Неточные совпадения
Свой ежедневный режим княгиня также не изменяла для гостей, которые, по большей части соседние помещики и губерские власти, по несколько дней гостили в Шестове, ведя себя совершенно как дома, заказывали себе в какое хотели время завтраки (два повара, один переманенный князем из клуба, а
другой старик, еще бывший крепостной, работали, не покладая
рук, в обширной образцовой кухне), требовали себе вина той или
другой марки из переполненных княжеских погребов, не мешали хозяевам, а хозяева не мешали им, и обе стороны были чрезвычайно довольных
друг другом.
Он припал губами к ее
руке.
Другой она играла его волосами.
— За обладание вами, я готов отдать вам себя на всю жизнь — это не фраза. Получая вас, я приобретаю себе полезного союзника и помощника, сохранить которого будет в моих интересах. Для людей, для света княжна Шестова и помощник присяжного поверенного Гиршфельда будут только хорошими знакомыми. К нам, у меня уже составлен план, перейдут все капиталы князя Александр Павловича Шестова. Красавица княжна Шестова поможет мне приобрести капиталы и из
других рук по моим указаниям, деля добычу, по-братски, пополам.
Новые знакомые пожали
друг другу руки. Княжна подала Гиршфельду стакан чаю, тот взял его, поклонившись, и присел к столу.
От его зоркого взгляда не ускользнуло лежавшее на столе, поверх
других бумаг, письмо, начинающееся словами: «Милый, дорогой дядя», с какой-то припиской сверху, сделанной княжеской
рукой.
Княжна Маргарита быстро вырвала свою
руку из
руки Шатова и отодвинулась от него на
другой конец дивана.
—
Друг моего жениха будет и моим
другом, я там много слышала от него о вас, что заранее вас полюбила! — с чувством пожала молодая девушка
руку представленного ей Карнеева.
— Вот вам и людская благодарность! — развел
руками Гиршфельд. — Я единственно из доброго к вам расположения указал вам на сделанное мною открытие, в верности которого не сомневаюсь, и несмотря на совершенно незаслуженное обвинение вами меня в злости, советую вам, как
друг, принять это мое сообщение к сведению.
Сбежавший вниз Карнеев застал княжну Лиду в глубоком обмороке. Бережно взял он на
руки эту драгоценную для него ношу и быстро, мимо удивленных швейцара и лакея, понес ее к себе наверх. Она не приходила в себя. Иван Павлович уложил ее на диван. Одного из слуг послал за нашатырным спиртом в ученическую аптеку, а
другого за бутылкой лучшего вина, всегда имевшегося в запасе в буфете столовой Константина Николаевича.
— Это одна из жертв Гиршфельда, — заключил свой рассказ Карнеев, — я не могу этого доказать, но я чувствую. Ему понадобилась не она, а ее деньги, которые должны перейти к ее сестре, а та в его
руках. Он погубит и
другую, погубит и Антона, я старался раскрыть ему глаза, но безуспешно; я достиг лишь того, что потерял в нем
друга, теперь теряю существо, которое для меня более чем
друг. Я один, совсем один. Знаете ли вы, что значит быть одному? Я чужд миру и мир чужд мне.
При входе в его спальню лицо озарилось радостной улыбкой и он приветливо протянул своему
другу исхудалую
руку. Монашеский костюм Карнеева не произвел, видимо, на него ни малейшего впечатления — он как бы ожидал этого.
Разговор шел о здоровье Шатова, о перенесенной им болезни. Ни тот, ни
другой не коснулись ни единым словом столь недавнего, страшного для них обоих, прошлого. Только при прощании больной крепко, на сколько хватило силы, пожимая правой
рукой руку своего
друга, левой указал ему на висевший над постелью портрет.
Великовозрастным ученикам такие порядки были на
руку, и это оригинальное учебно-воспитательное заведение сделалось убежищем всех изгнанных из
других училищ маменькиных сынков.
Некоторые из них не сходили благополучно с
рук ловеласа-начальника: являлись защитники девушек, и раз даже арапник справедливо разгневанного брата прогулялся по спине (по
другой же редакции, по лицу) Николая Егоровича, вздумавшего довольно исключительно заняться артистическим образованием сестры воинственного братца, но встретившего от нее энергичный отпор.
Надо, впрочем, отдать справедливость директору, что несмотря на то, что он на первых же порах отличил от
других новую ученицу и стал явно и настойчиво за нею ухаживать, это не помешало ему убедиться в ее музыкальной неподготовленности и маленьком голоске, и сдать ее в класс драматического искусства, на
руки Марина — своего безопасного соперника в ферлакурстве, уверив Александру Яковлевну, что лишаясь ее как ученицы, он приносит жертву на алтарь искусства, так как у нее, по его мнению, разделенному с Мариным — авторитетом в этом деле, — несомненные задатки драматической актрисы, и на его совести лежал бы грех лишения отечественной сцены ее лучшего будущего украшения.
