Мы сталкиваемся с основной антиномией, которую переживает душа, когда ее мучит вопрос об аде: свобода человека,
свобода твари не допускает принудительного, детерминированного спасения и свобода же восстает против идеи ада как рока.
Если Бог предвидит или, вернее, предвечно знает, куда обратится
свобода твари, которой Он сам ее наделил, то Он этим одних предопределяет ко спасению, а других к гибели.
Проблема победы над темными силами ада совсем не есть проблема Божьего милосердия и всепрощения, ибо Божье милосердие и всепрощение безграничны, а есть проблема о том, как Бог может победить темную
свободу твари, от Бога отвратившуюся и Бога возненавидевшую.
Неточные совпадения
Происхождение зла объясняется обыкновенно
свободой, которой Бог наделил
тварь и которой она злоупотребила.
Свободу, через которую
тварь склоняется ко злу,
тварь не от себя имеет, она получила ее от Бога, т. е. в конце концов она детерминирована Богом.
Божественная жертва, божественное самораспятие должно победить злую
свободу ничто, победить, не насилуя ее, не лишая
тварь свободы, а лишь просветляя ее.
Отпадение от Бога предполагает очень большую высоту человека, высоту
твари, очень большую ее
свободу, большую ее силу.
И выходит, что
тварь возвышают лишь тогда, когда речь идет о
свободе грехопадения и об ответственности за него.
То, что она пала, как раз и обнаруживает силу ее
свободы, ее самостоятельность, силу ее греховной воли быть больше, чем
тварь.
То, что называют «тварным ничто», и есть как раз то, что в
твари не сотворено, ее
свобода.
Но и сотворенная природа, и несотворенная
свобода одинаково
тварь не унижают.
Этика не может восстать на него во имя «добра», как восстает против отвлеченно-монотеистического Бога, унижающего
тварь, наделяющего ее
свободой, за которую потом требующего ее к ответу и жестоко карающего.
Тварь имеет достоинство и смысл в том лишь случае, если миротворение понимается как внутренний момент реализации в Абсолютном Божественной Троичности, как мистерия любви и
свободы.
Свобода же
твари делается для нас окончательно понятной лишь в явлении жертвенного Лика Бога, лишь в богочеловеке.
Приходится признать, что в антиномиях Творца и
твари свобода есть парадокс, не вмещающийся ни в какие категории.
Творец и
тварь, благодать и
свобода — неразрешимая проблема, трагическое столкновение, парадокс.
В ней утвердилась
свобода,
свобода человека и
твари.
Смерть хочет освободить
тварь через ее возвращение к изначальной
свободе, предшествующей миротворению.
Антиномия
свободы и необходимости туг существует не только со стороны человека и
твари, но и со стороны Бога.
Согласно этому учению, сам Бог создает ад, что так и есть, если Бог наделил
тварь свободой и предвидел результаты этой
свободы.
Положительный смысл зла в том, что оно есть испытание
свободы и что
свобода, высшее достоинство
твари, предполагает возможность зла.
Неточные совпадения
Свобода была сознана творением не как норма бытия, а как произвол, как нечто безразличное и беспредметное;
свобода почуялась
тварью как
свобода «от», а не
свобода «для» и попала в сети лжи, растворилась в необходимости.
Как будто Бог, произнося свой приговор, признает и неудачу самого замысла — создать мир из ничего, утвердить бессмертную жизнь на небытии, наделить
тварь свободой, которая при роковой ее неустойчивости могла ее лишь погубить.
Этим нисколько не отрицается и не умаляется реальность
свободы в ее подлинной области, ибо она всецело принадлежит временному тварному миру и неразрывно связана с необходимостью, т. е. с ограниченностью
твари, ее неабсолютностью.
Любовь, смиряющаяся до почтения
твари, попускает вместе с тварной
свободой и своеволие ничто.
Грехопадение или, напротив, послушание воле Божией следует во всяком случае считать актом
свободы, а отнюдь не природной необходимости: в природе
твари была только возможность греха, но не было никакой к нему принудительности.