Неточные совпадения
Бог захотел
свободы, и отсюда произошла трагедия мира.
У меня есть основное убеждение, что
Бог присутствует лишь в
свободе и действует лишь через
свободу.
Я верил всю жизнь, что божественная жизнь, жизнь в
Боге есть
свобода, вольность, свободный полет, безвластие, анархия.
Предельная тема тут не морально-психологическая, а метафизическая тема о
Боге и
свободе, о
свободе и зле, о
свободе и творческой новизне.
Я, очевидно, был «мистическим анархистом» в другом смысле, и тип мистического анархиста того времени мне был чужд, Я и сейчас мистический анархист в том смысле, что
Бог для меня есть прежде всего
свобода и Освободитель от плена мира, Царство Божье есть царство
свободы и безвластия.
Бог есть
свобода и дает
свободу.
Бог действует через
свободу и на
свободу.
Но у Бёме Ungrund, то есть, по моему толкованию, первичная
свобода, находится в
Боге, у меня же вне
Бога.
Бог действует в порядке
свободы, а не в порядке объективированной необходимости.
Бог присутствует не в имени Божьем, не в магическом действии, не в силе этого мира, а во всяческой правде, в истине, красоте, любви,
свободе, героическом акте.
И отношение к
Богу определяется не как зависимость человека, а как его
свобода.
Бог есть моя
свобода, мое достоинство духовного существа.
Свобода человека есть требование
Бога от человека, обязанность человека по отношению к
Богу.
Я признавал, что творческие дары даны человеку
Богом, но в творческие акты человека привходит элемент
свободы, не детерминированный ни миром, ни
Богом.
За пределами противоположения между
Богом и несотворенной
свободой, описывающего наш духовный опыт по сю сторону, лежит трансцендентная божественная тайна, в которой все противоречия снимаются, там неизъяснимый и невыразимый божественный свет.
Если нет
Бога, то есть если нет высшей сферы
свободы, вечной и подлинной жизни, нет избавления от необходимости мира, то нельзя дорожить миром и тленной жизнью в нем.
Бог царствует в царстве
свободы, а не в царстве необходимости, в духе, а не в детерминированной природе.
И эта трансцендентность Бога,
свобода Бога от мировой необходимости, от всякой объектности есть источник свободы человека, есть самая возможность существования личности.
Неточные совпадения
— Ну вот ей-Богу, — улыбаясь сказал Левин, — что не могу найти в своей душе этого чувства сожаления о своей
свободе!
— Все — программы, спор о программах, а надобно искать пути к последней
свободе. Надо спасать себя от разрушающих влияний бытия, погружаться в глубину космического разума, устроителя вселенной.
Бог или дьявол — этот разум, я — не решаю; но я чувствую, что он — не число, не вес и мера, нет, нет! Я знаю, что только в макрокосме человек обретет действительную ценность своего «я», а не в микрокосме, не среди вещей, явлений, условий, которые он сам создал и создает…
— Да, — забывая о человеке Достоевского, о наиболее свободном человеке, которого осмелилась изобразить литература, — сказал литератор, покачивая красивой головой. — Но следует идти дальше Достоевского — к последней
свободе, к той, которую дает только ощущение трагизма жизни… Что значит одиночество в Москве сравнительно с одиночеством во вселенной? В пустоте, где только вещество и нет
бога?
Где Вера не была приготовлена, там она слушала молча и следила зорко — верует ли сам апостол в свою доктрину, есть ли у него самого незыблемая точка опоры, опыт, или он только увлечен остроумной или блестящей гипотезой. Он манил вперед образом какого-то громадного будущего, громадной
свободы, снятием всех покрывал с Изиды — и это будущее видел чуть не завтра, звал ее вкусить хоть часть этой жизни, сбросить с себя старое и поверить если не ему, то опыту. «И будем как
боги!» — прибавлял он насмешливо.
— И слава
Богу: аминь! — заключил он. — Канарейка тоже счастлива в клетке, и даже поет; но она счастлива канареечным, а не человеческим счастьем… Нет, кузина, над вами совершено систематически утонченное умерщвление
свободы духа,
свободы ума,
свободы сердца! Вы — прекрасная пленница в светском серале и прозябаете в своем неведении.