Он дрожащими
руками вынул из него две рукописи: одна была написана по-французски, женским почерком,
другая по-русски, тем же писарским почерком, каким была написана надпись на конверте.
— Очень рада, князь, познакомиться с вами! Надеюсь, что вы будете у меня; адрес мой сообщит вам ваш
друг. Завтра от двух до четырех я буду одна! — сказала она, протянув ему
руку, которую Виктор машинально пожал.
Несмотря на утомление после прошлой ночи, проведенной в дороге, Виктор не мог заснуть целую ночь: мысли, одна
другой несообразнее, лезли ему в голову; лишь под утро он задремал, но поминутно просыпался от тяжелых грез: то он видел себя убитым
рукою мстительной Александрины, то ее — убитую им и плавающую в крови. С тяжелой головой, с разбитыми нервами встал он с постели около полудня.
Ошеломленная переданным ей сыном известием о его любви к той женщине, от которой она его, казалось, так искусно устранила, княгиня решила сообщить завтра же все мужу и вместе с ним придумать способ спасти своего любимца из
рук этой злодейки. На
другой день ее ожидал новый сюрприз. Князь Василий, которого она только что думала пригласить к себе для переговоров, бледный, расстроенный явился в ее кабинет.
— Надеюсь, мы будем
друзьями?! — подал он ему свою
руку.
— Кроме того, вы выдадите векселя всем вашим знакомым. Мы постараемся написать их на солидную сумму. Опекун скупит их за полцены, за что дворянская опека может его только похвалить. Деньги останутся, конечно, у нас, так как и векселя будут у меня, а ваши приятели: Милашевич, Кашин, Охотников и
другие только распишутся. Я с ними переговорю. В опеке будет грош, а мы останемся по-прежнему богатыми. Князь Гарин лопнет от злости! Так согласны? — подал он
руку князю.
Гиршфельд закрыл лицо
руками и горько заплакал, заплакал чуть ли не в первый раз в жизни. Слезы облегчили его. Он тряхнул головой, успокоился и, казалось, примирился с совершившимся фактом. Спрятав письмо и заметку в бумажник, он почти спокойно принялся за чтение остальной корреспонденции. Окончив это занятие, он позвонил и приказал лакею приготовить чемодан к курьерскому поезду Николаевской железной дороги, отвезти его на вокзал и купить билет. На
другой день утром он уже был в Москве.
По
другим векселям пришлось ограничиться еще более умеренными суммами, часть же вексельных бланков положительно не шла с
рук за ненахождением капиталистов.
— Ну, что, милейший князь, — ласково начал он, — видно «худой мир лучше доброй ссоры» и «старый
друг лучше новых двух», — протянул он ему
руку.
— Князь меня не так понял. Когда он сделал мне предложение, я сказала ему, что могу дать тот или
другой ответ только вашему сиятельству, если вы от его имени явитесь просить моей
руки… — с явной насмешкой в голосе продолжала Пальм-Швейцарская.
Виктор стал тихо бродить по комнатам, останавливаясь по долгу то в той, то в
другой. Особенно продолжительное время он пробыл вгостиной, где за четверть часа перед этим говорил с Пальм-Швейцарской. Он припомнил теперь, что она не подала ему
руки ни при встрече, ни при прощанье, даже не попросила сесть. Значит он здесь в последний раз. Ему вдруг страшно захотелось совсем не уходить отсюда.
— Стану я с ним разговаривать, я на него давно махнул
рукой, да и показания его для меня безразличны — он стал совсем идиотом. Кто ему поверит, в чью бы пользу он ни показывал! Вы —
другое дело.
Другой избранный судьбой палач является перед ним. Гаденькая фигурка Николая Ильича Петухова выползает уже из достаточно потемневшего угла камеры. Николай Леопольдович как-то брезгливо откидывается назад. Вот он протягивает ему свою красную, мясистую
руку и смотрит ему в глаза с полупочтительной-полунасмешливой улыбкой.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая
рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с
другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в
другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И
руки дрожат, и все помутилось.
Бобчинский и Добчинский, оба низенькие, коротенькие, очень любопытные; чрезвычайно похожи
друг на
друга; оба с небольшими брюшками; оба говорят скороговоркою и чрезвычайно много помогают жестами и
руками. Добчинский немножко выше и сурьезнее Бобчинского, но Бобчинский развязнее и живее Добчинского.
Над ним с зеленым зонтиком // Стоял дворовый преданный, //
Другой рукой отмахивал // Слепней и комаров.
Удары градом сыпались: // — Убью! пиши к родителям! — // «Убью! зови попа!» // Тем кончилось, что прасола // Клим сжал
рукой, как обручем, //
Другой вцепился в волосы // И гнул со словом «кланяйся» // Купца к своим ногам.