Неточные совпадения
Он писал стихи даже по-немецки, но не
было никакой склонности к
философии.
Но
философия моя
была, как теперь говорят, экзистенциальна, она выражала борения моего духа, она
была близка к жизни, жизни без кавычек.
Я больше всего любил
философию, но не отдался исключительно
философии; я не любил «жизни» и много сил отдал «жизни», больше других философов; я не любил социальной стороны жизни и всегда в нее вмешивался; я имел аскетические вкусы и не шел аскетическим путем;
был исключительно жалостлив и мало делал, чтобы ее реализовать.
Именно в силу этой неразрывной связи
философия моя всегда
была экзистенциальной.
Я говорил уже, что читал «Критику чистого разума» Канта и «
Философию духа» Гегеля, когда мне
было четырнадцать лет.
Философия была для меня также борьбой с конечностью во имя бесконечности.
Философия есть любовь к мудрости, любовь же
есть эмоциональное и страстное состояние.
Хотя я очень многим обязан немецкой идеалистической
философии, но я никогда не
был ей школьно привержен и никогда в таком смысле не принадлежал ни к какой школе.
Я, может
быть,
был под впечатлением отношения к профессорской
философии, с одной стороны, Шопенгауера, с другой — Л. Толстого.
Философия связана
была для меня с моей судьбой, с моим целостным существованием, в ней присутствовал познающий как существующий.
Я всегда хотел, чтобы
философия была не о чём-то, а чем-то, обнаружением первореальности самого субъекта.
Хотя я никогда не
был человеком школы, но в
философии я все-таки более всего прошел школу Канта, более самого Канта, чем неокантианцев.
Это
была не только проблема моей
философии, но и проблема моей жизни.
Позже, в последние годы, я пришел к тому, что самое бытие не первично и
есть уже продукт рационализации, обработка мысли, то
есть, в сущности, пришел к отрицанию онтологической
философии.
Это
был разрыв с онтологической традицией Парменида, Платона, Аристотеля, Фомы Аквината, многих течений новой
философии вплоть до Вл. Соловьева с его учением о всеединстве.
В какой-то точке это
было даже ближе к индусской
философии.
Экзистенциальная
философия должна
была бы
быть антионтологической, но мы этого не видим у Гейдеггера, который хочет строить онтологию.
Сравнительно недавно, уже в изгнании, я написал вновь
философию свободы под заглавием «
Философия свободного духа» (по-французски заглавие
было лучше: Esprit et liberté [«Дух и свобода» (фр.).]).
Эта
философия свободы
была лучше, но сейчас мне кажется, что я мог бы ее написать еще лучше.
Я мог заниматься
философией, думать, писать, читать при всех условиях, когда у меня
было 39° температуры, когда бомбы падали около нашего дома (осенью 17 года), когда случались несчастья.
Всегда существовали философы, которые вкладывали в свою
философию себя, то
есть познающего как существующего.
Я никогда не
был «чистым» философом, никогда не стремился к отрешенности
философии от жизни.
И Платон, и Декарт, и Спиноза, и Кант, и Гегель
были конкретные люди, и они вкладывали в свою
философию свое человеческое, экзистенциальное, хотя бы не хотели в этом сознаться.
Мистик
будет мистиком и в своей
философии.
Воинствующий атеист
будет таким и в своей
философии:
философия, в сущности, всегда
была религиозной или в положительном, или в отрицательном смысле.
Философия нового времени, начиная с Декарта,
была в известном смысле более христианской, чем средневековая схоластическая
философия.
В средневековой схоластической
философии христианство не проникло еще в мысль и не переродило ее, это
была все еще греческая античная, дохристианская
философия.
Я не раз задавал себе вопрос, верно ли
было бы меня назвать романтиком в
философии.
Ланге и критическая
философия в ее отношении к социализму»
была напечатана по-немецки в марксистском журнале «Neue Zeit», редактируемом Каутским.
Челпанов
был в
философии прежде всего педагогом.
