Неточные совпадения
Радищев
был воспитан на французской
философии XVIII века, на Вольтере, Дидро, Руссо.
Философия истории Чаадаева
была восстанием против русской истории, против русского прошлого и русского настоящего.
Умственный аскетизм нигилизма нашел себе выражение в материализме, более утонченная
философия была объявлена грехом.
Это
было предрешено уже Белинским в последний период его развития. «Идеалисты» 40-х годов интересовались, главных образом, гуманитарными науками,
философией, искусством, литературой.
Он
был очень ученым человеком, настоящим энциклопедистом, знал и богословие, и
философию вплоть до
философии Гегеля, знал историю и естественные науки, но прежде всего
был экономистом.
Было несоответствие между серьезностью и значительностью человеческого кризиса, который происходил в «мыслящих реалистах», и жалкостью их
философии, их грубого и вульгарного материализма и утилитаризма.
Маркс
был интеллектуален, он придавал огромное значение теории,
философии, науке, он не верил в политику, основанную на эмоциях, он придавал огромное значение развитию сознания и организации.
В
философии это
был позитивизм, влияние О.
Философия Вл. Соловьева, как и вся оригинальная русская
философия,
была христианской.
Совершенно так же Фейербах, главный представитель левого гегельянства, и тогда, когда он называл себя материалистом, весь
был пропитан идеалистической
философией и даже оставался своеобразным теологом.
В марксизме
есть элементы настоящей экзистенциальной
философии, обнаруживающей иллюзию и обман объективации, преодолевающей человеческой активностью мир объективированных вещей.
Для
философии марксизма очень важен вопрос,
есть ли эта
философия прагматизм или абсолютный реализм?
Вопрос этот, как мы увидим,
будет дебатироваться в советской
философии.
Революция
была для них религией и
философией, а не только борьбой, связанной с социальной и политической стороной жизни.
Были признаны права религии,
философии, искусства, независимо от социального утилитаризма реальной жизни, т. е. права духа, которые отрицались русским нигилизмом, революционным народничеством и анархизмом и революционным марксизмом.
В русском верхнем культурном слое начала века
был настоящий ренессанс духовной культуры, появилась русская философская школа с оригинальной религиозной
философией,
был расцвет русской поэзии, после десятилетий падения эстетического вкуса пробудилось обостренное эстетическое сознание, пробудился интерес к вопросам духовного порядка, который
был у нас в начале XIX века.
Но очень характерно для раскола русской культуры, что и большевики, и меньшевики, и все деятели революционного социального движения вдохновлялись совсем не теми идеями, которые господствовали в верхнем слое русской культуры, им
была чужда русская
философия, их не интересовали вопросы духа, они оставались материалистами или позитивистами.
В
философии, в искусстве, в духовной культуре Ленин
был очень отсталый и элементарный человек, у него
были вкусы и симпатии людей 60-х и 70-х годов прошлого века.
Меньшевики также не придавали особенного значения целостному миросозерцанию, обязательному исповеданию диалектического материализма, некоторые из них
были обыкновенными позитивистами и даже, что уже совсем ужасно, неокантианцами, т. е. держались за «буржуазную»
философию.
Ленин всегда
был антиэволюционистом и в сущности
был и антидемократом, что сказалось на молодой коммунистической
философии.
Впрочем
философия истории всегда в известном смысле
есть теология истории и всегда имеет сознательно или бессознательно религиозную основу.
Философия активизма — прометеевская, титаническая
философия —
есть, конечно,
философия духа, как то
было у Фихте, а не
философия материалистическая.
Советская
философия есть государственная ортодоксальная
философия, она обличает и отлучает еретиков.
Нужно утверждать диалектику, которая, продолжая утверждать материализм, и
есть революционная, актуалистическая
философия.
Сталин, который лишен всякой философской культуры и меньше понимает в
философии, чем молодые советские философы, среди которых
есть знающие люди, произносит верховный суд над тем, какая
философия истинная.
Маркс сказал в «Введении к критике
философии права Гегеля», что «религия
есть опиум для народа» — фраза, получившая столь актуальное значение в России.
Фейербах
был самым гениальным атеистическим философом XIX века, очень острым и много давшим для антропологической
философии вообще.
Но
есть область, в которой коммунизм неизменен, беспощаден, фанатичен и ни на какие уступки не идет, — это область «миросозерцания»,
философии, а следовательно и религии.
— Да, — произнес он, — много сделал он добра, да много и зла; он погубил
было философию, так что она едва вынырнула на плечах Гегеля из того омута, и то еще не совсем; а прочие знания, бог знает, куда и пошли. Все это бросилось в детали, подробности; общее пропало совершенно из глаз, и сольется ли когда-нибудь все это во что-нибудь целое, и к чему все это поведет… Удивительно!
Неточные совпадения
Но происшествие это
было важно в том отношении, что если прежде у Грустилова еще
были кое-какие сомнения насчет предстоящего ему образа действия, то с этой минуты они совершенно исчезли. Вечером того же дня он назначил Парамошу инспектором глуповских училищ, а другому юродивому, Яшеньке, предоставил кафедру
философии, которую нарочно для него создал в уездном училище. Сам же усердно принялся за сочинение трактата:"О восхищениях благочестивой души".
Так что, несмотря на уединение или вследствие уединения, жизнь eго
была чрезвычайно наполнена, и только изредка он испытывал неудовлетворенное желание сообщения бродящих у него в голове мыслей кому-нибудь, кроме Агафьи Михайловны хотя и с нею ему случалось нередко рассуждать о физике, теории хозяйства и в особенности о
философии;
философия составляла любимый предмет Агафьи Михайловны.
— Я думаю, — сказал Константин, — что никакая деятельность не может
быть прочна, если она не имеет основы в личном интересе. Это общая истина, философская, — сказал он, с решительностью повторяя слово философская, как будто желая показать, что он тоже имеет право, как и всякий, говорить о
философии.
Сергей Иванович еще раз улыбнулся. «И у него там тоже какая-то своя
философия есть на службу своих наклонностей», подумал он.
Она знала, что в области политики,
философии богословия Алексей Александрович сомневался или отыскивал; но в вопросах искусства и поэзии, в особенности музыки, понимания которой он
был совершенно лишен, у него
были самые определенные и твердые мнения.