Это открытие было сделано
русскими формалистами, т. е. основателями формальной школы в литературоведении, сделавшей основным направлением изучение художественного текста, его художественной формы.
Иллюстрацией такого культивирования лингвистики может служить построение поэтики
русскими формалистами.
Таким образом,
русские формалисты признавали особое воздействие поэтической личности на читателей 1920-х годов.
Можно, наверное, сравнить это с операцией остранения в представлении
русских формалистов о художественном приёме.
Чтобы лучше понять этот последовательный процесс абстрагирования, стоит вернуться к старому противопоставлению, пригодному и поныне в качестве первого подступа к проблеме: к различению, предложенному
русскими формалистами, между фабулой и сюжетом.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: приляпывать — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Считается, что именно этот доклад способствовал формулировке понятий «поэтическая речь» и «поэтический язык»
русскими формалистами.
Деловой разговор поведём, как и завещали великие знатоки литературы –
русские формалисты.
Ар-деко основано на принципе разрушения автоматизма восприятия, о котором говорили
русские формалисты, и только маскируется под беспроблемное салонное искусство.
Как писали ещё
русские формалисты, в истории литературы архаическое и новаторское часто неразделимы.
Первыми о примате «имманентного» анализа поэзии, согласно которому прочтение стиха нужно начинать с самого нижнего уровня, то есть звука и стиля, двигаясь к верхнему (идеи и образы), – заговорили
русские формалисты.
Как сказали бы
русские формалисты, «литературный ряд» сложным образом соотносился с внешними рядами, в некоторых аспектах оказываясь от них автономным, а в других вписываясь в логику их развития.
Нельзя сказать, что
русские формалисты не осознавали всего этого.
Последнее оставалось, конечно, в условиях 1920-х годов не более чем благим пожеланием, слабым звеном в аргументации производственников, которое перехватывалось идеологической машиной государства, легко подменяющей утопии творчества идеологемами труда (…) Из противопоставления труду творчества, а одинокой личности художника – коммунального тела “пролетариата” мы и предлагаем интерпретировать “утилитаризм” производственников, критику ими автономии искусства, только на первый взгляд противоречащие ранним футуристическим манифестациям и теориям ранних
русских формалистов.