Васильева должна была уступить место новой логике, весьма необычной для всего
европейского рационализма.
Решётками спецификации становятся понятия патологии и нормы, сознательного и бессознательного (последняя пара понятий объединяет искусство душевнобольных с наивом и примитивом как объектами, удалёнными от
европейского рационализма и тоже включаемыми теперь в культурное поле).
Рассматривая медицину как образец рационального познания, нельзя не отметить, что медицина развивалась на фоне тех традиционных мифологических и религиозных воззрений, которые сопутствовали становлению
европейского рационализма в самых его истоках, закладывая основы преднаучного знания.
Основную тенденцию в использовании общих понятий, их роль в становлении
европейского рационализма как особого направления внутри европейской философской мысли мы можем характеризовать как постепенный отход от религиозного объяснения порядка вещей.
Философ был искренне убеждён в наличии у русской философии перспективы органичного вхождения в мировую философскую культуру, минуя мировоззренческие издержки
европейского рационализма и не разрывая её духовных связей с православной традицией.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: лактонный — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Дискурсивное мышление представлено в контексте становления
европейского рационализма, элементы которого обнаруживаются уже в недрах древнегреческой философской мысли.
Открытие их горделиво ставит себе в заслугу наука, напрасно при этом, по мнению экзистенциалистски настроенных мыслителей, забывая, что за тонкой корой освоенного ею колышется неисчерпаемый, сколько ни старайся, хаос, время от времени прорывающийся наружу и напоминающий о всемогущей случайности как исходной и единственно несомненной «структуре» сущего. «Философия существования», питаясь болезненным смущением умов перед историческими потрясениями нашего века, отвергала присутствующую подспудно или явно почти во всех построениях
европейского рационализма посылку о глубинном тождестве бытия и мышления, согласно которой человеческий дух и окружающий мир в конечном счёте обладают одинаковой природой, что и позволяет, с одной стороны, обосновать безграничные возможности разума познавать ход вещей, а с другой – полагать этот ход вещей где-то в своих потаённых недрах разумным даже тогда, когда секреты такой разумности пока что не раскрыты.
Европейский рационализм приучил нас к научному скепсису, освободив от догматических норм, но разрушив волшебство и сакральность окружающего мира.
Именно в недрах натурфилософии можно обнаружить систему рациональных понятий, что, в целом, позволяет рассматривать этот исторический этап философии как начало
европейского рационализма.
На его примере мы можем увидеть всю абсурдность, до которой дошёл
европейский рационализм, которым так кичатся экономисты и политики.
Обращение к истории философии даёт богатый материал для обоснования концепции
европейского рационализма, идеи которого восходят к древнегреческой философской мысли, которая имеет своё начало в единстве мифологического и рационального.
Вместе с тем зачатки представления о человеке как о сложноорганизованном целом обнаруживаются на протяжении всего этапа становления
европейского рационализма.
Кризис, переживаемый сегодня западным сообществом, – это кризис, прежде всего,
европейского рационализма, шагнувшего теперь и за пределы своего континента.
Европейский рационализм, в основе которого лежит элейское понимание бытия, возник вследствие исключения времени из сферы объективного бытия.
Особое значение имеет проблема соотношения рационального и внерационального в связи с формированием науки, в качестве образца я буду рассматривать становление
европейского рационализма как феномена, сопряжённого с формированием конкретного научного знания и образцом такого выступает, в частности, медицина.
Актуальность использования результатов греческих философов связаны с пониманием той интеллектуальной революции, которая произошла в VI веке до н. э. и затем дала толчок становлению
европейского рационализма как направления со своим особым понятийным языком и проблематикой философии в целом.
Во-первых, российскую, если так можно выразиться, интеллектуальную традицию определяло соединение немецкой учёности и русской духовности,
европейский рационализм с его тягой к синхронизации – упорядочению и художественность восприятия, пробивающаяся из народных глубин русской литературы.
Декарт, таким образом, стал первым картезианцем, поверившим в своё рациональное учение благодаря иррациональным видениям, даже не заметив парадокса, который должен бы смутить отца
европейского рационализма.