон, на прощальном ужине отъезжавшие на московский съезд предложили Изорину ехать с ними
в Москву, где, по их словам, не только все антрепренеры с руками оторвут, но и
Малый театр постарается его захватить.
Он убежал от отца
в театр и играл у нас
в Моршанске
маленькие рольки.
И было на что рассердиться —
в 1851 году Н. X. Рыбаков удачно дебютировал
в «Гамлете» и «Уголино» на сцене
Малого театра. Канцелярская переписка о приеме
в штат затянулась на годы. Когда, наконец, последовало разрешение о принятии его на сцену, то Н. X. Рыбаков махнул рукой: «Провались они, чиновники!»
В начале семидесятых годов
в Москве, на Варварской площади, вырос Народный
театр. Драматург Чаев, помнивший дебют Н. X. Рыбакова
в Малом театре, порекомендовал режиссеру А. Ф. Федотову пригласить Н. X. Рыбакова
в его труппу.
Войдя как-то на репетицию
в Малый театр, Михаил Провыч услыхал жестокий запах нафталина и тут же сказал...
Мы познакомились с Бурлаком
в 1877 году и сразу подружились, вместе служили
в саратовском летнем
театре, а потом уж окончательно сошлись у А. А. Бренко, несмотря на то, что он был актер, окруженный славой, а я — актер на
маленькие роли.
Знаменитый Модест Иванович Писарев, лучший Несчастливцев, и Ананий Яковлев, игравший вместе со своей первой женой П. А. Стрепетовой «Горькую судьбину», подняли пьесу на такую высоту, какой она не достигала даже
в Малом театре. Если огромный, красивый, могучий Писарев был прекрасен
в этой роли, то Стрепетова,
маленькая, немного сутулая, была неотразимо великолепна.
Так, Ф. А. Корш женился на Шевелкиной, Левенсон — на артистке
Малого театра А. А. Бренко, дочери помещика Челищева, которая свой псевдоним взяла
в память какого-то своего предка чуть ли не времен Александра Невского.
Во время журфиксов у Нины Абрамовны Иогихес познакомил Малкиеля со своим другом Левенсоном и его женой Бренко, которая
в пассаже Солодовникова открыла свой
театр и сразу, благодаря замечательно составленной Андреевым-Бурлаком труппе, стала успешно конкурировать с
Малым театром: сборы были прекрасные.
У него
в оперетке играли С. А. Бельская, О. О. Садовская, Зорина, Рюбан (псевдоним Л.
В. Лентовской, артистки
Малого театра), О.И. Правдин, Родон, Давыдов, Фюрер, певец Большого театpa.
Публика первых представлений
Малого и Большого
театров, не признававшая оперетки и фарса, заполняла зрительный зал
театра Лентовского
в бенефисы своих любимцев.
В 1882 году,
в первом году его блеска (год Всероссийской выставки),
в саду «Эрмитаж», залитом (впервые
в Москве) электричеством, кто-то
в публике, указывая на статную фигуру М.
В. Лентовского
в белой чесучовой поддевке, бросил крылатое слово...
Каждый московский
театр имел свою публику. Самая требовательная и строгая публика была
в Малом театре. На первых представлениях всегда бывали одни и те же строгие, истинные любители искусства. Люди, повидавшие все лучшее за границей, они
в состоянии были заплатить огромные деньги барышникам или при помощи связей и знакомств получить билеты из кассы.
На первых представлениях
Малого театра, кроме настоящих театралов, бывало и именитое московское купечество; их семьи блистали бриллиантами
в ложах бельэтажа и бенуара. Публика с оглядкой, купечески осторожная: как бы не зааплодировать невпопад. Публика невыгодная для актеров и авторов.
В том же году я служил помощником режиссера
в Артистическом кружке. Антрепренерствовал тогда там артист
Малого театра Н.Е. Вильде.
Спустя долгое время я с ней встретился
в Малом театре.
Мы двинулись по тротуару
Малого театра по направлению к «Щербакам», на Петровке против Кузнецкого моста. Этот трактир,
в деревянном домике с антресолями, содержал старик Спиридон Степанович Щербаков, благодетель бедных актеров и друг всех знаменитостей артистического мира. Не успели сделать двух шагов, как сзади звякнули шпоры и раздался голос...
Эту сторону площади изменили эти два дома. Зато другая — с
Малым и Большим
театром и дом Бронникова остались такими же, как и были прежде. Только владелец Шелапутин почти незаметно сделал
в доме переделки по требованию М.
В. Лентовского, снявшего под свой
театр помещение закрывшегося Артистического кружка. Да вырос на месте старинной Александровской галереи универсальный магазин «Мюр и Мерилиз» — огненная печь из стекла и железа…
Я с ним познакомился
в первые дни моего поступления
в Кружок, старшиной которого он был и ведал сценой. Он все вечера проводил
в Кружке, приходя поздно только
в те дни, когда
в Малом театре бывали новые постановки. И всегда — с актерами — будь они большие, будь они
маленькие — днем завтракал
в «Щербаках», а потом, когда они закрылись, к «Ливорно» и у Вельде, актерских ресторанчиках.
