Неточные совпадения
И я услышал этот ответ и склонился пред ним, но неповинные страдания и чей-то сарказм густым, непроницаемым облаком легли между Распятием и его
телом, и — я твердо знаю это — здесь, в этом облаке, тайна и моей собственной
жизни.
— Евхаристия (причащение) — христианское таинство, заключающееся в том, что верующие едят хлеб и пьют вино, которые превратились («пресуществились») в истинное
тело и кровь Иисуса Христа; тем самым верующие соединяются с Христом и становятся сопричастными «
жизни вечной».
«После этой
жизни нет возрождения: ибо четыре элемента с внешним началом удалены, а в них стояла с своим деланием и творением родительница; после этого времени она не имеет ожидать ничего иного, кроме как того, что, когда по окончании этого мира начало это пойдет в эфир, сущность, как было от века, станет снова свободной, она снова получит
тело из собственной матери ее качества, ибо тогда пред ней явятся в ее матери все ее дела.
А что рождено из смерти, как из четырех элементов, как-то скот и вся
жизнь из четырех элементов, то не получит более
тела; так же и дух их рожден из четырех элементов, он разрушается вместе с элементами, и остается лишь фигура элементальных сущностей, как четырех вырождений.
При воплощении душа «теряет крылья и попадает в оковы
тела», «погребается и остается в темнице», «души по необходимости становятся амфибиями, невольно ведя
жизнь в тамошней и здешней области» (Enn. IV, lib. VIII, cap. IV).
«Для того, кому
жизнь есть благо, она является таковым не потому, что есть соединение души с
телом, а потому, что зло отвращается добром, но смерть есть большее благо.
Следует ведь сказать, что
жизнь в
теле сама по себе есть зло, но через добродетель доставляется благо душой, не утверждающейся в сложности своей, но уже разделяющей эту связь» (Enn. I, lib. VII, cap. III).
Об этом свидетельствует нам духовный опыт святых, стяжавших благодать св. Духа и ософиенных в земном
теле своем: они испытывали духовное услаждение всеми своими чувствами (ср., напр., рассказ Мотовилова [О цели христианской
жизни.
И то, что мы в мире дальнем познаем как стремление каждого земного существа к своей идее, как эрос творчества, муку и тревогу всей
жизни, то в мире умопостигаемом, «в небе», есть предвечно завершенный блаженный акт, эротическое взаимопроникновение формы и материи, идеи и
тела, духовная, святая телесность.
Здесь имеется полное и совершенное взаимопроникновение
тела и духа в едином жизнетворя щем акте «вечнующей
жизни».
Но она проникает всю
жизнь не только
тела, но и духа.
Человеческая смерть есть расторжение
тела, возвращаемого земле, и духа, временно ведущего
жизнь без
тела и проходящего в ней неведомую стезю опыта.
Человек состоит из членов; каждый из его членов имеет свой ранг; один необходим для
жизни, другой просто полезен, а все члены в соединении образуют одно
тело.
«Если и в настоящее время у некоторых людей, проводящих эту тяжелую
жизнь тленной плоти,
тело во многих движениях и расположениях сверх обыкновенной естественной меры оказывает удивительную покорность, то какое основание мы имеем не верить, что до греха, неповиновения и наказания человек;·, повреждением человеческие члены могли служить человеческой воле для размножения потомства без всякой похоти?» Тогда «муж мог сеять потомство, а жена воспринимать своими детородными членами, приводимыми в движение, когда нужно и насколько нужно, посредством воли, без всякого возбуждения похоти» [De civ. Dei, XIV, 23, 17, 24.]
Хотя собственная
жизнь ангелов для нас совершенно недоведома, мы знаем, однако, что и ангелы сотворены Богом и, хотя бесплотны в том смысле, что не имеют
тела человеческого, но имеют ипостась: они суть не безликие, а ипостасные силы Божий, созданные Логосом [Шеллинг в своем учении об ангелах (Philosophie der Offenbarung, II, 284 ел.), в соответствии общим своим взглядам, отрицает сотворенность ангелов (nicht erschaffen) и видит в них только «потенции» или идеи: «leder Engel ist die Potenz — Idee eines Bestimmten Geschöpfes des Individuums» (286).
