Даже лучшие тогдашние
советские критики упрекали его в неискренности, приспособленчестве.
Раз язык/текст служит инструментом искусств уже на стадии мышления или фантазии, то
советские критики заключили превосходство литературы над искусствами.
На ценностной оси
советской критики противоположностью натурализма и формализма был социалистический реализм.
Румынская сторона с недовольством восприняла
советскую критику.
Советская критика рефлексировала не только по поводу культурных процессов, но и по поводу самой действительности в свете актуальных общественных идей.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: чебурахать — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Статья такого человека, не появившаяся в печати, – это уже очень тревожный сигнал и для нашей
советской критики и вообще для состояния критики в нашей стране.
Реакционная сущность формалистических теорий давно уже разоблачена
советской критикой.
Вместо «языка кино»
советские критики чаще говорили «специфика кино» или «искусство кино».
Его аксиоматичность регулярно проявлялась в
советской критике бесконечными контаминациями или синонимизациями литературы (части) и искусства (целого), постановкой литературы в позицию синекдохи искусств, наделением литературы признаками других искусств и, напротив, объяснением искусств в литературных терминах.
Советская критика предсказуемо обвиняла её в «творческом бессилии».
Однако
советская критика не была столь щедра на похвалы: отдавая должное техническим аспектам съёмки, действительно выполненным на уровне зарубежных коллег, куда большее внимание отечественные рецензенты уделяли общей идеологической шаткости фильма.
Когда те или иные направления (или практически всё, как случилось к 1934 году) отвергались советским официозом, их позиции могли смешиваться
советскими критиками до неразличимости.
Те редкие случаи, когда
советские критики брались рассуждать об иронии, сами являются образцовыми объектами иронии: «Ирония прежде всего несёт широкое общественное назначение, она должна стоять на высоком идейном уровне, защищать существенные интересы общественного прогресса, идти навстречу волнующим общество интересам и настроениям».
Самоочевидность и аксиоматичность этой мысли регулярно проявлялась в
советской критике синонимизациями литературы (части) и искусства (целого), превращением литературы в некую синекдоху искусства, наделением её атрибутами и качествами других искусств.
Как первый серьёзный опыт в этом направлении, этот труд был положительно оценён
советской критикой, хотя и указывалось, что он не свободен от крупных недостатков.
С другой стороны… Трудно найти среди
советских критиков старшего поколения человека с более сомнительной репутацией.
Не только перед официозной
советской критикой, к которой он принадлежал, а действительных заслуг, которыми могли бы похвастаться не многие из советских критиков.
Как всякий
советский критик, он умел говорить одно, а думать совершенно другое.
Да и в последующие годы, став вполне ортодоксальным
советским критиком, отличался от большинства прочих коллег.
Появление этого вопроса в
советской критике стало довольно неожиданным побочным эффектом первоначальной цели панорам, которая противоречила главному принципу и основам социалистической эстетики.
Видимо, именно эти образы вызвали отторжение со стороны
советских критиков, которые ожидали более гармоничного развития человека при коммунизме.
То же относилось и к
советским критикам.
Многие образованные советские читатели (в противоположность
советским критикам) разделяли эту точку зрения.
Ликуют
советские критики: «Победа качественно нового жанра…», «новая, небывалая доселе песня…», «пёс ни, принадлежащие профессиональным авторам, стали занимать в быту народа то место, которое раньше принадлежало песням народным».
Впрочем, скоро «магазин источников» закрылся, соответственно, закончился и «источниковедческий» период
советской критики.
Знаменитый автор, можно сказать, «совесть
советской критики» вдруг разразился хвалебной статьёй о стихах угрюмого графомана, прорвавшегося тогда к рулю литфонда.
Эти новые трактовки не признаются
советской критикой в качестве новых, а объявляются изначально присущими социалистическому реализму, который в сталинские годы был только «искажён» – без упоминания о том, что он в эти годы и был создан.
Не следует заниматься тем, что в
советской критике называется «лакировкой действительности», и менее всего, конечно, при посильно беспристрастном подведении итогов.
Социологическая критика 1920-х годов и последующих лет уже в лице
советской критики указывала на имманентность литературоведческого анализа формалистов как на основной недостаток.
Советская критика в целом не могла смириться с такой оценкой, потому что в рамках классового подхода такая оценка была недопустима.
Одновременно во французской критике растёт антипрустианская реакция, призывающая литераторов в выражениях, напоминающих лексикон
советских критиков, оставить «аналитические эксцессы бездельников-самокопателей» и посвятить своё творчество описанию социальных проблем «простого народа с его грубой, но настоящей жизнью».
Это мнение разделяла и
советская критика.
Когда типичная
советская критика – критика путём умолчания произведений эмигрантских авторов – в отношении меня не удалась, партийные идеологи решили публично признать существование книги, но разоблачить не её, а её автора.
Кроме того, ещё при жизни автор «Мореллы» служил мишенью для
советской критики.
Если в XIX веке исследователи ещё пробовали ставить вопрос о необходимости раскрытия и изучения особенностей русской культуры, то в XX в. такой задачи уже не ставилось, поскольку
советская критика разработала свою собственную, партийную, весьма действенную методологию и поэтому намеренно ограничивалась фрагментарным и расщеплённым исследованием произведений и биографий писателей.
Предполагалось, что физиологические ощущения – эстетическая значимость которых раз за разом становилась темой обсуждения
советской критики – обретали в кинопанораме чёткую, прогрессивную форму.
Теперь, полтора века спустя, мы уже можем судить, кто был прав – писатель или его
советские критики?
Искусство до 1917 года
советские критики назвали упадническим и пессимистичным.
Это позволило
советской критике сделать вывод о революционной настроенности поэта.
Весьма разнообразной была и стилевая принадлежность экспонатов, среди которых были как реалистические, так и более смелые работы, которые
советская критика охарактеризовала как «крайне формалистические».
Нынешние байки о поголовной сервильности
советской критики – чистой воды вранье.