Его знали и любили все актеры, начиная с
маленьких, и он был дружен с корифеями сцены, а
в Малый театр приходил как домой.
Он был холост. Жил одиноко,
в небольшом номере
в доме Мосолова на Лубянке, поближе к
Малому театру, который был для него все с его студенческих времен. Он не играл
в карты, не кутил, и одна неизменная любовь его была к драматическому искусству и к перлу его —
Малому театру. С юности до самой смерти он был верен
Малому театру. Неизменное доказательство последнего — его автограф, который случайно уцелел
в моих бумагах и лежит предо мною.
«Если Гиляровский хотя с
малой сердечной теплотой вспомнит о нас, друзьях его детства, то для нас это будет очень приятно… Да, это было очень давно, то было раннею весною, когда мы, от всей души любя здешний
Малый театр,
в его славное время, были знакомы».
После завтрака Петр Платонович проводил меня до подъезда Кружка. С этого дня началась наша дружба, скоро, впрочем, кончившаяся, так как я на Пасхе уехал на много лет
в провинцию, ни разу не побывавши
в этот сезон
в Малом, потому что был занят все спектакли, а постом
Малый театр закрывался.
Вспомнил я первые те слова его и 2 мая 1920 года,
в великий день всенародного чествования Марии Николаевны
в Малом театре, через сорок лет вспомнил.
А. М. Максимов сказал, что сегодня утром приехал
в Москву И. Ф. Горбунов, который не откажется выступить с рассказом из народного быта, С. А. Бельская и
В. И. Родон обещали дуэт из оперетки, Саша Давыдов споет цыганские песни,
В. И. Путята прочтет монолог Чацкого, а П. П. Мещерский прямо с репетиции поехал
в «Щербаки» пригласить своего друга — чтеца П. А. Никитина, слава о котором гремела
в Москве, но на сцене
в столице он ни разу не выступал, несмотря на постоянные приглашения и желание артистов
Малого театра послушать его.
Дирекция успокоилась, потому что такой состав сохранял сбор, ожидавшийся на отмененную «Злобу дня», драму Потехина, которая прошла с огромным успехом год назад
в Малом театре, но почему-то была снята с репертуара. Главную женскую роль тогда
в ней играла Ермолова.
В провинции «Злоба дня» тоже делала сборы. Но особый успех она имела потому, что
в ней был привлекателен аромат скандала.
П. А. Никитина Москва жаждала, но он упорно
в ней отказывался выступать, хотя во время великопостных съездов актерских заезжал, бывал
в Кружке, но на все просьбы выступить отказывался, хотя и упрашивали первые персонажи
Малого театра, его друзья.
Вот я на Театральной площади, передо мной вышла из кареты девушка, мелькнуло ее улыбающееся личико, розовое на ярком солнце, и затем она исчезла
в двери
Малого театра…
Как-то после одной из первых репетиций устроился общий завтрак
в саду, которым мы чествовали московских гостей и на котором присутствовал завсегдатай
театра, местный адвокат, не раз удачно выступавший
в столичных судах, большой поклонник
Малого театра и член Московского артистического кружка. Его речь имела за столом огромный успех. Он начал так...
М. Н. Ермолова и М. И. Свободина остались
в садике, а я ушел домой. До сих пор жалею, что мне не удалось повидать «Горькую судьбину»
в Малом театре!
Пьеса «На пороге к делу», которая шла с Ермоловой
в Малом театре, сделала
в первые дни приезда гастролеров огромный сбор и показала публику совершенно особую.
На том самом месте этой огромной, высокой церкви Большого Вознесения, у Никитских ворот, где сто лет назад под золотыми венцами стояли Александр Пушкин и Наталья Гончарова, высился весь
в цветах и венках белый гроб, окруженный беспрерывно входящими и выходящими москвичами, пришедшими поклониться останкам своей любимицы, великой артистке Марии Ермоловой. Здесь собрались те, которые не будут иметь возможности завтра присутствовать на торжественной гражданской панихиде
в Малом театре.
Церковь не вмещала всех желавших войти сразу, народ толпился на улице, ожидая очереди, и под ярким мартовским солнцем, и
в сырую, холодную ночь, до тех пор, пока от церкви не двинулась процессия к
Малому театру.
Первое, что мелькнуло сейчас
в моей памяти, — это солнечный мартовский день, снежное полотно, только что покрывшее за ночь площадь, фигура розовой под солнцем девушки, которая выпрыгнула из кареты и исчезла вот
в этом самом подъезде
Малого театра. «Вся радостно сияет! Восходящая звезда!» И это было так давно…
В числе их был капельдинер
Малого театра.
В Воронеже она такой не была. Всегда веселая и разговорчивая,
в своей
маленькой компании она любила слушать и говорить о
театре, о литературе, о Москве и
меньше всего — о себе. Только раз, когда
В.П. Далматов припомнил, что он познакомился с Шекспиром с десяти лет, она улыбнулась...