Неточные совпадения
Было полное белое утро
с золотой полосой, перерезавшей кремовое крыльцо института, когда профессор покинул микроскоп и подошел на онемевших ногах к окну.
Он дрожащими пальцами нажал кнопку, и черные глухие шторы закрыли утро, и в кабинете ожила мудрая ученая ночь. Желтый и вдохновенный Персиков растопырил ноги и заговорил, уставившись в паркет слезящимися
глазами...
Полусвет был в коридорах института. Профессор добрался до комнаты Панкрата и долго и безуспешно стучал в нее. Наконец за дверью послышалось урчанье как бы цепного пса, харканье и мычанье, и Панкрат в полосатых подштанниках,
с завязками на щиколотках предстал в светлом пятне.
Глаза его дико уставились на ученого,
он еще легонько подвывал со сна.
Дело было вот в чем. Когда профессор приблизил свой гениальный
глаз к окуляру,
он впервые в жизни обратил внимание на то, что в разноцветном завитке особенно ярко и жирно выделялся один луч. Луч этот был ярко-красного цвета и из завитка выпадал, как маленькое острие, ну, скажем,
с иголку, что ли.
Ломая и опрокидывая все законы, известные Персикову, как свои пять пальцев,
они почковались на
его глазах с молниеносной быстротой.
Из-за спины Панкрата тотчас вынырнул молодой человек
с гладковыбритым маслянистым лицом. Поражали вечно поднятые, словно у китайца, брови и под
ними ни секунды не глядящие в
глаза собеседнику агатовые глазки. Одет был молодой человек совершенно безукоризненно и модно. В узкий и длинный до колен пиджак, широчайшие штаны колоколом и неестественной ширины лакированные ботинки
с носами, похожими на копыта. В руках молодой человек держал трость, шляпу
с острым верхом и блокнот.
Ошеломленный Персиков развернул газету и прижался к фонарному столбу. На второй странице в левом углу в смазанной рамке глянул на
него лысый,
с безумными и незрячими
глазами и
с повисшею нижнею челюстью человек, плод художественного творчества Альфреда Бронского. «В. И. Персиков, открывший загадочный красный луч», — гласила подпись под рисунком. Ниже, под заголовком «Мировая загадка», начиналась статья словами...
— Никаких у меня детишек нету, сукины дети, — заорал Персиков и вдруг попал в фокус черного аппарата, застрелившего
его в профиль,
с открытым ртом и яростными
глазами.
И вот семнадцатая по счету
с утра брамапутра, любимая хохлатка, ходила по двору, и ее рвало. «Эр…pp… урл…урл го-го-го», — выделывала хохлатка и закатывала грустные
глаза на солнце так, как будто видела
его в последний раз. Перед носом курицы на корточках плясал член артели Матрешка
с чашкой воды.
— Чем могу служить? — спросил Персиков таким тоном, что шефа несколько передернуло. Персиков пересадил очки
с переносицы на лоб, затем обратно и разглядел визитера. Тот весь светился лаком и драгоценными камнями, и в правом
глазу у
него сидел монокль. «Какая гнусная рожа», — почему-то подумал Персиков.
— Владимир Ипатьич! — прокричал голос в открытое окно кабинета
с улицы Герцена. Голосу повезло: Персиков слишком переутомился за последние дни. В этот момент
он как раз отдыхал, вяло и расслабленно смотрел
глазами в красных кольцах и курил в кресле.
Он больше не мог. И поэтому даже
с некоторым любопытством
он выглянул в окно и увидал на тротуаре Альфреда Бронского. Профессор сразу узнал титулованного обладателя карточки по остроконечной шляпе и блокноту. Бронский нежно и почтительно поклонился окну.
— Что такое? — спросил Персиков и даже поднялся
с места. Теперь искры запрыгали в
глазах у Бронского.
Он подчеркнул острым лакированным пальцем невероятнейшей величины заголовок через всю страницу газеты «Куриный мор в республике».
И наступила ночь. Панкрат выбежал из кабинета почему-то на цыпочках, прибежал в свою каморку, разрыл тряпье в углу, вытащил из-под
него початую бутылку русской горькой и разом выхлюпнул около чайного стакана. Закусил хлебом
с солью, и
глаза его несколько повеселели.
В ночной редакции газеты «Известия» ярко горели шары и толстый выпускающий редактор на свинцовом столе верстал вторую полосу
с телеграммами «По Союзу Республик». Одна гранка попалась
ему на
глаза,
он всмотрелся в нее через пенсне и захохотал, созвал вокруг себя корректоров из корректорской и метранпажа и всем показал эту гранку. На узенькой полоске сырой бумаги было напечатано...
Он, совершенно бешеный,
с красными
глазами, метался, не зная, что делать, и посылал всех к чертовой матери.
Иванов совершенно ошалел.
Он в ужасе уставился на вскрытые ящики, потом на лист, затем
глаза его почти выпрыгнули
с лица.
Заметалась, завизжала Марья Степановна, бросилась к профессору, хватая
его за руки и крича: «Убегайте, Владимир Ипатьич, убегайте!» Тот поднялся
с винтящегося стула, выпрямился и, сложив палец крючочком, ответил, причем
его глаза на миг приобрели прежний остренький блеск, напомнивший прежнего вдохновенного Персикова.
Неточные совпадения
По левую сторону городничего: Земляника, наклонивший голову несколько набок, как будто к чему-то прислушивающийся; за
ним судья
с растопыренными руками, присевший почти до земли и сделавший движенье губами, как бы хотел посвистать или произнесть: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» За
ним Коробкин, обратившийся к зрителям
с прищуренным
глазом и едким намеком на городничего; за
ним, у самого края сцены, Бобчинский и Добчинский
с устремившимися движеньями рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг на друга
глазами.
Помещик так растрогался, // Что правый
глаз заплаканный //
Ему платочком вытерла // Сноха
с косой распущенной // И чмокнула старинушку // В здоровый этот
глаз. // «Вот! — молвил
он торжественно // Сынам своим наследникам // И молодым снохам. — // Желал бы я, чтоб видели // Шуты, врали столичные, // Что обзывают дикими // Крепостниками нас, // Чтоб видели, чтоб слышали…»
Спустили
с возу дедушку. // Солдат был хрупок на ноги, // Высок и тощ до крайности; // На
нем сюртук
с медалями // Висел, как на шесте. // Нельзя сказать, чтоб доброе // Лицо имел, особенно // Когда сводило старого — // Черт чертом! Рот ощерится. //
Глаза — что угольки!
С козою
с барабанщицей // И не
с простой шарманкою, // А
с настоящей музыкой // Смотрели тут
они. // Комедия не мудрая, // Однако и не глупая, // Хожалому, квартальному // Не в бровь, а прямо в
глаз! // Шалаш полным-полнехонек. // Народ орешки щелкает, // А то два-три крестьянина // Словечком перекинутся — // Гляди, явилась водочка: // Посмотрят да попьют! // Хохочут, утешаются // И часто в речь Петрушкину // Вставляют слово меткое, // Какого не придумаешь, // Хоть проглоти перо!
Простаков. Да
он сам
с Правдиным из
глаз у меня сгиб да пропал. Я чем виноват?