Неточные совпадения
В ней сознательно проводится метод исхождения,
а не прихождения, исхождения из
того, что открылось, увиделось как свет,
а не прихождения к
тому, что еще
не открылось,
не увиделось и погружено в
тьму.
Мало кто уже дерзает писать так, как писали прежде, писать что-то, писать свое, свое
не в смысле особенной оригинальности,
а в смысле непосредственного обнаружения жизни, как
то было в творениях бл. Августина, в писаниях мистиков, в книгах прежних философов.
Великое значение Ницше для нашей эпохи в
том и заключается, что он с неслыханной дерзостью решился сказать что-то; он нарушил этикет критической эпохи, пренебрег приличиями научного века, был самой жизнью, криком ее глубин,
а не — о жизни.
Когда люди
не имеют абсолютной, непоколебимой уверенности,
то легче и лучше говорить и писать о чем-то,
а не что-то, — меньше ответственности.
Весь опыт новой философии громко свидетельствует о
том, что проблемы реальности, свободы и личности могут быть истинно поставлены и истинно решены лишь для посвященных в тайны христианства, лишь в акте веры, в котором дается
не призрачная,
а подлинная реальность и конкретный гнозис.
Гностицизм смешивает оккультное знание с религией, подменяет им религию, в
то время как оккультное знание должно рассматриваться как форма знания, как расширенная наука,
а не как религия.
Философия, восстановившая свое жизненное, религиозное питание, и будет философия свободная;
то будет освобождением,
а не порабощением философии.
Для обличения мира невидимых вещей нужна активность всей человеческой природы, общее ее напряжение,
а не активность одного лишь интеллекта, как
то мы находим в знании мира видимого.
Но возврат к реализму
не может быть просто новой гносеологией; корень беды
не в рационалистических гносеологиях, в которых всегда есть много верного,
а в
том корень, что бытие наше стало плохим.
Чудо есть победа благодатных, сверхприродных сил над
теми природными силами, которые обязательно действуют планомерно,
а не отмена закономерности в порядке природы.
Чудо отменяет
не закон,
а ту природную сферу, которая есть область действия этого закона.
В ограниченном мире
А не может быть в одно и
то же время и
А и
не А, третье в этом мире исключается.
Мы же полагаем, что в безмерной области первичного, нерационализированного сознания есть царство света,
а не только
тьмы, космоса,
а не только хаоса.
Гносеологи пытаются преодолеть этот непреодолимый факт
тем соображением, что познание совершается в «сознании вообще», в трансцендентальном сознании,
а не в индивидуальном психологическом сознании, что сверхиндивидуальный субъект производит суждения и оценки.
Знание есть путь от хаоса к космосу, от
тьмы к свету, и
не потому, что познающий субъект своим трансцендентальным сознанием оформливает бытие и распространяет на него рациональный свет,
а потому, что само бытие просветляется и оформляется в акте самопознания.
Нельзя доказать, что бытие есть бытие,
а не форма экзистенциального суждения, можно лишь пережить
тот жизненный переворот, после которого покажется безумием превращение бытия в суждение.
Те, которые писали мистические книги, совершали мистические действия,
те не мистики,
а вот мистики
те, которые никогда ни в чем
не выражали своей мистики, ни в словах, ни в действиях, у которых мистика оставалась в сфере чистого «переживания».
А вот
те, которых мы знаем как явных рационалистов и позитивистов,
те, у кого жизнь
не была реализацией и объективацией мистики,
те, вероятно, настоящие мистики.
Можно думать, что только метафизики — рационалисты,
а вот критицисты и позитивисты —
те не рационалисты.
Дух дан в непосредственном, нерационализированном опыте,
а не в
том рационализированном опыте, с которым имеет дело психология.
И
не должна ли быть всякая гносеология онтологической, сознательно онтологической, т. е. исходить от бытия и
того, что в нем первоначально дано,
а не из субъекта и
того, что в нем дано вторично?
Если мир не-я переживается в опыте
не только через его действия на субъект,
а и сам по себе, в своей собственной внутренней сущности,
то это значит, что опыт заключает в себе также и нечувственные элементы и что связи между вещами даны в опыте.
Если действительность непосредственно воспринимается нами и непосредственно присутствует в знании,
то общее в знании
не может быть истолковано номиналистически,
не может быть производным,
не есть абстракция от частных реальностей,
а есть сама общая реальность.
«Реализм есть даже и
не объяснение,
а прямое выражение
тех фактов, которые непосредственно переживаются в акте высказывания общего суждения».
Он
не согласен с
тем, что общее — рационально,
а индивидуальное — иррационально.
«Если истина есть
не копия действительности,
не символическое воспроизведение ее и
не явление ее, сообразное с законами познавательной деятельности,
а сама действительность в дифференцированной форме,
то критерием истины может быть только наличность самой познаваемой действительности, наличность познаваемого бытия в акте знания.
Эта наличность несомненна в
том случае, когда содержание познания «дано» мне,
а не произведено деятельностью, которая чувствуется мною как «мое» субъективное усилие, когда содержание знания присутствует и развивается в акте знания само собою,
а я только следую за ним, сосредоточивая на нем внимание и дифференцируя его путем сравнения».
Вопрос о различии между явлениями и
тем, что за ними, тоже относится к онтологии,
а не к гносеологии.
Вот место в книге Лосского, которое изобличает онтологическую ее подкладку: «Наряду с этим миром конечных вещей мы если
не знаем,
то все же чуем присутствие иного мира, мира абсолютного, где существенная сторона утверждения сохраняется,
а отрицания нет: там нет исключительности, внеположности, ограниченности конечного мира.