Ангелы же не имеют сопряженного
тела (συνεξευγμένον σώμα ουκ εχουσι), почему не имеют его и в подчинении уму» (с. 1165). «Духовная природа ангелов не имеет такой же энергии
жизни, ибо она не получила образованного Богом из земли
тела с тем, чтобы принять для этого и жизнетворящую силу» (col. 1140).
Допустим, что благодаря «регуляции природы», т. е. трудовым, хозяйственным путем, сынам удалось бы собрать из планетного пространства все атомы от разложившихся
тел умерших отцов и затеплить
жизнь в воссозданных
телах.
Поэтому мысль о воскрешении возможна только при вере в бессмертие, и идея Федорова должна быть понята так, что посредством воссоздания
тел отцов трудом сыновним будут вызваны к новой
жизни и их усопшие души.
При этом заранее исключается возможность того, что душа, прошедшая чрез врата смерти, вообще не может возвратиться в отжившее и разрушенное смертью
тело и его собою оживить, ибо и она потеряла способность оживлять
тело, а не одно только
тело утратило силу
жизни; что поэтому воскрешение отцов сынами вообще невозможно, раз душа сама должна воскресить свое
тело или получить от Бога для того силу, и никто другой не может ее в том заменить.
Смертность
жизни и есть следствие недолжного вторжения магизма, нарушившего гармонию
жизни в духоносном
теле, отсюда и возникла та косность материи, которая постоянно преодолевается, но никогда не может быть окончательно преодолена хозяйственным трудом.
Характерно, что в построениях Федорова как будто вовсе не учитывается опыт загробной
жизни и его значение, все те изменения, которые претерпевает душа в отрыве от
тела, ее рост в этом таинственном и неведомом состоянии.
11:11.] — эти слова Господа суть не одна аллегория, они указывают и на особый характер Лазаревой смерти, более подобной сну, временной остановке
жизни, нежели окончательному разлучению
тела и души*.
Внимательное изготовление и торжественное погребение мумии, которая и в могиле оживляема двойником умершего — ка, со всем сложным литургическим ритуалом и целым арсеналом магических заклинаний (по Книге Мертвых), — все это получает свой смысл как приготовление
тела к воскрешению и загробной
жизни.
По мифу Озириса, он был растерзан на куски, но
тело его было собрано Изидою, а восстановлено и оживлено Гором, явившимся, таким образом, воскресителем своего отца; также и всякий сын в обряде «отверстия уст», совершаемом над мумией, возвращает
жизнь покойнику — Озирису.
Поэтому искание организованной общественности есть всегдашняя забота и труд для всего человечества, причем оно делается тем напряженнее, чем сложнее становится само разрастающееся общественное
тело человечества, чем ощутительнее социализируется
жизнь.
Социологизм в теории и в
жизни, сам того не сознавая, будит жажду религиозной общественности, ставит проблему об органическом иерархизме, о софийном просветлении социального
тела.
Общественность растет своей стихийной, органической
жизнью, подобно росту
тела, и этим ростом выдвигаются очередные нужды и запросы.
Неточные совпадения
При взгляде на тендер и на рельсы, под влиянием разговора с знакомым, с которым он не встречался после своего несчастия, ему вдруг вспомнилась она, то есть то, что оставалось еще от нее, когда он, как сумасшедший, вбежал в казарму железнодорожной станции: на столе казармы бесстыдно растянутое посреди чужих окровавленное
тело, еще полное недавней
жизни; закинутая назад уцелевшая голова с своими тяжелыми косами и вьющимися волосами на висках, и на прелестном лице, с полуоткрытым румяным ртом, застывшее странное, жалкое в губках и ужасное в остановившихся незакрытых глазах, выражение, как бы словами выговаривавшее то страшное слово — о том, что он раскается, — которое она во время ссоры сказала ему.
Он же чувствовал то, что должен чувствовать убийца, когда видит
тело, лишенное им
жизни.
Волны моря бессознательной
жизни стали уже сходиться над его головой, как вдруг, — точно сильнейший заряд электричества был разряжен в него, — он вздрогнул так, что всем
телом подпрыгнул на пружинах дивана и, упершись руками, с испугом вскочил на колени.
Это
тело, лишенное им
жизни, была их любовь, первый период их любви.
Он сам удивлялся тому, что находил в себе силу для такой бурной
жизни, и понимал, что силу эту дает ему Лидия, ее всегда странно горячее и неутомимое
тело.