Когда я читал свой первый публичный доклад, который
был главой моей книги «Субъективизм и индивидуализм в общественной
философии», то мне сделали настоящую овацию.
Моя первая книга «Субъективизм и индивидуализм в общественной
философии» вышла, когда я
был в ссылке.
Деятели Французской революции вдохновлялись идеями Ж.Ж. Руссо и
философии XVI-XVII века,
были на высоте передовой мысли того времени (это независимо от ее оценки по существу).
Моя религиозная
философия, которая
была вполне осознана и выражена лишь в книге «Смысл творчества», отличалась от преобладающего течения.
Это
была эпоха творческого подъема поэзии и
философии после периода упадка.
Ошибочно
было бы думать, что для меня религия и
философия отождествлялись, как для Гегеля.
Священник не предвидел, что я
буду автором многих книг по религиозной
философии.
И никто не заметил, что для меня экзистенциальная
философия была лишь выражением моей человечности, человечности, получившей метафизическое значение.
Философы академического типа предпочитали меня называть мыслителем, очевидно, обозначая этим философа более вольного, менее методического типа: моя
философия никогда не
была профессорской.
Афоризм для меня
есть микрокосм мысли, в нем в сжатом виде присутствует вся моя
философия, для которой нет ничего раздельного и частного.
Я всегда много читал, но чтение книг не
есть главный источник моей мысли, моей собственной
философии; главный источник — события жизни, духовный опыт.
Я
был очень сосредоточен на проблемах
философии истории и думал, что время очень благоприятствовало историософической мысли.
Проблематику русской религиозной
философии очень трудно
было сделать понятной западному христианскому миру.
Это неверно в отношении к
философии, но, может
быть, отчасти верно в отношении к вопросам социальным и политическим.
Он
был философ и вместе с тем драматург, но
философия его
была совершенно другого типа, чем у Маритена, он представитель экзистенциальной
философии во Франции.
Собрания
были обыкновенно посвящены обсуждению вновь появившейся интересной книги, главным образом по
философии культуры и
философии политики.
Молодежь «Esprit» имела симпатию к персоналистической
философии, которой я
был самым радикальным представителем, защищая социальную проекцию персонализма, близкого к социализму не марксистского, а прудоновского типа.
Это
было, вероятно, единственное место во Франции, где обсуждались проблемы феноменологии и экзистенциальной
философии.
Его
философия есть экспрессивность самого субъекта, погруженного в тайну существования.
Неточные совпадения
Но происшествие это
было важно в том отношении, что если прежде у Грустилова еще
были кое-какие сомнения насчет предстоящего ему образа действия, то с этой минуты они совершенно исчезли. Вечером того же дня он назначил Парамошу инспектором глуповских училищ, а другому юродивому, Яшеньке, предоставил кафедру
философии, которую нарочно для него создал в уездном училище. Сам же усердно принялся за сочинение трактата:"О восхищениях благочестивой души".
Так что, несмотря на уединение или вследствие уединения, жизнь eго
была чрезвычайно наполнена, и только изредка он испытывал неудовлетворенное желание сообщения бродящих у него в голове мыслей кому-нибудь, кроме Агафьи Михайловны хотя и с нею ему случалось нередко рассуждать о физике, теории хозяйства и в особенности о
философии;
философия составляла любимый предмет Агафьи Михайловны.
— Я думаю, — сказал Константин, — что никакая деятельность не может
быть прочна, если она не имеет основы в личном интересе. Это общая истина, философская, — сказал он, с решительностью повторяя слово философская, как будто желая показать, что он тоже имеет право, как и всякий, говорить о
философии.
Сергей Иванович еще раз улыбнулся. «И у него там тоже какая-то своя
философия есть на службу своих наклонностей», подумал он.
Она знала, что в области политики,
философии богословия Алексей Александрович сомневался или отыскивал; но в вопросах искусства и поэзии, в особенности музыки, понимания которой он
был совершенно лишен, у него
были самые определенные и твердые мнения.