Содержа в себе всю полноту бытия, абсолютное
не подчиняется законам противоречия и исключенного третьего
не в
том смысле, чтобы оно отменяло их,
а в
том смысле, что они
не имеют никакого отношения к абсолютному, подобно
тому как теоремы геометрии
не отменяются этикой, но
не имеют никакого применения к ней».
Но сам же Лосский помогает нам перенести вопрос о дефектах познания на почву онтологическую, увидеть корень зла в самом бытии, в самой живой действительности,
а не в
том, что субъект конструирует объект и
тем умерщвляет в нем жизнь.
Наука говорит правду о «природе», верно открывает «закономерность» в ней, но она ничего
не знает и
не может знать о происхождении самого порядка природы, о сущности бытия и
той трагедии, которая происходит в глубинах бытия, это уже в ведении
не патологии,
а физиологии — учения о здоровой сущности мира, в ведении метафизики, мистики и религии.
Мы стоим перед объективизмом, который свяжет нас с подлинным бытием, бытием абсолютным,
а не природной и социальной средой; мы идем к
тому реализму, который находит центр индивидуума, связующую нить жизни и утверждает личность как некое вечное бытие,
а не мгновенные и распавшиеся переживания и настроения.
В сущности,
не Бог оправдывается в теодицее,
а мир оправдывается Богом, с миром примиряется наше сознание.] невозможна,
то бытие
не имеет никакого смысла и никакого
не может иметь оправдания.
Болезнь эта прежде всего выразилась в
том, что все стало временным, т. е. исчезающим и возникающим, умирающим и рождающимся; все стало пространственным и отчужденным в своих частях, тесным и далеким, требующим
того же времени для охватывания полноты бытия; стало материальным, т. е. тяжелым, подчиненным необходимости; все стало ограниченным и относительным; третье стало исключаться, ничто уже
не может быть разом
А и не-А, бытие стало бессмысленно логичным.
В космос входит и в Божестве пребывает лишь
то, что подлинно есть, лишь настоящее бытие,
а не фальсификация,
не фикция,
не кажущееся и иллюзорное бытие, лишь реальная личность,
а не призрак самоутверждающегося «я».
Логическая же и грамматическая противоположность между абсолютным и относительным никакого реального соотношения за собою
не скрывает.]
не есть иное бытие и
не есть часть
того же бытия,
а есть небытие, в духе небытия зачалось и пребывает.
Безрелигиозное сознание мысленно исправляет дело Божье и хвастает, что могло бы лучше сделать, что Богу следовало бы насильственно создать космос, сотворить людей неспособными к злу, сразу привести бытие в
то совершенное состояние, при котором
не было бы страдания и смерти,
а людей привлекало бы лишь добро.
Задача индивидуума и вселенной в
том, чтобы излечиться от болезни, очистить свое тело, подготовить плоть к вечности,
а не в
том, чтобы ждать естественного перехода в другие формы существования и надеяться на отделение души от тела путем смерти.
Если Сын Божий есть Логос бытия, Смысл бытия, идея совершенного космоса,
то Дух есть абсолютная реализация этого Логоса, этого Смысла, воплощение этой идеи
не в личности,
а в соборном единстве мира, есть обоженная до конца душа мира.
Учение о богочеловечестве Христа, христологические догматы — факты, мистические факты вселенской истории,
а не теории,
не умственные доктрины,
не отвлеченные построения, как
то хотят представить рационалисты.
Не познание наше о мире и
не интеллектуальные наши теории меняются в зависимости от
того, что мы мним о Христе,
а сам мир и само наше существование меняются от этого.
Смысл творения в
том, чтобы человек и за ним весь мир полюбили Бога — Любовь,
а не устрашились Бога — Силы.
Истина о Христе
не доказывается силой человека,
а скорее, его слабостью, так как истина эта в
том и заключается, что человек бессилен сам спастись и спасается через Христа.
Средние века
не есть эпоха варварства и
тьмы; этот старый взгляд давно уже оставлен культурными историками, наоборот, это эпоха великого напряжения духа, великого томления по абсолютному, неустанной работы мысли, это эпоха культурная и творческая, но
не дневного творчества,
а ночной культуры.
Папоцезаризм и цезарепапизм были двумя формами «христианского государства», двумя ложными попытками власти этого мира выдать себя за христианскую, в
то время как никогда
не было сказано и предсказано, что религия Христа будет властвовать над миром, будет преследовать и насиловать (
а не сама преследоваться и насиловаться).
Но
тот же верующий в прогресс мыслит процесс бесконечным,
не имеющим никакого конца во времени,
а всякое грядущее совершенство считает подлежащим смене состоянием еще более совершенным, еще более далеким.
Развитие
не есть отрицание прошлого,
а есть утверждение
того, что в нем заложено, раскрытие вечных элементов бытия, разворачивание изначальных качеств, пребывавших в потенциальном состоянии.
Смысл мировой истории
не в благополучном устроении,
не в укреплении этого мира на веки веков,
не в достижении
того совершенства, которое сделало бы этот мир
не имеющим конца во времени,
а в приведении этого мира к концу, в обострении мировой трагедии, в освобождении
тех человеческих сил, которые призваны совершить окончательный выбор между двумя царствами, между добром и злом (в религиозном смысле слова).
Христос учил искать Царства Божьего и
не искать
того, что в мире, но потому, что Царство Божие и есть подлинный мир, полнота бытия,
а то, что в мире, есть призрак и бедность.