Я летела вниз головой, что было не особенно приятно, и меня окружало бесчисленное множество полупрозрачных фигур.
– Конечно, – ответил дракон. – Надеюсь, что там, куда
я лечу, они тоже есть.
Твоя мама и
я лечим людей, а он даже своим папе с мамой не хочет помочь.
Я летел туда, как на крыльях, и через несколько минут был уже на месте.
Когда
я летел сюда, на конференцию, я взял в самолёте газету и нашёл в ней одну шутку, которая хорошо показывает разницу между опорой на факты и опорой на имиджи фактов.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: схимнический — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
И вот
я лечу по ночному шоссе, горячий кофе выплёскивается на ноги, играет приятная музыка, и мне так хорошо.
К примеру, сейчас
я лечу восемнадцатилетнего парня, у которого грипп, а в следующий момент моей пациенткой становится девяностолетняя женщина, страдающая болью в суставах.
Теперь
я летел в нескольких метрах над железобетонным полем, лавируя между площадками, что бы меня случайно не придавил какой-нибудь корабль, совершающий посадку.
В спину
мне летели злобные комментарии о том, что я никудышная любовница, поэтому от меня и сбежал муж.
– Разумеется, если
мне летят прямо в рот вместо голубей жареные курицы и даже петухи, то…
Сначала меня упаковали в коробку, потом
я летел самолётом и близко-близко видел облака, потом папа купил меня в магазине, и вот я здесь!
Они воодушевляли, дарили крылья, на которых
я летела дальше – навстречу любимому городу, с которым ещё не была лично знакома.
Последние девятнадцать лет
я лечил своих пациентов, сочетая методы диетотерапии и традиционного лечения.
– Зачем… – слова чужого языка еле удалось выдавить пересохшим горлом, – зачем
меня лечить… теперь? Я же всё равно… умру.
– Хорошо, – отозвалась я, – самолёт когда? Сегодня
мне лететь?
Не знаю, сколько времени
я летела, пока не поняла, что прямо передо мной находится именно то, что излучало бесконечный ослепительный свет.
Мои апартаменты, столовая зала, тренажёрный зал, парк, ну и медсекция, где
меня лечили после покушений.
Помню только сумасшедший визг тормозов, а потом
я лечу по воздуху и на одно мгновение передо мной вспыхивает летнее небо с ярким жёлтым шаром солнца.
Только тогда старик убедившись что ситуация взята под контроль, ворча начал
меня лечить.
Долго
меня лечили, и наконец в апреле 1924 года, как раз когда мне исполнилось двадцать лет, я был зачислен по должности командира полка – в запас.
– Я сжёг года жизни, то, что ты видишь – последствия. Но со мной всё в порядке и не стоит пытаться
меня лечить. Я и сам немного лекарь.
И принялась
меня лечить, отпаивая на редкость отвратительными на вкус отварами, растирая грудь вонючим жиром, беспрерывно причитая, какая я худенькая и бледненькая.
У меня было чувство в носоглотке, словно
я лечу зуб под анестезией. Настолько свежим и морозным казался воздух.
В каждый отпуск
я летела домой как на крыльях.
Но вот в одиночестве
я лечу впервые.
Сначала
я летела по воздуху как пикирующий сокол.
Чтобы дать людям возможность изменить свою жизнь в долгосрочной перспективе, я должен был обнародовать пошаговую программу оздоровления кишечника за счёт растительной диеты, с помощью которой
я лечил пациентов в своей клинике.
Это значит, что
я лечу больных людей растениями.
Если я заболею, будешь
меня лечить? – невинно уточнил он, вновь вставая у меня на пути.
День изо дня
я лечила экзему, крапивницу, астму, синуситы, а иногда и сложные аутоиммунные расстройства или иммунодефициты.
На попытку заставить
меня лететь вместе с ними я с удовольствием вспомнил и воспроизвёл непередаваемые обороты речи нашего училищного сержанта из моего далёкого курсантского прошлого.
Я летела навстречу новой жизни со множеством планов, как мне сохранить все мои драгоценные воспоминания, запечатлённые на страницах дневников.
Я чувствовала, что прямо за
мной летят ещё трое, считай, дышат мне в спину.
Отведя полу куртки в сторону, они осмотрели место ранения и безапелляционным тоном потребовали раздеться, явно собираясь
меня лечить.
Сначала мне в лицо летит стекло, а затем
я лечу уже сквозь него – прямо в колючую влагу морозного вечера.
Ничего не вышло. Сердце колотилось как ненормальное,
я летел куда-то вниз, в чудовищную черноту, где умирал свет.
Я прошмыгнула внутрь как раз вовремя – в лицо
мне летел нож.
Ещё утром
я летела в больницу, окрылённая тем, что всё-таки удалось найти деньги, а сейчас… сейчас от радости не осталось и следа, потому что проблемы не исчезли, они всего лишь видоизменились…
–
Я лечу вверх изо всех сил – и всё равно не могу вылететь из плотных листьев вяза!
Однажды
я лечил женщину с явным сглазом, увидел структуру этого сглаза в поле и понял, что, убрав её, можно убрать сглаз.
Хотя
я летел сюда больше двух суток, выполняя срочный приказ командира.
– Отлично. – Я злилась больше на ситуацию, но фыркнула на того, кто оказался в пределах досягаемости. – Тогда
я лечу с тобой!
Они позвонили в больницу и настояли, чтобы новой команде позволили
меня лечить.
В салоне было очень мало людей так, как
я летела первым классом, я привыкла что в нашем обществе мы одни, у бабушки такого не было.
Свет хлынул в глаза внезапно, вынуждая зажмуриться, но ощущение невесомости так и не исчезло. Казалось,
я лечу высоко над землёй…
Неловко подвернувшийся каблук, теряю равновесие в попытке ухватиться за перила, но рука не достаёт, и
я лечу кубарем вниз.
– Значит, это будет моя вина, – оборачиваюсь в дверях. – И тебе ведь уже не нужно
меня лечить.
Мы катались на лодках, охотились, удили рыбу и танцевали целыми днями, а по ночам
я лечил кашель.