Маруся в это время была уже в Петербурге на Высших женских курсах. Она убеждала меня
послать повесть в «Русское богатство», редакторами которого были Н. К. Михайловский и В. Г. Короленко. Я к этому отнесся безразлично. Она отобрала у меня рукопись и сама отнесла в редакцию на Бассейной.
Неточные совпадения
Завтра утром
иду в гимназию. Опять
веду своих ветеранов на приступ вражеской крепости. И вдруг — о ужас! — опять подвела та же самая когорта! Опять осаждающую нашу армию разрезали пополам и отбросили! Glis, annalis… А дальше как? Пустое место!
Митя надел, как ризу, пестрое одеяло и
повел нас вокруг аналоя, Миша и Володя
шли сзади, держа над нами венцы из березовых веток. Остальные пели „Исайе, ликуй!“ Дальше никто слов не знал, и все время пели только эти два слова. Потом Митя
велел нам поцеловаться. Я растерялся и испуганно взглянул на Машу. Она, спокойно улыбаясь, обняла меня за шею и поцеловала в губы.
Но всякому, читавшему
повести в журнале «Семья и школа», хорошо известно, что выдающимся людям приходилось в молодости упорно бороться с родителями за право отдаться своему призванию, часто им даже приходилось покидать родительский кров и голодать. И я
шел на это. Помню: решив окончательно объясниться с папой, я в гимназии, на большой перемене, с грустью ел рыжий треугольный пирог с малиновым вареньем и думал: я ем такой вкусный пирог в последний раз.
За мной
идут немногие,
Но всё великие мужи,
Которые безропотно
Несут тяжелые труды.
Но я
веду их всех к бессмертию,
Введу в собрание богов,
И будет
славе их бессмертная
Блистать в теченье всех веков».
Тогда-то, свыше вдохновенный,
Воскликнул юноша: «Тебя
Я избираю, Добродетель,
Во всех делах
вести меня.
Пускай другие предаются
Тому презренному покою,
А я тебе тобой клянуся
Всегда
идти лишь за тобою...
Последний, четвертый, год студенческой моей жизни в Петербурге помнится мною как-то смутно. Совсем стало тихо и мертво. Почти все живое и свежее было выброшено из университета. Кажется мне, я больше стал заниматься наукою. Стихи писать совсем перестал, но много писал
повестей и рассказов,
посылал их в журналы, но неизменно получал отказы. Приходил в отчаяние, говорил себе: «Больше писать не буду!» Однако проходил месяц-другой, отчаяние улегалось, и я опять начинал писать.
Я раз видел:
шел корпорант,
вел под руку молодую даму.
Окончил я
повесть летом 1894 года, после сдачи экзаменов, в деревне, и
послал ее в московский журнал «Русская мысль», в то время выходивший под редакцией В. М. Лаврова.
Был счастливый хмель крупного литературного успеха. Многие журналы и газеты отметили
повесть заметками и целыми статьями. «Русские ведомости» писали о ней в специальном фельетоне, А. М. Скабичевский в «Новостях» поместил подробную статью. Но самый лестный, самый восторженный из всех отзывов появился — в «Русской мысли». Я отыскал редакционный бланк «Русской мысли» с извещением об отказе напечатать мою
повесть и
послал его редактору журнала В. М. Лаврову, приписав под текстом отказа приблизительно следующее...
Бальзаминова. Брось, Миша, брось, не думай! Право, я боюсь, что ты с ума сойдешь. Да что же это мы в потемках-то сидим! Ишь как смерклось.
Пойду велю огня зажечь.
— Да, не измените! — произнесла она недоверчиво и
пошла велеть приготовить свободный нумер; а Павел отправил Ивана в гостиницу «Париж», чтобы тот с горничной Фатеевой привез ее вещи. Те очень скоро исполнили это. Иван, увидав, что горничная m-me Фатеевой была нестарая и недурная собой, не преминул сейчас же начать с нею разговаривать и любезничать.
Что ж! продолжайте. // Вас это к
славе поведет… // Теперь меня не бойтесь, и прощайте… // Но боже сохрани нам встретиться вперед… // Вы взяли у меня всё, всё на свете. // Я стану вас преследовать всегда, // Везде… на улице, в уединеньи, в свете; // И если мы столкнемся… то беда! // Я б вас убил… но смерть была б награда, // Которую сберечь я должен для другой. // Вы видите, я добр… взамен терзаний ада, // Вам оставляю рай земной.
Как уж наши молодцы, // Хоть голы, да удалы! // Они сукна ткут // Во двенадцать рук. // Они сукна переткали — // Всем кафтаны першивали. // Нам не дороги кафтаны, // Были б денежки в кармане. // Целковые по мошнам // Не дают спать по ночам; // Медны денежки гремят — // Во кабак
идти велят. // Целовальничек Андрей, // Отпирай кабак скорей: // У нас новый кафтан есть, // Мы заложим его здесь, // Не домой же его несть.
Никита (входит, оглядываясь. Видя, что Анисья одна, быстро подходит к ней. Шепотом). Что, братец ты мой, беда. Приехал родитель, снимать хочет, — домой
идти велит. Окончательно, говорит, женим тебя, и живи дома.
Неточные совпадения
Пошли порядки старые! // Последышу-то нашему, // Как на беду, приказаны // Прогулки. Что ни день, // Через деревню катится // Рессорная колясочка: // Вставай! картуз долой! // Бог
весть с чего накинется, // Бранит, корит; с угрозою // Подступит — ты молчи! // Увидит в поле пахаря // И за его же полосу // Облает: и лентяи-то, // И лежебоки мы! // А полоса сработана, // Как никогда на барина // Не работал мужик, // Да невдомек Последышу, // Что уж давно не барская, // А наша полоса!
Милон. А я завтра же, проводя вас,
поведу мою команду. Теперь
пойду сделать к тому распоряжение.
Простаков. От которого она и на тот свет
пошла. Дядюшка ее, господин Стародум, поехал в Сибирь; а как несколько уже лет не было о нем ни слуху, ни
вести, то мы и считаем его покойником. Мы, видя, что она осталась одна, взяли ее в нашу деревеньку и надзираем над ее имением, как над своим.
Правдин. Не бойтесь. Их, конечно,
ведет офицер, который не допустит ни до какой наглости.
Пойдем к нему со мной. Я уверен, что вы робеете напрасно.
Но, несмотря на всё это, Левин думал, что дело
шло и что, строго
ведя счеты и настаивая на своем, он докажет им в будущем выгоды такого устройства и что тогда дело
пойдет само собой.