Неточные совпадения
Отношение между личностью и
Богом не есть каузальное отношение, оно находится вне царства детерминации, оно внутри царства
свободы.
Бог и есть гарантия
свободы личности от порабощения власти природы и общества, царства кесаря, мира объектности.
Но, с другой стороны, христианство необычайно возвышает человека, признает его образом и подобием Божиим, признает в нем духовное начало, возвышающее его над природным и социальным миром, признает в нем духовную
свободу, независимо от царства кесаря, верит, что сам
Бог стал человеком и этим возвысил человека до небес.
Личность не порождается родовым космическим процессом, не рождается от отца и матери, она происходит от
Бога, является из другого мира; она свидетельствует о том, что человек есть точка пересечения двух миров, что в нем происходит борьба духа и природы,
свободы и необходимости, независимости и зависимости.
Бог также не есть бытие, а есть дух,
свобода, акт.
Бог творит лишь существа, творит личности, и творит их как задания, осуществляемые
свободой.
Бог есть
свобода, Он есть освободитель, а не господин.
Бог дает чувство
свободы, а не подчиненности.
Но
Бог как субъект, как существующий вне всякой объективации, есть любовь и
свобода, не детерминизм и не господство.
Бог не есть Абсолютное,
Бог относителен творению, миру и человеку, и с ним происходит драма
свободы любви.
Человечность и есть главное свойство
Бога, совсем не всемогущество, не всеведение и пр., а человечность,
свобода, любовь, жертвенность.
Бог всегда в
свободе, никогда не в необходимости, всегда в личности, никогда не в мировом целом
Бог действует не в мировом порядке, якобы оправдывающем страдания личности, а в борьбе личности, в борьбе
свободы против этого миропорядка.
Мы должны говорить обратное тому, что всегда говорят: божественное обнаруживается в «частях», никогда не в «целом», в индивидуальном, никогда не в общем, оно обнаруживается не в миропорядке, ничего общего с
Богом не имеющем, а в восстании страдающей личности против миропорядка, восстании
свободы против необходимости.
Бог не есть Промыслитель мира, т. е. Мироправитель, Миродержец, Pantokratos,
Бог есть
свобода и смысл, любовь и жертва, есть борьба против объективированного миропорядка.
Проблема теодицеи не разрешима объективирующей мыслью в объективированном миропорядке, она разрешима лишь в экзистенциальном плане, где
Бог открывается, как
свобода, любовь и жертва, где Он страдает с человеком и борется с человеком против неправды мира, против нестерпимых страданий мира.
Нужно обращаться к
Богу для борьбы за
свободу, за справедливость, за просветление существования.
Не понимают только того, что, если пантеизм есть ересь, то это ересь прежде всего относительно человека и человеческой
свободы, а не относительно
Бога.
Бог есть всяческая во всем,
Бог все держит в своей руке и все направляет, только
Бог есть настоящее бытие, человек же и мир есть ничто, только
Бог свободен, человек же настоящей
свободой не обладает, только
Бог творит, человек же к творчеству не способен, все от
Бога.
Для того чтобы не было монизма и пантеизма, нужно признать самостоятельность человека, не сотворенную в нем
свободу, не детерминированную
Богом, его способность к творчеству.
Бог, как всеединство, есть
Бог детерминизма, он исключает
свободу.
Бог мыслится, как природа, как всеохватывающая сила, а не как
свобода, не как личность.
Подлинный аристократизм есть не что иное, как достижение духовной
свободы, независимости от окружающего мира, от человеческого количества, в какой бы форме оно ни явилось, как слушание внутреннего голоса, голоса
Бога и голоса совести.
Бог же действует лишь в
свободе, лишь в субъективности, Он не действует в объективном и детерминированном мире.
Максимальная
свобода должна быть в духовной жизни, в совести, в творчестве, в отношении человека к
Богу.
Бог может действовать только на
свободу, в
свободе и через
свободу.
Победа над смертью не может быть эволюцией, не может быть результатом необходимости; победа над смертью есть творчество, совместное творчество человека и
Бога, есть результат
свободы.
Но и
свобода предполагает существование истины, смысла,
Бога.
Вся тайна тут в том, что
Бог не действует в детерминированном ряду объективированной природы, Он действует лишь в
свободе, лишь через
свободу человека.
Неточные совпадения
— Ну вот ей-Богу, — улыбаясь сказал Левин, — что не могу найти в своей душе этого чувства сожаления о своей
свободе!
— Все — программы, спор о программах, а надобно искать пути к последней
свободе. Надо спасать себя от разрушающих влияний бытия, погружаться в глубину космического разума, устроителя вселенной.
Бог или дьявол — этот разум, я — не решаю; но я чувствую, что он — не число, не вес и мера, нет, нет! Я знаю, что только в макрокосме человек обретет действительную ценность своего «я», а не в микрокосме, не среди вещей, явлений, условий, которые он сам создал и создает…
— Да, — забывая о человеке Достоевского, о наиболее свободном человеке, которого осмелилась изобразить литература, — сказал литератор, покачивая красивой головой. — Но следует идти дальше Достоевского — к последней
свободе, к той, которую дает только ощущение трагизма жизни… Что значит одиночество в Москве сравнительно с одиночеством во вселенной? В пустоте, где только вещество и нет
бога?
Где Вера не была приготовлена, там она слушала молча и следила зорко — верует ли сам апостол в свою доктрину, есть ли у него самого незыблемая точка опоры, опыт, или он только увлечен остроумной или блестящей гипотезой. Он манил вперед образом какого-то громадного будущего, громадной
свободы, снятием всех покрывал с Изиды — и это будущее видел чуть не завтра, звал ее вкусить хоть часть этой жизни, сбросить с себя старое и поверить если не ему, то опыту. «И будем как
боги!» — прибавлял он насмешливо.
— И слава
Богу: аминь! — заключил он. — Канарейка тоже счастлива в клетке, и даже поет; но она счастлива канареечным, а не человеческим счастьем… Нет, кузина, над вами совершено систематически утонченное умерщвление
свободы духа,
свободы ума,
свободы сердца! Вы — прекрасная пленница в светском серале и прозябаете в своем неведении.