Жизнь историческая, национальная, задачи истории,
борьба народов и царств, великие исторические люди — все это казалось Л. Толстому несущественным, нереальным, обманчивой и внешней оболочкой жизни.
Неточные совпадения
Расы и
народы братаются в кровавой
борьбе.
Внешне — исторически русские победили в этой вековой
борьбе, они не только отразили опасность полонизации русского
народа, но и агрессивно наступали на
народ польский и делали попытки его русификации.
Историческая
борьба России с Польшей имела положительный смысл, и духовное своеобразие русского
народа было в ней утверждено навеки.
Воспоминание об этой
борьбе оставило в душах обоих
народов след столь глубокий, что и сейчас трудно от него освободиться.
Историческая
борьба есть
борьба за бытие, а не за прямолинейную справедливость, и осуществляется она совокупностью духовных сил
народов.
Но нельзя сказать, что в этой
борьбе один
народ целиком представляет добро, а другой
народ целиком представляет зло.
Борьба за историческое бытие каждого
народа имеет внутреннее оправдание.
Историческая жизнь
народов полна
борьбы и движения.
В такой
борьбе должна быть приведена в движение вся совокупность духовных сил
народов.
Оправдание России в мировой
борьбе, как и всякой страны, всякого
народа, может быть лишь в том, что внесет в мир большие ценности, более высокого качества духовную энергию, чем Германия, притязания которой на мировое владычество она отражает, что своим неповторимым индивидуальным духом она подымает человечество на более высокую ступень бытия.
Он признал религию опиумом для
народа, потому что видел в ней одно из главных препятствий для
борьбы за лучший социальный строй.
Война делается не борьбой армий и даже не
борьбой народов, а борьбой химических лабораторий, и она будет сопровождаться чудовищным истреблением народов, городов, цивилизаций, т. е. будет грозить гибелью человечеству.
Неточные совпадения
— Хочется думать, что молодежь понимает свою задачу, — сказал патрон, подвинув Самгину пачку бумаг, и встал; халат распахнулся, показав шелковое белье на крепком теле циркового борца. — Разумеется, людям придется вести
борьбу на два фронта, — внушительно говорил он, расхаживая по кабинету, вытирая платком пальцы. — Да, на два: против лиходеев справа, которые доводят
народ снова до пугачевщины, как было на юге, и против анархии отчаявшихся.
— Ну, да! А — что же? А чем иным, как не идеализмом очеловечите вы зоологические инстинкты? Вот вы углубляетесь в экономику, отвергаете необходимость политической
борьбы, и
народ не пойдет за вами, за вульгарным вашим материализмом, потому что он чувствует ценность политической свободы и потому что он хочет иметь своих вождей, родных ему и по плоти и по духу, а вы — чужие!
Но из его рассказов Самгин выносил впечатление, что дядя Миша предлагает звать
народ на помощь интеллигенции, уставшей в
борьбе за свободу
народа.
Первые годы жизни Клима совпали с годами отчаянной
борьбы за свободу и культуру тех немногих людей, которые мужественно и беззащитно поставили себя «между молотом и наковальней», между правительством бездарного потомка талантливой немецкой принцессы и безграмотным
народом, отупевшим в рабстве крепостного права.
— Отечество.
Народ. Культура, слава, — слышал Клим. — Завоевания науки. Армия работников, создающих в
борьбе с природой все более легкие условия жизни. Торжество гуманизма.